Она долго рассматривала ангела с поникшими крылышками, такого изящного, такого грустного, и ей хотелось плакать. Здесь, наверное, когда‑то был похоронен ребёнок. Потом долго бродила между безымянными холмиками, поросшими уже побуревшей травою, и величественными склепами между золотевшими и багряными деревьями, наслаждаясь покоем и тишиной. Она искренне недоумевала — почему люди боятся кладбища? Лена села на холодную мраморную скамейку, подивившись тонкой работе, отдохнула.

Уже собиралась уходить "старой" дорогой, когда заметила узенькую тропинку, которая, как Лене показалось, должна была быстрее вывести её к станции. Лена пошла по тропинке, озираясь вокруг. Захоронения здесь были более "молодые" — 20–30 летней давности, а метрах в десяти высился совсем свежий холмик с ещё не успевшими испортиться бумажными венками. "Наверное, тот парень, о котором бабка Наталья рассказывала", — подумала Лена, сворачивая вправо, чтобы посмотреть угадала она или нет. Лена обошла могилу, желая прочитать надпись на деревянном, окрашенном чёрной краской кресте. Среди венков, словно в цветнике, стояла большая фотография, перевитая в уголке траурной лентой.

Лена смотрела на неё и не могла поверить своим глазам. Этого просто не могло быть! Не могло! С фотографии на неё смотрел… Серёга. Лицо его было какое‑то чужое, отстраненное, как будто в момент, когда его фотографировали, он уже видел что ТАМ. Но это были его губы, нос, волосы… Он или не он? Черты Серегины, но выражение глаз другое, он никогда так не смотрел. Лена боялась поднять голову выше, чтобы прочитать надпись на кресте. Она долго стояла, сжав руки в кулаки с такой силой, что коротко обрезанные ногти впились в кожу. Господи, сделай так, чтобы это был не он!

Лена решилась взглянуть на надпись. И будто кто тяжелым по голове ударил: Роднянский Сергей… Сергей, Сергей, Сергей, Сергей… Словно тысячу раз повторяющийся кадр.

Сколько же ты прожил Серёжка? Лена посмотрела на дату смерти. 20 лет? Почему 20? Ведь тебе 23 или 24 года было? Сердце Лены подпрыгнуло: может не он? Но разве бывают такие совпадения? Она ещё раз посмотрела на надпись: Роднянский Сергей Юрьевич. Серега был Юрьевич? А может Александрович, или Петрович. Лена так и не удосужилась спросить его отчество. Лена вдруг поняла, что всё равно думает о Серёге, как о живом. Она может тысячу раз перечитать эту проклятую табличку, но он для неё живой.

А ведь теперь правильно будет говорить о Серёге "был". Это слово стегануло её, словно плёткой. Был. И больше не будет. Ни ласковых голубых глаз, ни сильных рук, ни молодой, пахнущей морем кожи.

"Не уберегла я тебя, мальчик мой, — думала Лена, постепенно осознавая весь ужас происшедшего и чувствуя, как слёзы горячими ручьями катятся по щекам, подбородку, шее. Лена прижала руку к груди, чтобы унять жгучую боль, и ей показалось, что сейчас пальцы, вся она расплавится, словно воск, в этой боли и просочится туда, под землю, к Серёге.

Лена припадёт к ногам того чёрного подземного бога, или дьявола, что забрал Сережу и будет молить вернуть его. Это она во всём виновата! Он любил её, а она не верила. Господи, где были её глаза, ведь слепому ясно, как он любил её! И она могла быть с ним счастлива. Но Руслан закрыл ей пол мира. Лена вдруг разозлилась. Да пошёл он к чёрту этот Руслан. Что он дал ей, кроме боли и разочарования? Он как выжженное, засыпанное солью поле, ничего на нём уже не вырастет. И её хотел сделать такой же.

"Ибо мёртвые не знают ничего", — вспомнила Лена цитату из Библии. А вот она теперь знает все. Думала, такая сильная, всё прошла и пережила сама? Нет, сильным был Сергей. Терпел её нелюбовь и свою любовь. Уж кому, как не ей знать, что такое неразделённые чувства. Другая любовь была ей послана, а она взяла и втоптала её в землю. В прямом смысле слова. Теперь есть только прошлое, Лена теперь тоже "была". Опять у нее осталась только работа, как последняя нить, связывающая с жизнью. Лена спасёт десятки Сергеев, и может этим сотрёт вину перед одним.

"Да, да, у меня есть работа, работа ещё у меня есть", — шептала Лена, словно заговор. Вдруг она сорвалась с места и побежала, будто за ней гнались демоны. Сердце стучало, как бешенное и казалось, сейчас разобьёт ребра, словно прутья клетки, и выскочит. В голове у неё, как заезженная пластинка, крутилось одно слово: "Спасать, спасать, спасать". Она уже не понимала кого спасать, когда спасать, всё перепуталось в голове, слёзы застилали глаза, Лена не разбирала дороги, но всё бежала и бежала…

Очнулась она возле железнодорожного перехода в тот момент, когда поезд, истерически вереща на последней ноте, надвигался на неё зелёной громадиной. Лена замешкалась на секунду, утомлённый мозг отказывался быстро принимать решение.

