— Дядя, ты всегда видишь во мне только хорошее. Я не настолько склонна к самопожертвованию, как ты полагаешь.

— Тогда прими предложение королевы Маргариты, — настаивал Бигод. — Я так понимаю, что и она предложила тебе место. Тебе лучше переждать смуту во Франции, где у Лестера столько же друзей, сколько и у короля Генриха. Я хотел, чтобы ты оставалась со мной, но королева Элинор будет оскорблена.

— Я могу присоединиться к королеве Маргарите. — Барбара колебалась, не желая компрометировать себя. — Это даст мне возможность проводить большую часть времени с женой принца Эдуарда, а ты знаешь, какая это нежная душа. Принцесса Элинор Кастильская напугана еще потому, что Эдуард согласился быть заложником хорошего поведения своего отца. Она нуждается в ком-то, кто был бы немного веселее плаксивых придворных дам, которым королева поручила заботиться о ней.

Желание заботиться о жене принца Эдуарда, молодой Элинор Кастильской, могло послужить Барбаре достаточной причиной, не вызывая ни у кого вопросов, знать настроения королевского семейства.

Тотчас, как и предполагала Барбара, выражение лица Хью Бигода смягчилось. Все обожали кроткую принцессу Кастильскую и желали, насколько возможно, облегчить ее изгнание и разлуку с мужем, на которого она просто молилась. То, что сказала Барбара, соответствовало истине, но была еще одна причина, заставлявшая ее медлить с решением — остаться здесь или переехать в дом королевы Маргариты: она еще не решила, при французском или английском дворе она сможет быть более полезной отцу. Другой причиной ее нерешительности стала внезапная широкая улыбка на лице Альфреда, которую Барбара сначала не могла объяснить. Затем она поняла, что Альфред предполагал остановиться в доме ее дяди и очень обрадовался, узнав, что ему не придется разделять с ней это пристанище.

— Ладно, дядя, — сказала она, — я достаточно долго оставалась в кругу любящих меня людей и в твоем обществе. Думаю, что вопросы, поставленные королевой, слишком важны и пора ответить на них, не раздумывая чересчур долго. Мне пора возвращаться.

* * *

Альфред вошел в приемный зал королевского замка, и, отыскав среди мелькавших то тут, то там придворных Джона и Барбару, направился к ним. Он переоделся в небесно-голубую тунику, поверх которой надел бледно-красную накидку с огромными — от плеч до бедер — проймами, окаймленными переплетением узких золотых лент. Его голову украшала маленькая круглая шапочка, шитая золотом. Барбара сразу заметила вошедшего Альфреда и не могла оторвать от него взгляда. Лицо его раскраснелось — было видно, что он торопился, но выглядел он великолепно.

Он поймал ее взгляд и подарил ей ответный — полный такой трогательной нежности, что Барбара на мгновение почувствовала, как в ней поднимается волна надежды. Всю ночь и утро она потратила на то, чтобы убедить себя, что она безразлична Альфреду. Вернее, вначале она попыталась уговорить себя, что на свете много приятных мужчин; что прошло много лет, а то, что будоражит ее, только предательская память; что это был лишь детский каприз. Потом она пыталась представить, как высмеет ее Альфред, если она вновь позволит себе признаться ему в любви. Тогда он пожалел неразумного ребенка, а сейчас вынужден будет объясняться со взрослой женщиной. Нет, этого позора она не переживет.

Но сейчас в его взгляде был только призыв, и он был обращен лишь к ней. Нет, это ей показалось. Ну и что, что он безошибочно различил ее голос, потому что повернул голову именно туда, где стояла она. В зале были другие люди, и никто из них не молчал. Почему же он различил именно ее смех? Потому что искал? Она прогнала эту мысль не раздумывая. Как бы там ни было, но он шел прямо к ней!

Когда он приблизился, на его лице ничего не осталось, кроме сдержанной любезности, вполне в духе придворного этикета. В нем не было ни намека на радостное нетерпение, которое она уловила поначалу.

— Иди наверх к королеве, — торопливо обратился он к Джону, — но не говори, что я здесь. Я последую за тобой через несколько минут. Быстро, пока секретарь не вернулся и не увидел, что тебя кто-то задерживает.

Уверенный в поддержке человека, который хорошо знает Элинор, Джон поспешил вверх по лестнице, а Альфред повернулся к Барбаре.

— Ради бога, ответьте, почему вы здесь, во Франции?

В вопросе прозвучала необычная настойчивость, хотя сам по себе он, по мнению Барбары, был неважен. Она колебалась, отыскивая в словах Альфреда какой-то подвох. Была, правда, в вопросе еще какая-то нотка — то ли страдание, то ли боль, — которая согрела душу неясной надеждой: может, он все-таки не так равнодушен к ней, как хочет казаться? Альфред взглянул вверх на лестницу, а затем с нетерпением перевел взгляд на Барбару. Наконец, все еще не понимая, почему ее присутствие во Франции так важно, она ответила:

— Мой отец послал меня предостеречь дядю от безумной попытки защитить свою жену и потерять при этом свои земли, а может быть, и жизнь.

— Я вспомнил, вы говорили, что доставили условия мирного соглашения Лестера.

Это было последнее, что Барбара хотела услышать. Порвалась тонкая паутинка надежды, которую она сплетала в душе. Очевидно, он не понял того, что она сказала раньше, и увидел в ее визите во Францию лишь политическую цель.

