— Завтра утром все будет готово, — он ткнул пальцем в эскиз. — Думаю, сэр Джеймс будет очень доволен этой штукой.

Работа доставляла Эстер неизъяснимое наслаждение. Хотя она и раньше выполняла заказы Джеймса, но ощущение было не то, за его заказы сполна уплачено. Сейчас же совсем другое дело — это будет подарок, замечательный подарок! Не один час просидела Эстер, продумывая детали орнамента. Подставка должна быть выполнена в классическом стиле — богатство красок и украшений, и в то же время — простота и изящество, свойственные всем работам Эстер. Питер и Джонатан в нее пошли — неплохие эскизы делают, и навык есть, и чутье, а вот Джосс всем мастерам мастер был, но своих идей не было, просто воплощал в жизнь чужие. Да… вроде одна кровь, но все же… За мастерскую Эстер не беспокоилась: придет время уходить — правда, пока она не собиралась, но когда наступит, то смело можно идти на покой — мастерская в надежных руках. С тех пор, как Джонатан стал с ней работать, он никогда даже не заикался о том, что хочет отделиться и начать свое дело, хотя возможностей у него было хоть отбавляй. Конечно, ей не трудно догадаться, почему. Пройдет не так много времени, и они с Питером останутся единственными представителями славного рода Бэйтменов. Джонатан хочет почестей и славы. Ох, и долго же ему придется ждать — у Эстер еще есть порох в пороховницах!

Наступил ноябрь. Близился день вступления нового лорда-мэра Лондона в должность. Сдавались дела, в городе царила предпраздничная суматоха. Накануне Эстер специально поехала в Лондон повидать Джеймса. Она хотела собственноручно вручить ему свой подарок. Как всегда он пригласил ее в смежный с кабинетом зал. Они не обмолвились ни словом, пока он открывал ящичек красного дерева, в котором лежал подарок. Работа была чудесной, Джеймс даже головой замотал от восхищения.

— Эстер, дорогая, ты превзошла самоё себя.

Словно совершая ритуал, Джеймс с благоговением вытащил подарок из ящика. Приглядевшись повнимательней, он понял, наконец, что это такое, и его лицо расплылось в довольной улыбке.

— Вот это подарок! Гениально! Ну, теперь пусть только подадут мне холодную картошку!

Джеймс поставил крестовину на стол и обнял Эстер. Серебряное великолепие так и заиграло, заискрилось, отражаясь от полированной поверхности.

— Я тронут до глубины души, — растроганно проговорил Джеймс, целуя ее.

В огромном зале собралось много народу. Со своего места Эстер прекрасно видела весь торжественный ритуал посвящения. Джеймс вступал в должность нового лорда-мэра Лондона. Это была так называемая Безмолвная церемония. Свое название она получила потому, что вся процедура проходила в полном молчании. Джеймс молча, с достоинством кланяется своему предшественнику, молча принимает атрибуты лорда-мэра. Гулкая тишина, словно голос веков, звучит громче всяких слов. Здесь и клятва быть достойным преемником, и торжественное обещание оправдать оказанное доверие, и еще многое из того, о чем может рассказать пятивековая история этой доброй традиции. Воздух в зале напоен ароматом трав. Между рядами специально ходят служащие с маленькими пучками в корзиночках. Эту меру предосторожности принимают всегда при большом скоплении народа. Раньше таким образом спасались от чумы, теперь от других болезней — и это тоже уже стало традицией. Эстер всегда будет вспоминать этот знаменательный для Джеймса день с щекочущим обоняние привкусом розмарина и лаванды, лепестков сухого клевера и мяты, жимолости и тонкого аромата роз, исходящего из невидимых ниш в зале. Не раз во время церемонии у Эстер возникала мысль, что травы странным образом вплетаются в их многолетнюю дружбу с Джеймсом.

Торжественная часть закончилась, и новоиспеченного лорда-мэра Лондона окружила толпа друзей и влиятельных членов муниципалитета. Все спешили засвидетельствовать ему свое почтение, лично поздравить и высказать добрые пожелания. Эстер одиноко стояла в сторонке. Она даже не пыталась приблизиться к Джеймсу, потому что рядом с ним была его жена. Это был и ее день. Мэри приехала в город всего на несколько дней, лишь за тем, чтобы занять свое место подле него на Безмолвной церемонии, а на следующее утро проводить его из резиденции лорда-мэра в Высокий суд, где Джеймсу предстояло принести присягу на верность королю Англии и в то же время отстоять независимость муниципальных властей в решении внутренних городских вопросов. Этот выезд, как всегда, сопровождался пышной процессией. Вереница празднично украшенных карет колесила по улицам Лондона, чтобы горожане своими глазами могли увидеть человека, которого они выбрали на столь почетный и ответственный пост. А Мэри сильно сдала. Г оды не пощадили ее: она очень похудела, как-то осунулась. И кожа стала дряблой, и талия куда-то подевалась, и восхитительно-плавный налитой изгиб груди, от которого в свое время занимались жадным пламенем глаза Джеймса, тоже канул в лету. Одевалась она как-то уж очень подчеркнуто по-мужски, словно выехала на прогулку верхом. Единственное бриллиантовое украшение, и то в форме подковки.

Эстер с удовольствием осталась бы на ночь у Летисии с Ричардом, но из-за Сары пришлось ехать домой. Она хотела отправиться в Лондон с детьми Джонатана посмотреть на городские торжества и главное — на праздничную процессию, но в то же время наотрез отказалась составить компанию Энн-Олимпии. У Питера с Джонатаном не было времени — завалены заказами, из мастерской сутками не выходят. Пришлось Эстер возвращаться домой специально для того, чтобы с наступлением утра сопровождать Сару в город. Эстер всегда поддерживала Сару, приглашала на семейные торжества, праздники, жаль было, если она пропустит такое зрелище. Утром со двора Бейтменов выехали две кареты. Маленький Вилли выбрал ту, где ехала бабушка с тетей Сарой, его сестрички и братики предпочитали путешествовать с мамой. Вилли не сиделось на месте, он был страшно взволнован, его темно-каштановая головка (в молодости у Эстер волосы были точно такого же цвета) мелькала то у одного окна, то у другого.

— Бабушка, бабушка, как здорово! Мы едем в Лондон, тетя Сара!

Джеймс снял для Эстер огромную комнату на самом верхнем этаже дома, расположенного неподалеку от собора Святого Павла. Отсюда хорошо была видна улица, по которой должна была пройти карета лорда-мэра. Когда экипажи Бэйтменов подъехали к дому, их встретила Элис, чуть позже подошла Летисия. Надо сказать, что она последнее время похорошела, что называется, расправила крылья. Дело в том, что в ее отношениях с Ричардом наступило заметное потепление, забыты были старые обиды и размолвки, исчезла холодность и отчужденность. Дети их уже выросли и разлетелись кто куда: дочери вышли замуж, ребят отдали в учение, но Летисия особенно не скучала. Она жила полнокровной жизнью. