Его слова так растрогали Александра, что слезы навернулись ему на глаза.

— Господи, — вздохнул он, — не говори так, мальчик. Все мы рождаемся такими, какими нас хочет видеть Бог. О человеке судят только по поступкам. И раз ты не можешь быть хорошим слугой миссис Уэстон — а ведь она добра к тебе и кормит тебя, — то не заслуживаешь доброго обращения. Но если ты будешь покладистым, то нам все равно, какое…

— Ты и правда некрасивый, — вставила Мелиор Мэри и тут же добавила: — Мистер Поуп, вы ведь не выгоните его, правда? Все-таки хоть какая-то компания.

Том без лишних слов протянул ей свою шершавую руку, и она почувствовала на себе преданный взгляд голубых глаз. Теперь у нее появился друг на всю жизнь.

Но Джон Уэстон был похож на великана, которому в пятку впилась колючка. Он не задумывался над своей семейной жизнью, пока она не стала серьезно беспокоить его. Перед соседями и друзьями он старательно разыгрывал роль брошенного мужа: сначала не желал ни с кем разговаривать, а потом, стоя под восхищенными взглядами миссис Нельсон и миссис Рэккет, такой высокий и могучий, изливал им душу. С их точки зрения, Джон был самым восхитительным мужчиной на свете, а Елизавета — сущей ведьмой. По их мнению, из Мелиор Мэри не могло получиться ничего хорошего, раз она попала под такое дурное влияние, и обе в один голос советовали ему вернуть ребенка, не откладывая дела в долгий ящик.

— Какая от этого польза, мистер Уэстон? Неизвестно, кем она вырастет.

И все посмотрели на несчастную миссис Рэккет, имевшую общего отца с Поупом, а она отвратительно покраснела под париком устрашающих размеров.

— Я поговорю с ее опекуном, — ответил Джон, имея в виду сэра Уильяма Горинга, державшего одну руку на Библии, а другую на бедре горничной. Где еще найти лучшего кандидата, способного подать пример добродетели безгрешного христианского брака!

Прошла зима, и в первые дни весны расцвели нарциссы. Мелиор Мэри, глядя на маленький табунок первых цветов в крытом саду, думала о замке Саттон и вспоминала золотистый ковер, простиравшийся так далеко, что не окинуть взглядом.

Но это время года, пробуждающее в крови первобытные инстинкты, тревожило Елизавету. Среди своей почты она нашла письмо, подписанное знакомой рукой ее опекуна, и, распечатав его, прочла: «Елизавета,

Мне сообщили обо всем, что вы совершили за последнее время, и я настаиваю на разговоре о воспитании Мелиор Мэри. Проклинать вас может только всевидящий Господь, но все же…»

Пространное послание в таком же духе занимало три страницы, и, дочитав его до конца, она почувствовала себя нехорошо. В обмен на свою свободу Елизавета должна была вернуть Джону Уэстону дочь. Недолго она пожила спокойно.

— Раз моя супруга не ответила на письмо, вы сами должны увидеть ее и потребовать возвращения Мелиор Мэри.

— Конечно, Джон, конечно.

Сэр Уильям Горинг похлопал себя по животу и слегка отрыгнул, надув щеки. Только что он великолепно отобедал с Джоном Уэстоном, который потчевал его различной дичью, вареной говядиной, пирогами с бараниной, фруктовыми желе и взбитыми сливками. Все это завершилось исключительным вином, а в качестве последнего штриха был предложен выдержанный портвейн и первоклассный табак.

Набив ноздри до отказа, он подумал, что никогда в жизни не испытывал такого удовольствия. И дело было не в еде и питье, и даже не в том, что его попросили увидеться с капризной подопечной и вразумить ее, хотя эта миссия была ему по душе — он обожал играть роль строгого судьи. Нет, больше всего Уильяму понравилась служанка — она принесла ему кувшин с горячей водой и позже должна была согреть постель. Именно эта пухленькая малышка с большими темными глазами и ниспадающими черными волосами заставила его погрузиться в приятные мысли. А как она многообещающе подмигнула, когда склонилась в реверансе, выражая свое почтение… Когда Уильям Горинг еще раз взглянул на нее, девушка приняла скромный вид, но он совершенно точно запомнил то, другое выражение ее лица. Единственный раз жена не поехала с ним в Саттон, оставшись дома из-за вздувшихся вен на ногах. Накануне его отъезда она сидела в кровати и читала вслух из Библии, а когда он выходил из комнаты, так гневно скосила на него глаза, что Уильям сжался от страха, как и всегда, когда видел ее.

Но теперь все посторонние эмоции были вытеснены размышлениями о восхитительной служанке.

— …И этот Поуп всех шокировал. Ингфилды и миссис Нельсон больше не заходят к нему. Он не общается даже со своей сестрой.

Сэр Уильям опять сконцентрировался на Джоне.

— Поуп? — переспросил он.

— Да, да, — сказал Джон раздраженно. — Этот чертов карлик, который увез мою жену. Она, вероятно, была не в себе, но факт остается фактом — их видят вместе.

Сэр Уильям сморщил губы в маленькое «о».

— В семье Гейджей не все ладно, Джон. Я думаю, сейчас можно сказать об этом прямо. Недавно произошло нечто очень нехорошее.

— Что?

— Дурной брак. Вмешалась плебейская кровь.

Джон тут же вспомнил историю с собственным дедом.

— Такое случается в большинстве семей, — отрезал он.

