— Кто еще мог бы пойти на такой страшный шаг?

— Мара лишилась своего положения, когда Шахар перевели на двор фавориток. Но не думаю, чтобы она пошла на убийство ради возвращения своих апартаментов. К тому же Мара знает, что лишь она во всем гареме может оказать тебе особые услуги. Рано или поздно потребность в них возникнет, тогда Мара неизбежно вновь возвысится.

— Кто еще? — повторил прежний вопрос Дерек.

— А своих собственных врагов ты не принимаешь в расчет?

Какой-то момент Дерек задумчиво смотрел в сторону, потом спросил:

— Ты имеешь в виду моего главного врага?

— Да. То, что ты очень доволен новой наложницей, не является секретом и за пределами этих стен. А теперь представь себя на месте заговорщиков. Они понимают, что с ее появлением во дворце выманить тебя из него стало еще труднее. Зато им теперь ясно и то, что ты способен на безрассудство, если с ней что-то случится. Большая беда может сделать тебя настолько неосторожным, что ты пойдешь, например, на ее похороны.

— Хорошо, — оборвал он невыносимые для него рассуждения. — Твоя точка зрения мне ясна.

— Конечно, Хаджи-ага распорядится обыскать весь гарем, — продолжила Рахин. — Если нам удастся найти яд… — Она сделала паузу, задумавшись на секунду, затем уверенно закончила:

— Сомнительно, что кто-то может быть настолько глупым, что заранее не избавится от такой улики.

Дерек углубился в собственные мысли. Наконец сказал:

— Я хочу, чтобы ее как можно скорее перевели в мои апартаменты.

Рахин, пораженная этим распоряжением, даже дотронулась до его руки, вынуждая посмотреть ей в глаза.

— Если это нужно для ее безопасности, то мы сможем обеспечить ее здесь даже лучше, тем более сейчас, когда знаем, что девушка нуждается в защите. Ты не думал об этом, Джамиль? За стенами гарема ее ожидает гораздо больше неожиданностей. Не забывай, что уже несколько раз убийцы добирались даже до твоих покоев. Разве не подверглась жизнь Шахар опасности прошлой ночью?

В знак согласия он положил свою ладонь на ее руку.

— Я знаю. Просто я, кажется, не в состоянии быть рассудительным, когда речь идет о ней. Ты обещаешь, что с ней здесь ничего не случится?

Глаза Рахин, в которых уже давно никто не видел слез, повлажнели. Второй раз он обращается к ней сегодня за помощью и доверяет ей самое дорогое, что у него есть сейчас. А ведь уже многие годы он вообще ни о чем не просил ее. Джамиль даже ни разу не прикоснулся к матери за многие и многие годы. С тех пор как увезли Касима, это, кажется, случилось впервые.

— Джамиль… — начала она, но осеклась, поняв, что чуть не перевела разговор на своего второго сына. Рахин знала, что, услышав имя Касима от нее, дей придет в ярость, как это уже бывало раньше. Да и не время сейчас для этого. Мысли сына целиком занимала Шахар. О ней надо говорить. — Да. Я могу обещать тебе, что отравить ее пищу больше никому не удастся. С этого момента готовить для нее будет мой повар, а пробовать пищу — раб, который проверяет мою. Они со мной уже более двадцати лет. Более преданных людей найти трудно.

Дерек кивнул, успокоившись по крайней мере насчет возможности повторной попытки отравить Шахар. Он и сам уже понял неразумность своего решения забрать ее из гарема. И так уже он наделал много такого, чего никогда бы не позволил себе Джамиль. А брат ведь может отсутствовать еще несколько недель. Необходимо прекратить совершать поступки, способные навести на мысль о подмене, как бы ни хотелось ему взять Шахар под собственную защиту, не доверяя это другим.

Он вновь отвернулся к окну, показывая, что разговор пора завершать. К тому же он уже побаивался смотреть ей в глаза: тысячи вопросов хотелось задать ей, но для этого пришлось бы сказать, кто он на самом деле. И все-таки он не смог так просто расстаться с Рахин.

— Скажи мне, что она не умрет… мама, — попросил смущенно Дерек.

— О Боже! — воскликнула женщина. От чувств, которые вызвало последнее слово сына, у нее закружилась голова. Она покачнулась, и Дерек поспешил схватить ее за руку, испугавшись, что она может упасть.

— Что случилось?

— Ничего, ничего, — уверила Рахин, отворачиваясь. Суеверный страх помешал ей посмотреть сыну в глаза. — Не опасайся за Шахар, Джамиль. Ее долго рвало, а значит, вместе с остатками пищи вышел и почти весь яд. А какой сильный у нее характер, ты знаешь лучше меня.

— Но ей так плохо сейчас!

— Да. Но уже не столько от яда, сколько от слабительного, которое ей дали. Твои лекари найдут способ облегчить ее мучения. Уверена, что ей уже легче. Пойди туда, и ты сам в этом убедишься.

С этими словами Рахин повернулась и быстро пошла к выходу. Дереку показалось, что он ее чем-то обидел. Но отнюдь не обида заставила поспешить с уходом эту гордую и властную женщину. Ей необходимо было прийти в себя от приятного шока, который она испытала, когда он произнес одно-единственное слово «мама». Джамиль не называл ее так уже девятнадцать лет.

