Надписав адрес и заклеив конверт, Брайди спрятала его в сумочку, забралась в постель и стала думать о том, как скоро это письмо придет в Бостон. Вряд ли Уилли сумеет быстро приехать ей на помощь.

Уменьшив огонь в лампе таким образом, чтобы в окнах можно было видеть звезды, девушка откинулась на подушки. Было ли на земле другое место, где небо казалось бы таким близким, как здесь, и воздух так пьянил бы голову своей свежестью?!

«НИК ТАКОЙ МИЛЫЙ, — думала Брайди, рассеянно водя пальцем по одеялу. — Редко удается встретить настолько обаятельного и внимательного человека, как он. ИМЕННО ТАКИМ И ДОЛЖЕН БЫТЬ НАСТОЯЩИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН. КАК они не похожи с Таггартом Слоаном! Ник никогда бы не…»

Брайди потрясла головой, стараясь отогнать от себя картину, непрошеным гостем засевшую в мозгу: Слоан берет под руку абсолютно голую женщину и увлекает ее в свой дом. И, наверное, прямиком в спальню! От этой мысли руки покрылись гусиной кожей.

— А куда, интересно, еще может повести голую потаскуху человек такого сорта?! — выпалила девушка так громко, что тут же прикусила язык, испугавшись, что миссис Мэсси, живущая через стенку, могла ее услышать.

— Постарайся не думать об этом, — сказала себе шепотом. — Это тебя только расстраивает.

Взгляд Брайди лениво блуждал по неярко освещенной комнате, пока остановился, наконец, на открытом чемодане. И она невольно подумала, что не нужно было ей тащить сюда столько вещей. Вещей, которые находятся сейчас где-то возле Флэгстаффа и с каждым днем приближаются к Потлаку. Ее чемоданы набиты ночными рубашками, повседневными платьями, а также платьями для катания в лодках, игры в бадминтон, крокет, для верховой езды. А еще там целый ворох бальных платьев. Да разве в Аризоне ей удастся покрасоваться хоть в одном из них?

«ДА, — ответила себе девушка мечтательно улыбаясь, — У МЕНЯ ВЕДЬ ЕСТЬ ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ЗАЛА. И Я МОГУ ОДЕТЬ ОДНО ИЗ ЭТИХ ПЛАТЬЕВ И ПОСИДЕТЬ НЕМНОГО ТАМ…»

Представив себе такую картину, Брайди громко расхохоталась, но на этот раз прикрывать рот рукой уже не стала.

По крайней мере, украшений у нее не так много, попыталась успокоить себя девушка. И хотя она привезла с собой все свои драгоценности, но их можно по памяти пересчитать. Брайди принялась вспоминать, что лежит в ее шкатулке: пар двенадцать красивых сережек, все они маленькие, аккуратные и, за исключением одной пары с жемчугом, золотые либо серебряные; и еще одни сережки с бриллиантиками, которые Мойра купила ей в Париже; кроме того, в шкатулке должна лежать нитка жемчуга, такого же, что и в сережках, — эти украшения подарили Брайди родители в день ее шестнадцатилетия; еще у нее было около пяти ожерелий и восьми браслетов, которые вряд ли можно назвать дорогими. Конечно же, лежал в шкатулке ее старый браслет с брелоками. И новый, доставшийся ей от тетушки Мойры.

Брайди опустила ноги на пол и встала. Вот почему она никак не может уснуть! Подойдя к туалетному столику, она открыла шкатулку и нащупала в ней браслет.

Умея уже на ощупь безошибочно различать старый браслет от нового, она, все же, взяла в каждую руку по браслету, решив еще раз убедиться, что тетушкин браслет гораздо тяжелее.

Опустив, наконец, более легкий браслет назад в шкатулку, она закрыла ее и повернулась к кровати, сердито бормоча:

— Брайди Кэллоуэй, что, интересно, с тобой происходит? Нормальный человек на твоем месте уже давным-давно погасил бы лампу…

Ник был прав насчет застежки. Похоже, она действительно сломалась. Вырвав из своей густой шевелюры волосок, Брайди обмотала им несколько раз края застежки и завязала узлом, прибегнув к помощи пальцев другой руки и зубов.

— Правду говорят: голь на выдумки хитра, — прошептала она, чрезвычайно довольная своим изобретением. Подумав, что тетушка Мойра тоже не осталась бы равнодушной к тому, что она только что придумала, Брайди решила, однако, завтра же утром сходить к ювелиру и починить застежку на браслете. И, естественно, она будет присутствовать при его работе.

Еще раз убедившись, что застежка закреплена надежно, девушка затихла, в задумчивости перебирая брелоки браслета. Это украшение, бесспорно, самое дорогое из всего, что у нее было, и она успела к нему привыкнуть. Если бы не воля тетушки Мойры, Брайди не стала бы носить столь дорогую вещь днем и ночью, не снимая, а хранила бы браслет где-нибудь в сейфе.

Приподняв самый крупный брелок в виде диска, она прищурилась, пытаясь разглядеть изображенного на нем ангела, но огонь в лампе едва горел, и потому она видела лишь, как переливаются золото и серебро. Однако, она заметила, что серебряные брелоки уже не блестят так ярко, как раньше.

— Надо бы их почистить, — негромко сказала девушка, поглаживая брелоки. — Не волнуйтесь, мои милые, вы у меня будете сиять, как новенькие. Конечно, тетушка Мойра заботилась о вас лучше, чем я. Но я исправлюсь. — Брайди зевнула и, потянувшись, прибавила: — Только не сегодня. — И с этими словами она потушила лампу.

