Ольга Арсентьева - Серенада новогодней ночи

Тут уж калиф не выдержал – выскочил из-за перегородки и заключил обомлевшую Ясмин в объятия.

Начальник стражи деликатно удалился.

Удалимся и мы, ибо этим двоим есть о чем поговорить.

* * *

«Так нечестно, – подумала Алена, наткнувшись взглядом на коротенькое словечко «Конец». – Как можно обрывать на полуслове такую историю?! Что дальше-то было, простила ему Ясмин его обман и его калифство или нет? Вышла она за него замуж? Или гордо повернулась и навсегда покинула дворец, оставив рубины на мозаичном столике у резной ореховой перегородки?»

А ты сама-то как думаешь, ехидно спросил внутренний голос. Что для Ясмин важнее – принципы или любовь? Ну то-то же… А что важнее для тебя?

– Не знаю, – простонала Алена, – я ничего уже не знаю и не понимаю.

Но ты его любишь?

– Да! Люблю! Очень! Но я… Я не знаю, что мне делать! Не знаю, что будет дальше!

Есть лишь один способ это выяснить, деловито отозвался внутренний голос. Надо взять рубины, то есть сапфиры, и пойти с ними… Нет, не во дворец. Во дворец ты уже ходила. Надо пойти туда, где он впервые увидел тебя, а ты – его, пусть мельком и со спины. И если это судьба, ты снова встретишь его там.

* * *

Суббота. Первая суббота января. Шесть часов вечера. От полученной неделю назад тринадцатой зарплаты почти ничего ни у кого не осталось.

И все же в баре «Вечерняя звезда», что на Лиговском, по-прежнему не протолкнуться.

– Бармен, – кричит, хлопая ладонью по стойке, клиент в приступе острой душевной тоски, – бармен! Друг! Сделай мне что-нибудь такое, чтобы я выпил и сразу про все забыл.

Бармен, высокий блондин в фирменной жилетке, которая несколько узка в плечах и немного широка в талии, окинув клиента быстрым внимательным взглядом, смешивает ему «Кровавую Мэри» с двойной дозой водки и тройной дозой черного перца.

Клиент, выкинув соломинку, одним махом опрокидывает в себя стакан. Глаза его лезут на лоб. Он широко раскрывает рот, словно выброшенная на берег рыба, и, не в силах произнести ни слова, жестом просит повторить.

Бармен повторяет. Его уже призывают к другому концу стойки вопросом: «А что это у вас там за голубенькая бутылочка с какими-то водорослями внутри?» Но он не спешит к жаждущим испить из голубой бутылки с водорослями. Он замирает на месте.

Потому что в шуме и гаме, в духоте и многолюдстве, в тяжелых и плотных барных звуках его настигает звук тончайшей серебряной струны. Тихий голос, просящий кофе по-турецки. Ее голос.

* * *

Разделенные стойкой, они стоят и молча смотрят друг на друга. И вот уже кто-то догадливый, вышмыгнув из двери за стойкой, начинает сам принимать заказы, а кто-то другой, не менее догадливый, привстав на цыпочки, почтительно шепчет шефу на ухо, что вот как раз сейчас в углу освободился самый лучший столик, уютный и удаленный от общего шума и суеты.

И какую-нибудь минуту-две спустя они уже сидят за столиком, и перед ними стоят крошечные чашечки кофе по-турецки, и мягко лучится в тонкостенных высоких стаканах холодная родниковая вода, которой положено запивать благородный напиток.

Как и неделю назад, кофе Грубин сварил сам. И, как и неделю назад, он получился безупречным.

Но похоже, безупречному напитку предстоит сегодня остыть и пропасть без толку, потому что ни Алена, ни Грубин не обращают на него ни малейшего внимания.

– Я пришла, – наконец говорит Алена, сжимая и разжимая тонкие пальцы, – сказать тебе, что я… что, если ты не передумал… я выйду за тебя замуж.

Грубин смотрит на нее молча. Он ждет. У него хватает выдержки ждать.

– Я подумала, что… Ну, это не важно, бармен ты или президент. Если я готова быть с тобой в бедности, то должна быть готова и к богатству…

И снова ни звука, ни жеста с его стороны. Алена смотрит на него умоляюще, но понимает, что помогать ей он не собирается. Она должна пройти этот путь сама. До конца. Не зная, что ждет ее в конце – принятие или отказ.

– Важно то, что я люблю тебя. И хочу быть с тобой. И это единственное, что важно.

* * *

– И еще… Я хотела просить тебя…

– Да? – впервые за время встречи разомкнул уста Грубин.

– Я хотела просить тебя, – справившись с собой, тихо, но твердо произнесла Алена, – не продавать компанию. Это ведь то, что ты создал. Это дело твоей жизни. А теперь и не только твоей, но и многих других людей. Если же тебе не хватает денег, то вот…

Алена полезла в сумочку и дрожащими руками вытащила белый футляр.

Грубин взял футляр и задумчиво, как будто в первый раз видел, повертел его.

– А еще, если тебе придется продать дом, то мы сможем жить у меня…

– У тебя? – переспросил Грубин.

– Ну да! У меня маленькая квартирка, однокомнатная, зато своя, – с гордостью произнесла Алена. – Я получила ее в наследство от бабушки.

