— Это правда, — прошептала она убежденно. — Не было греха в том, что мой дорогой научил меня делать так, чтобы его семя глубже могло войти в меня и я действительно получила ребенка.

Тогда Барбара спросила напрямик:

— Что заставило твоего мужа страстно желать тебя?

Оторвавшись от своих сладких грез, Элинор выглядела огорченной.

— Удобно ли, что я рассказываю такие вещи тебе — незамужней девушке?

Барбара быстро прикинула в уме, что Альфред, должно быть, уже сообщил новость королеве, так что принцессе можно говорить об этом без всякой опаски, даже если она прямо сейчас бросится сообщить новость своей свекрови. Она была права: принцесса Элинор осталась довольна оказанным ей доверием, получив к тому же удовольствие посплетничать о чем-нибудь новеньком.

Остаток дня Барбара провела в размышлениях о предстоящей встрече с королем, перебрав множество вариантов своих ответов монарху и держа в уме предупреждение Альфреда о том, что лгать королю опасно.

* * *

Комната короля, используемая им для личных встреч, выглядела даже слишком маленькой. Это располагало к откровенности. Барбара облегченно вздохнула: очевидно, Людовик решил рассмотреть ее дело без формальностей. В комнате не было слуги с дощечкой для письма, и сопровождавший девушку придворный, бросив взгляд на стол, вышел из комнаты.

Барбара тоже взглянула на стол. На прелестной золотой тарелке перед королем лежал тонкий кусок сыра и мясной паштет. Рядом стоял изысканный стеклянный бокал, наполненный вином, настолько бледным, что Барбара поняла — оно наполовину разбавлено водой. Когда Барбара, сделав реверанс, поднялась, Людовик жестом указал ей на стол и предложил взять со стола, что она пожелает.

Барбара поблагодарила его за внимание, заверив, что ей нисколько не затруднительно обслужить себя, и без стеснения выбрала приглянувшуюся еду. Она не была голодна, но ей хотелось показать королю, что у нее отменный аппетит и наслаждаться скудной пищей женского монастыря ей не под силу. Ту же цель преследовал ее наряд. Чтобы показать неготовность к жизни, полной отречения, Барбара надела свои самые богатые одежды — ярко-оранжевую тунику и платье цвета темного золота, с широкими рукавами, нижние края которых почти касались пола. Лента и сетка на ее волосах сверкали драгоценностями, в уши были вдеты длинные золотые серьги с сапфирами, а обе руки были украшены искусной работы тяжелыми браслетами.

На красивой серебряной тарелке Барбара принесла холодное мясо, два куска сыра и большой кусок паштета. Она налила себе вина, не разбавляя его водой, и вернулась обратно к столу. Осторожно удерживая в равновесии тарелку и кубок, она присела в реверансе, но остановилась, когда король Людовик засмеялся и попросил ее сесть и прекратить скакать вверх и вниз.

— Вы заставляете меня быть очень подозрительным, — заметил он, улыбаясь доброй улыбкой. — Надеюсь, вы не обнаружили никакой ошибки судебного пристава, отвечающего за управление Круа.

— Нет, сир, — ответила она. — Вы мой сюзерен в отношении Круа, но я не знаю, как выразить мое прошение в нескольких словах. Боюсь, что я должна вернуться на несколько лет назад, чтобы все объяснить.

— Очень хорошо, — вздохнул Людовик. — Если должны, так возвращайтесь.

Он отрезал кусок сыра и стал медленно жевать, в то время как она напомнила ему о том, что отец привез ее во Францию и просил передать ее поместье Круа в руки Альфреда.

— Как раз благодаря Круа я подружилась с сэром Альфредом. Недавно я вернулась обратно во Францию, сир, чтобы избавиться от ухаживаний Гая де Монфорта. Когда я снова встретила сэра Альфреда в доме моего дяди Хью Бигода, то рассказала ему о своей беде. Он сразу предложил мне выйти за него замуж, чтобы оградить от надоедливых притязаний поклонников. И когда он это сделал, я поняла, почему не принимала никакого другого предложения.

— Ах, вы любите его?

Но Барбара не попалась в ловушку. Она знала, что Людовик не доверяет чувствам, особенно любви, за исключением любви к Богу. Она робко улыбнулась.

— Если вы имеете в виду, что я падаю в обморок и не могу выговорить слова в его присутствии или краснею и вся дрожу, как рассказывают об этом в балладах и пишут в романах, то я не люблю его. Сир, я не совсем хорошо представляю, что такое любовь. Я знаю поддержку, дружбу, знаю, что чувствую к моему отцу и моему дяде, и вижу, что испытываю такое же доверие и привязанность к сэру Альфреду. За все эти годы я не встретила другого такого человека, за исключением, конечно, моих родных, в чьи руки я могла бы отдать свою судьбу. У меня нет желания постричься в монахини. Я действительно хочу иметь детей, и сэр Альфред — единственный человек, которому я могла бы доверить себя и свое состояние.

Людовик взглянул на нее с некоторым удивлением.

— Это самый разумный подход. Доверие и привязанность — прочная основа для брака. А дети — святое и естественное желание каждой женщины.

Барбара кивнула:

— Сэр Альфред и я подходим друг другу по происхождению, положению, возрасту и к тому же достаточно долго знаем друг друга. Поэтому я хотела бы получить формальное разрешение взять сэра Альфреда в мужья.