— Конечно. Но семья Гейджей на виду. Этот чертов повеса Джозеф, а теперь еще Елизавета изображает из себя распутную девчонку.

— Неприятно звучит, — заметил Джон.

— Правда не бывает приятной. Крепитесь. Уже завтра я объясню вашей жене, какова цена греха.

Он налил себе еще порцию портвейна и с наслаждением выпил ее двумя глотками.

— А теперь — спать. Я буду молиться, Джон, и вы тоже молитесь. Если грех Елизаветы действительно оскверняет святые узы брака, это ужасно.

Он глубоко вздохнул и поднялся со стула. Джон тоже встал, но сэр Уильям остановил его:

— Можете не провожать меня. Посидите немного один в тишине. Спокойной ночи.

Когда он шел через Большую Залу за лакеем, освещавшим путь, его надежды возродились. С одной из галерей за ним подглядывала та соблазнительная служаночка. Уильям Горинг поймал ее взгляд, и она тут же скрылась из виду. Но он не обнаружил ее в спальне, когда наконец пришел туда, и с огорчением увидел, что постель уже разобрана. Настроение сразу упало — он так стремился к ней…

Сэр Уильям со вздохом опустился на кровать, и тут дверь бесшумно открылась. В проеме показалась та самая девушка. Свет снаружи ослепил его, но спустя мгновение он был очень удивлен и возбужден тем, что она стоит перед ним совершенно голая.

— Боже милостивый, девушка! — воскликнул он. — Как тебе не стыдно? Что тебе надо?

— О, сэр, — ответила она. — Я пришла к вам за помощью. На мне лежит тяжкий грех вожделения, а я слышала, что вы хороший человек и регулярно возносите молитвы Господу.

Девушка широко и невинно улыбнулась, но глаза выдавали ее.

— Ты должна уйти, — сказал он. Она подошла ближе.

— О, неужели вы не выслушаете мою исповедь, сэр Уильям? Прошу вас, сэр!

С этими словами она упала перед ним на колени, умоляюще взмахнув руками. Сэр Уильям, как ящерица, провел языком по губам.

— Оставь меня, бесстыжая!

Но глаза девушки загорелись неприятным огнем, и она вкрадчиво произнесла:

— Хотите, я покажу вам, что сделали со мной мужчины? Только такой святой человек, как вы, поймет это. Вы ведь даже не знаете, о чем я говорю.

— Всякий блуд ужасен, — ответствовал сэр Уильям. — Это очень дурно. Но все же есть надежда на спасение твоей души, если, конечно, ты и вправду раскаиваешься.

— Да, сэр, конечно.

— Ну, тогда покажи мне, как плохо с тобой обращались, чтобы я мог помолиться за тебя.

Девушка бросила на сэра Уильяма невиданно развратный взгляд и принялась целовать его белые пухлые колени. Все вокруг превратилось в крики, тяжелое дыхание и капли пота — слишком большой вес и возраст пытались угнаться за молодостью и поразительной распутностью, и сэр Уильям на вершине ужасающего блаженства снова и снова выкрикивал: «Бесстыжая, бесстыжая, бесстыжая…» — а она царапалась до крови.

После неприятной встречи со своим опекуном Елизавета прибегла к столь модным в то время ваннам. По совету Поупа она уехала в малоизвестную деревушку близ Малвернских источников, где можно было успокоиться и привести в порядок мысли.

Поуп приехал за ней как раз в тот момент, когда сэр Уильям Горинг влезал в готовую к отъезду карету. Войдя в дом, он нашел Елизавету не в слезах, а в куда более опасном состоянии. Она, побелев, застыла, на стуле и не могла вымолвить ни слова, поэтому суть дела поведала Клоппер, которая, естественно, все подслушала:

— Я прошу прощения, мистер Поуп, но он назвал ее осквернительницей брака и проституткой и сказал, что Мелиор Мэри должна быть немедленно возвращена отцу.

— А что ответила миссис Уэстон?

— Она сказала, что никогда так не сделает, что это разобьет ей сердце.

— И что ответил сэр Уильям?

— Что при необходимости они с вашим мужем будут действовать силой, потом он вышел, а чуть позже вошли вы.

Только через час Елизавета смогла говорить.

— О, Александр, они не могут отобрать ее!

— Им не позволят. У меня дома лежит незаконченное письмо Джону Кариллу, я добавлю туда post skriptum. Пусть он попытается быть связующим звеном между нами и вашим супругом. Он очень влиятельное лицо.

— Он уже делал это однажды, но мой опекун проигнорировал его. Александр, они грозятся применить силу.

Поэт зашагал по комнате, крайне возбужденный.

— Будь я нормальным мужчиной, я бы вызвал Джона Уэстона на дуэль и положил этому конец раз и навсегда. Ничто не доставило бы мне большего, удовольствия, чем сделать ему дырку между глаз. — Он весь кипел от переполнявших его чувств. В нем накопилось много злых шуток. — Но, увы, при моем росте единственное, что я могу сделать, — воткнуть ему кинжал между ног.

Елизавета засмеялась, а Александр продолжал:

— Тогда я посмотрю на Джона Уэстона. Я убью вас во цвете лет, сэр! И вас, сэр Горинг, и вас, и вас!

Он заплясал по комнате, размахивая в воздухе кулаками и нанося воображаемые удары. С него слетел парик, глаза блестели, как у полевой мыши, на которую он в тот момент был очень похож. Это жалкое маленькое тело буквально излучало широту души и величие намерений.