"Беги!", — мелькнуло в голове.

Лена ринулась вперёд, но зацепилась за рельсу, с ужасом чувствуя, как страшная тяжесть наваливается на неё, придавливая почему‑то не к земле, а вверх.

Она пришла в себя недалеко от переезда, под железнодорожной насыпью. Лежала, подогнув под себя ноги, словно сгруппировавшись для прыжка. Лена с трудом поднялась, пошатываясь, побрела к платформе. В голове гудело, будто кто‑то бил молотком в чугунный колокол. Лена не понимала, что с ней было, сон или явь и вообще, было ли, что‑нибудь. Она подошла к переезду. Впереди зашуршало, Лена подняла глаза и увидела, как опускается шлагбаум, выкрашенный в бело‑красную полоску. Через секунду раздался пронзительный гудок, Лена вздрогнула и остановилась. Словно стрела мимо неё пронёсся поезд. Лена машинально взглянула на часы — без пяти пять. "Странно", — подумала она. Ей показалось, что столько же времени было, когда она бродила по кладбищу. Наверное, часы остановились.

Подождав, пока проедет поезд, Лена перешла на свою платформу. Села на раскуроченную шпаной лавочку и поняла, что замерзла. По привычке потянулась к молнии на курточке, чтобы подтянуть её повыше и обнаружила, что курточки нет. Она сидела в тонком трикотажном свитере, плотно облегавшем фигуру, но абсолютно не дававшем тепла. Лена даже не удивилась — уже не имела на это сил. Дождалась электричку и уже отъезжая заметила, что вдоль насыпи, рассыпались, словно листовки, голубые лоскутки, с проступающими на них кое‑где ржавыми пятнами.

Опустошенная, уничтоженная Лена добралась домой. Люди оборачивались, провожая недоумёнными взглядами красивую, бледную до синевы женщину с потухшими глазами, расхаживающую в тонком свитере в такой холод.

Дома Лена долго сидела, тупо уставившись в телевизор и не понимая ни слова, о чём там говорят. Она думала о Серёге, и вспоминала, вспоминала… Стремительные движения, упрямый подбородок, небольшой рубец на лбу, оставшийся ещё с детства. И "листок разврата" — так Сергей называл медицинские бюллетени, которые он брал, чтобы быть с ней, а не на занятиях. Лена страшно на него сердилась за это, боясь, что он станет плохим врачом. — Ну что ты, — серьёзно говорил Сергей — у меня же талант.

И это было правдой. Вспомнила, как смеясь, говорила ему:

— Сергей, ты приносишь мне удачу.

Он смешно пыжился и отвечал:

— Я твоя палочка‑выручалочка, — не понятно на что при этом намекая.

Однажды, они затеяли эксперимент: нужно было, находясь, далеко друг от друга, выбрать момент и мысленно позвать другого. Странно, но Сергей почти всегда отзывался на ее зов телефонным звонком или сам приезжал. А вот Лена его зов не почувствовала ни разу.

А если сейчас попробовать? Лена встрепенулась и тут же поникла: ты же врач, оттуда не возвращаются.

И всё же эта идея прочно засела у неё в голове. Словно слушая чьи‑то приказания, Лена выключила телевизор, убрала из комнаты все часы, чтобы не мешали своим тиканьем, села на диван и обхватив голову руками начала повторять:

— Серёжа, Серёжа, Серёжа…

Десять, сто, тысячу раз, пока совершенно не выбилась из сил и забылась тяжёлым, беспокойным сном.

Проснулась Лена уже ночью, оттого что кто‑то настойчиво звонил в дверь. Сначала подумала — может воры? Потом спохватилась: разве станут воры звонить, совсем с ума сошла. Кто же может к ней так упрямо рваться среди ночи?

Вдруг её сердце сделало бешенный скачок, ноги словно ватные, подогнулись. Лена оперлась о стенку, чтобы не упасть.

— Серёга — шептала она белыми, как мел губами, хотя и знала, что этого не может быть, — Серёженька.

Лена, собрав последние силы, бросилась к двери. Открыла. Перед ней похудевший, небритый, постаревший стоял Серёга. Лена прищурила глаза, словно ей больно было смотреть и, прижав руку к сердцу, медленно начала сползать по стене.

Сергей подхватил её, прижал к себе крепко‑крепко, такими родными сильными руками и, глядя прямо в глаза, словно пытаясь найти в них ответ на мучившие его вопросы, спросил:

— Звала?