Глава 40


— Тебе лучше, дорогая? — спросила Рахин, присаживаясь на край кровати.

Шантель знаком попросила возившуюся с подушками Адамму удалиться.

— Мне меньше всего хочется рассказывать вам, как я себя на самом деле чувствую, мадам.

Мать дея лишь улыбнулась на неприветливый тон.

— Теперь я и сама вижу, что лучше. Девушку это утверждение рассердило еще больше, но продолжать препирательства не было ни желания, ни сил. У нее было такое ощущение, что кто-то досуха выжал ее , внутренности. Рот был наполнен горечью, кости ломило, а тело почти не подчинялось. Сейчас она была не сильнее котенка. И все-таки все это пустяки по сравнению с тем, что с ней творилось ранее. Говорить ей, однако, было еще трудно. Хорошо хоть, Рахин догадалась разговаривать по-английски и не надо было тратить дополнительных усилий на перевод.

— Ваш визит — дань вежливости умирающей? Рахин рассмеялась.

— Не валяй дурака, Шахар. Через несколько дней ты будешь как новая.

Шантель закрыла глаза, ощущая не то злость, не то радость от шутки матери дея. С того момента, как она погрузилась в это мерзкое состояние, никто не говорил с ней так весело, по крайней мере в ее присутствии.

— Следует ли это понимать так, что вы рады видеть меня среди живых?

— Очень рада, Шахар. Я не знаю, как это тебе удалось, но ты изменила Джамиля. Я так благодарна тебе за это. Можно сказать, что ты вернула мне сына.

— Я никогда не слышала, что вы теряли его.

— Это… это долгая и старая история, в ней нет ничего интересного для тебя.

Явная попытка уйти от разговора удивила девушку. Можно было продолжить эту тему, но ее мысли уже заработали в другом направлении.

— Скажите, правда Джамиль был здесь или мне это пригрезилось?

— Он довольно долго пробыл у тебя после обеда.

— А мне казалось, что он никогда не входит в гарем.

— Раньше да. Но с твоим появлением здесь происходит много необычного. К тому же это первый случай, чтобы принадлежащую ему женщину попытались отравить.

Выходило, что повышенному вниманию к себе она была обязана отравителю. Или нет? Мысли путались в голове Шантель.

— Как же так получилось, что именно мне выпала такая «честь»?

— Вряд ли нам удастся найти злоумышленника и выяснить причины, побудившие его пойти на этот шаг. Но больше такое не повторится, можешь не опасаться. Готовить для тебя будут теперь на моей кухне, а Хаджи-ага приставит к тебе двух своих личных телохранителей. Так что отныне кто-нибудь будет постоянно находиться возле тебя.

— Прекрасно, — произнесла с горечью Шантель. — Моя тюрьма становится еще более строгой.

— Тебе не следует относиться к этому таким образом.

— Не следует. Ах да, полагаю, что я должна быть благодарна тому, кто хотел меня убить.

Итак, убежать отсюда ей теперь уж точно не удастся. Но не это ее беспокоило. Себе девушка могла признаться, что уже не думает о побеге после последней ночи с деем. Но ей очень не хотелось, чтобы и другие поняли это, особенно Рахин. Ведь получается, что сбылось ее предсказание. Шантель не вынесла бы, если бы услышала от матери дея самодовольное: «Я же тебе говорила, что будет так».

Но как сумел Джамиль добиться произошедших в ней перемен? Как смог он, несмотря на ее гнев и обиду, сделать так, что она вновь страстно захотела его? И так сильно, о Боже! Они занимались любовью всю ночь напролет. Казалось, что смертельная опасность, которой ему с трудом удалось избежать, сделала его тягу к ней еще более нестерпимой. Ему было все мало и мало. И он сам был готов просить прощения за нанесенные ей обиды.

Наверное, она должна бы испытывать чувство стыда. Но этого не было. Ночью она почему-то простила ему свидание с Джамилей. Впрочем, понятно почему: он пообещал, что подобное не повторится. Но она поверила! Поверила, потому что он этого хотел. Потому что и она хотела! Что может быть проще. Не более чем намек на любовь, и она готова смириться даже со своим рабским положением. Неужели она и вправду влюбилась? Боже, вот ирония судьбы! Полюбить человека, имеющего сорок восемь женщин! Следует постараться, чтобы это чувство хотя бы не стало действительно сильным.

Дойдя в своих рассуждениях до этого места, Шантель вдруг вспомнила, что за всю проведенную с Джамилем ночь так и не успела поговорить с ним о самой попытке покушения. Интересно, связана ли она была с тем, что и ее вскоре попытались убить?

— ..тебе не кажется? — услышала она окончание фразы Рахин, которая, видимо, отвечала на ее колкость.

— Извините, вы что-то сказали?

— Я сказала, тебе следует благодарить судьбу за то, что ты осталась жива. Сегодня был такой момент, когда мы подумали, что ты умираешь.

Шантель скорчила торжественную гримасу, произнося страшным голосом:

— Я побывала там. Вы уверены в этом?

— Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты не проявила своего хваленого упорства?