И тут Грубин улыбнулся. Мягко и ласково, как прежде, – словно солнечный луч упал на истомившуюся Алену с безнадежно затянутого в последнее время тучами неба.

– Да? Ты согласен?

Грубин взял ее руку и поднес к губам.

– А ты? Ты согласна жить со мною, где бы то ни было?

– Да! – засияла Алена. – Только, пожалуй, нам придется потратиться на новый диван… Старый, узкий, скрипит, и пружины из него торчат…

– Пусть торчат. Не надо покупать новый. Мы с тобой будем жить в доме. В нашем доме. И ездить на нашей машине.

Алена изумленно посмотрела на него.

– Где бы то ни было, – напомнил ей Грубин, видимо, не так истолковав ее молчание. – Ты обещала.

– Ох, да я не… Конечно, где бы то ни было! Где бы ты ни пожелал! Только как же…

– Очень просто, только что, перед самым твоим приходом, я узнал, что мой адвокат договорился с Тамарой. Не знаю уж, как ему это удалось, но она согласилась на наши условия. При разводе она получит не половину моих денег, а четверть. А остальное я буду выплачивать ей в течение трех лет. Так что не только компанию, но и дом, и машину нам удастся сохранить, – сказал Грубин, раскрывая футляр. – И это тоже. – Он надел колье на прикрытую высоким воротом блузки Аленину шею. – Пожалуй, хватит денег и на такое же кольцо.

Часом раньше. Номер люкс гостиницы «Астория».

– Тетя, я так верил вам, а вы меня обманули…

– Не говори глупости! В чем это я тебя обманула?

– Не надо, тетя. Я все знаю.

– Знаешь… Да что ты можешь обо всем этом знать?!

– То, что вы поступили неправильно.

– Не тебе меня судить!

– Почем знать… Может, и мне.

– Ах, да замолчи! Зачем ты вообще пришел, мораль мне читать?! И зачем у тебя на голове этот дурацкий красный колпак с белым помпоном?

– Затем. Я сегодня, как и вчера, как и первого января, работаю Дедом Морозом. На общественных началах. Просто делаю людям разные хорошие подарки. И вам, тетя, тоже. И первого января, и сегодня. Очень важный и нужный подарок, просто необходимый для вас…

– Да что ты говоришь? И какой же?

– Я пришел спасти вас. Я пришел, чтобы уберечь вас от непоправимой ошибки. Не требуйте от Александра Васильевича столько денег и сразу. Дайте согласие на отсрочку. Иначе ему придется продать компанию…

– И пусть! И пусть продает! Да я вообще его нищим сделаю, по миру пущу! Он мне за все заплатит!

Молчание.

– Все, Саша, уходи. Я жду звонка от адвоката.

– Вот и хорошо. Вы скажете ему, что согласны на его предложение.

– С чего это я так скажу?

– А с того, тетя, что в тюрьме деньги вам не понадобятся.

Снова молчание. На этот раз с другой стороны. Потом тихо, угрожающе:

– Что ты сказал?

– То, что вы слышали. Вы, тетя, совершили преступление.

– Ерунда! Сандро ни за что не станет заявлять на меня в милицию!

– Он не станет. Это сделают другие, у которых есть запись вашего признания.

– Ха! Признание получено под давлением! Оно ничего не стоит, а свидетелей у них нет!

Молчание. Вздох.

– Свидетели есть, тетя. Я и Ираида Глебовна. Если понадобится, мы дадим показания. Пусть меня даже привлекут как соучастника…

– Саша!! Ты окончательно спятил?!

– Нет, тетя. Меня многие считают… Ну, недалеким, что ли… Но как раз сейчас я все очень хорошо обдумал. И я уверен, что поступаю правильно. Я все сказал. Теперь вам решать.

И в этот момент зазвонил массивный, белый, весь в золоте и слоновой кости гостиничный телефон.

Тамара, кусая губы, протянула руку к трубке, но тут же отдернула ее:

– А если я… соглашусь?

– Тогда, – сказал Саша, поднимаясь с белого мохнатого гостиничного пуфа, – никто ни о чем не узнает. Никогда.

– Обещаешь?

– А разве Дед Мороз может лгать? И разве я когда-нибудь вас обманывал?

– Вряд ли тебе бы это удалось, – презрительно фыркнула Тамара.

Но Саша нисколько не обиделся.

Он прослушал разговор тети с адвокатом и, убедившись, что все в порядке, вежливо попрощался с ней (ответа, впрочем, не получил), поправил колпак и вышел на улицу.

В темном январском воздухе летал снежный пух.

«А мне нравится быть Дедом Морозом, – подумал Саша. – Хорошая работа. Жалко только, что сезонная».

Он с удовольствием вдохнул полной грудью бензиново-уличные ароматы и зашагал в сторону Невского.

На пути ему попался недавно открытый цветочный магазин, весь прозрачный и сияющий, словно подсвеченный изнутри аквариум.

«А почему бы и нет, – сказал себе Саша. – Новый год продолжается».

Гордо прошествовав мимо недорогих гвоздик и хризантем, он подошел к витрине с томными, размером с тарелку, испанскими розами и благосклонно кивнул заулыбавшейся при виде его колпака продавщице.

– Девушка… – Он достал бумажник. – А подскажите, пожалуйста, какого цвета розы должны особенно нравиться блондинкам?