От постельного белья, которым была застелена ее кровать, пахло чистотой и свежестью, подушки были удивительно мягкими и, устроившись поудобнее, девушка положила руку под голову. Однако, почувствовав на лице холодное прикосновение металла, Брайди недовольно поморщилась и спрятала руку в браслете под подушку.

И сквозь дрему она подумала, что с тех пор, как надела этот браслет в гостиной адвоката Толбота, так ни разу его и не снимала, за исключением сегодняшнего вечера, да и то она рассталась с ним всего на каких-то полчаса. Каким далеким казался ей отсюда Бостон! Кора Толбот, должно быть, провела этот день в своем знаменитом саду, сплетничая о видных людях Бостона и потягивая лимонад, сдобренный изрядной порцией портвейна. Наверное, сидела так до тех пор, пока потеряла способность добраться самостоятельно до дома.

— Я рада, что сюда приехала, — прошептала Брайди засыпая и понимая, что как никогда искренна перед собой.


Ей снился Джонни, снилась та далекая, их первая и последняя ночь. Он кружил ее в лунном свете среди утесов и Брайди, снова превратившись в девочку, звонко смеялась. Потом Джонни уложил ее в траву, снял ночную рубашку и стал нежно ласкать ее тело. Когда же она заглянула ему в лицо, то увидела, что это совсем не Джонни, а другой… Это Таггарт Слоан ласкал ее. Это его нежные и сильные руки скользили по ее телу, гладили грудь, живот, бедра; осторожно, но настойчиво раздвигали ноги. И было очень жарко, слишком жарко для летней ночи. Когда же Таггарт Слоан припал к ее груди, Брайди почувствовала, что вот-вот сгорит, задохнется в этом нестерпимом зное. Уже не было мыслей о том, что он сделает ей сейчас больно. Если бы только она могла дышать, если бы только ей хватало воздуха…

Брайди проснулась от невыносимой жары, которая нарастала с каждой минутой. Еще наполовину сонная, она пробормотала:

— Подожди, подожди, — и сбросила с себя одеяло.

И только потом до нее дошло, что ей все так же жарко, и она давится удушливым кашлем.

Девушка спрыгнула с кровати и открыла глаза. Потрясенная, она уставилась на рыжие языки пламени, пожирающие занавески и подбирающиеся к ее постели. Чувствуя, что задыхается от дыма, и режет в глазах, Брайди бросилась к двери. Потом, вспомнив о сумочке, она подбежала к столику, схватила ее и выскочила в коридор.

Там опустилась вдруг на колени, почувствовав, как дрожат ее ноги и закричала пронзительным, испуганным голосом:

— Пожар! Пожар!

ГЛАВА 10

В комнате висел тяжелый, удушливый запах гари.

Сморщившись, Ник негромко выругался и поддел ногой кусок обгоревшей штукатурки. Кусок этот едва не попал в Абнера, выливавшего последнее и, по всей видимости, лишнее ведро воды в дальний угол комнаты Брайди.

— Осторожнее, — проворчал Абнер и выскочил в коридор, оставляя на ковровой дорожке черные отпечатки мокрых, покрытых копотью ног.

Все остальные, помогавшие тушить пожар, уже разошлись. Кто спустился вниз, а кто вышел из отеля: со двора до Ника доносились голоса. Только несколько человек все еще находились на балконе, убирая черную от сажи воду и головешки. В ночной тишине шуршали веники и скребли совки.

Ник поежился, разглядывая пострадавшую от пожара комнату. Здесь было так же холодно, как и на улице, потому что от огня полопались все стекла на окнах.

«Что ж, женщины часто засыпают, забыв задуть свои прикроватные лампы, — потирая руки, думал он, — а потом среди ночи случайно опрокидывают их. Так и сгорают люди, даже не проснувшись. Все должны предположить именно эту версию».

Все прошло, как по маслу, именно так, как и было Ником задумано.

Он выжидал два часа, нервно расхаживая в своей комнате из угла в угол. Необходимо было, чтобы девушка, наверняка, покрепче уснула. Затем он бесшумно выскользнул на балкон и прокрался к французским дверям, ведущим в ее комнату. Открыть их не составило особого труда, так как Ник заранее скрепил задвижку клейкой лентой, чтобы она не закрывалась.

Бесшумно проникать в темные комнаты было для Мэллори делом не новым и, к радости своей, он обнаружил шкатулку с драгоценностями на прежнем месте. Не сводя глаз со спящей Брайди, Ник осторожно открыл крышку шкатулки и нащупал среди множества других украшений нужный ему браслет. Быстро спрятав его в карман, он закрыл шкатулку и разбрызгал остатки керосина из лампы на занавески.

Пламя занялось так скоро, что по дороге в свою комнату Ник едва не закричал от радости.

Он решил, что если через пять минут никто не обнаружит пожар и не забьет тревогу, то он сделает это сам. К тому времени огонь достигнет такой силы, что, без сомнения, вряд ли найдутся охотники лезть в пекло и тушить пожар.

Брайди, эта идиотка, обязательно задохнется и сгорит. А значит, никто уже не узнает, что он интересовался ее браслетом и что она, все же, как примерная девочка, задула перед сном свою лампу. И пропажу браслета никто не обнаружит.