— Я не могу ответить вам сразу, мадам, — задумчиво проговорил Людовик. — Я должен взглянуть на дарственный акт Круа и немного подумать о землях сэра Альфреда и его сюзерене. Но, не давая обещания, я не вижу пока никаких причин, по которым мне следует воздержаться от разрешения. Сэр Альфред тоже ждет, чтобы поговорить со мной?

— Да, сир.

— Тогда, если вы все съели, мадам, позовите его ко мне.

6.

Альфред наклонился к амбразуре в зубчатой стене замка Дувр и посмотрел на запад, туда, где находился город. Он и Барбара приехали в Англию вместе с сэром Уильямом Чарльзом, который привез письмо от короля Людовика, подтверждающее его желание быть посредником в установлении мира. Барбара попросила о поездке, чтобы лично рассказать отцу о своем желании выйти замуж. Она не нуждалась в его разрешении, так как ее сюзереном был король Людовик, но она не хотела, чтобы Норфолк подумал, будто она вынуждена принять предложение Альфреда под давлением французского двора. Лучше, если она сама увидит отца и скажет ему, что действительно счастлива и согласна выйти замуж по собственной воле.

Однако, когда они прибыли в Англию, то фактически оказались заложниками. Их не заковали в цепи и не держали в темном подвале замка, но и не позволяли покинуть Дувр. Альфред не мог исполнить то, что было ему поручено королем, не говоря уже о своих собственных намерениях. Сэр Чарльз не позволил ему даже отвезти письмо Людовика королю Генриху — оно было отослано Ричардом Греем, смотрителем замка Дувр и ревностным приверженцем Лестера. Письмо Барбары ее отцу также забрал Грей.

Даже не поворачивая головы, Альфред чувствовал присутствие двоих вооруженных людей, которые следовали за ним повсюду. Это была пара дураков, озабоченных, но всегда невнимательных, и ему не составило бы труда убить обоих, прежде чем они успели бы сообразить, в чем дело. Тут он засмеялся: это, конечно, радикальное средство лечения его плохого настроения, но проблему все-таки не решало. Самое худшее, что он мог бы сделать, — доказать Грею, что может сбежать, когда бежать ему все равно некуда.

Даже если бы он добрался до Барби, которая содержалась в одной из башен Дувра, захотела ли бы она послать новую весточку своему отцу? Она отказалась попросить разрешения на встречу в том письме, которое Грей отправил Норфолку. Она даже не сообщила отцу, что отложила свою свадьбу (несмотря на то, что ей хотелось справить ее как можно скорее) до тех пор, пока не сможет поговорить с ним, а лишь написала, что вернулась в Англию и хотела бы испросить у него одобрения на свой брак с известным ему Альфредом д'Эксом. Альфред был взбешен тем, что она ничего не сказала о неотложности этого дела, но она объяснила свой поступок опасением, что письмо может быть прочитано и неправильно истолковано Греем, а, возможно, также и другими. И потом, какая разница, что она написала, неужели Норфолк сам не послал бы им пропуск на проезд?

Альфред раздраженно вздохнул. Из того, что он узнал от Барбары о натянутых отношениях между ее отцом и Лестером, выходило, что пропуску, выданному Норфолком, могут и не доверять. Сам Норфолк тоже не сможет приехать — он отвечает за защиту от вторжения западного побережья, и за ним, несомненно, наблюдают. Альфред выпрямился и зашагал вдоль зубчатой стены до тех пор, пока не стало видно море. Проклятое вторжение, которое задумали королева Элинор и сводные братья короля Генриха, вовлекло его в эту беду. Вторжение, пожалуй, было единственным, о чем королева, Лусиньон и Валанс смогли договориться, но Альфред сомневался, что оно будет успешным, если вообще состоится.

Альфред досадовал на себя: можно было предвидеть, что из-за слухов о вторжении он и Барби будут задержаны в Дувре. Но, по правде говоря, он просто не думал о политических делах. Его голова была занята тем, как добраться до Норфолка и получить его согласие. Он придумывал слова, какими сможет объяснить графу, насколько сильно он любит Барбару и каким снисходительным мужем станет для нее.

— Жидкая каша, — произнес Альфред вслух.

— Что вы сказали, милорд? — спросил один из охранников.

Альфред засмеялся и покачал головой.

— Ничего. Бесполезная мысль, высказанная вслух.

Он чуть было не рассказал этому человеку, что желание женщины может превратить мозги мужчины в жидкую кашу, но ему не хотелось прослыть еще и сумасшедшим, хватит того, что его уже считают почти заговорщиком. Он выругал себя, но на этот раз не вслух. Он и Барби находились в Дувре меньше двух недель. Будь они женаты или хотя бы любовниками, его бы не беспокоило, даже если бы их заточили здесь на месяцы.

Почему Барби так ужасала сама мысль о том, чтобы уступить ему до свадьбы? Они обручены; для большинства женщин этого было бы вполне достаточно. Собиралась ли она вообще выйти за него замуж или все это — одна тщательно продуманная уловка? Нелепость! Какая уловка? С какой целью? Она определенно наслаждалась его заботой и вниманием, а однажды, когда ему удалось застать ее одну, горячо откликнулась на его ласки. Они готовы были соединиться, как вдруг она неистово, почти в истерике, вырвалась и убежала прочь. И здесь, в Дувре, где они могли найти пустую комнату и закрыться от стражи, она даже не подпускала его к себе, кроме тех случаев, когда они были не одни.