— О, нет… — Она покачала головой. — Я просто ехала с рыцарем короля. Графу Лестеру не пришло бы в голову доверить мне такую миссию.

— Тогда, я полагаю, вы вернетесь в Англию, как только сможете, — сказал он. — Вы хотите присоединиться к…

— Сэр Альфред! — Высокий голос секретаря королевы прервал Альфреда. — Миледи будет счастлива видеть вас.

— Дьявол! — невнятно пробормотал Альфред. Его губы побелели от бешенства, но он был достаточно искушен в дипломатии и слишком хорошо осведомлен о болезненно переменчивом настроении королевы Элинор, чтобы промедлить хотя бы минуту. Он скользнул мимо Барбары и стал быстро подниматься по ступеням.

Она стояла, пристально глядя ему вслед, пока он не исчез за дверьми королевских палат. Какие чувства заставили Альфреда упомянуть, что ожидает ее скорого возвращения в Англию? Почему вновь в его словах прозвучало столько ожидания, будто он мучается какой-то неразрешимой проблемой? Но все было так мимолетно, неопределенно, что Барбара и не успела понять, вызвало ли ее сообщение радость или грусть; однако, если цель ее пребывания во Франции не была политической, то с какой стати Альфреду волноваться о том, остается она или нет? Конечно, он мог не бояться, что она снова бросится к нему на шею, как глупое дитя. Чепуха! Они провели вместе при дворе не один год, и она никогда не была с ним вежлива более, чем следует.

И почему он так рассердился, когда секретарь прервал их разговор? «Вы хотите присоединиться…» — сказал он. Хотите присоединиться к кому? К отцу? Что за нелепица? Последний раз она отправилась вместе с отцом из Франции семь лет назад, и только для того, чтобы избавиться от всех вампиров, которые жаждали добраться до поместья, полученного ею в наследство после смерти де Буа. Любой из них готов был проглотить ее вместе с землями, словно горькую пилюлю, завернутую в лакомый кусок мяса, — ее поместье и фермы. Альфред знал это. Она сама поведала ему о своем отвращении к этим алчным претендентам на ее руку, и именно Альфред предложил ей средство, которое помешало бы королю Людовику выбрать «хорошего человека» ей в мужья.

На миг губы Барбары тронула улыбка. Только король Людовик мог всерьез поверить, что отказ его подданной вновь вступить в брак связан с желанием принять обет безбрачия до тех пор, пока она не почувствует потребность навсегда покинуть свет и уйти в монастырь. Сказать так ей посоветовал Альфред — значит, он знал, что она не испытывала желания быть монахиней. А потом он был вызван домой, в Экс, и возвратился назад только после того, как ее отец прибыл во Францию и согласился взять ее домой. Когда Альфред первый раз вернулся из Экса, он обращался с ней так, словно она была для него желанна, но, когда услышал, что она собирается в Англию, неожиданно уехал якобы участвовать в турнирах.

Барбара направилась к выходу и на мгновение остановилась у подножия лестницы: долг перед принцессой Элинор Кастильской требовал одного, а сердце желало совсем другого. Она взглянула через плечо на открытую дверь церкви и покраснела. Во времена столь многочисленных великих бед не будет ли грехом молиться о решении своих маленьких проблем? Конечно, Бог и его святые не слишком сильно страдают из-за какой-то глупой девчонки, неспособной совладать с собственным сердцем. И она направилась к маленькому домику, который был приписан принцессе Элинор. Сделав несколько шагов, Барбара остановилась. Ей сейчас необходимо побыть одной, а в этом доме придется поддерживать ленивую болтовню дам. Это было выше ее сил! Барбара резко повернулась и пошла к кухонному сараю, чтобы взять несколько яблок.

Яблоки были коричневые и сморщенные, но Фриволь не станет возражать. Чувствуя себя уже лучше, Барбара направилась к конюшне. Она заглянула внутрь и увидела только огромный табун боевых коней в тусклом свете. С другой стороны, между конюшней и внешней стеной, содержались животные поменьше, верховые лошади и небольшие кобылы. Барбара тоненько свистнула, привлекая внимание лошадей; некоторые пошли к воротам. Двоих оттолкнули в сторону, одну больно укусили, но Фриволь оказалась впереди всех.

— Тс-с… — погрозила ей пальцем Барбара. — Тебе полагается быть веселой и пугливой, но не сварливой.

Фриволь так храпела, что яблоко чуть не улетело с руки, и Барбара засмеялась. Она прекрасно знала, что этот храп не являлся ответом на ее слова, но он был так похож на высокомерный ответ Альфреда, что у нее стало легче на душе. Она продолжала беседовать с кобылой, которая часто кивала головой, — и это было забавно — в подходящий момент, словно отвечая Барбаре. Через несколько минут из конюшни вышел грум и спросил, не может ли он чем-нибудь услужить мадам. Он посмотрел на нее удивленно, когда она сказала, что просто пришла навестить свою кобылу. Мужчины часто приходили осматривать своих коней, которые были очень ценными животными, но женщины больше интересовались седлом, и даже те из них, кто умел ездить верхом, обычно не могли отличить одно животное от другого. Однако по тому, как лошадь уткнулась в грудь леди, стало ясно, что она привыкла к ласкам этой женщины, поэтому он пожал плечами и ушел.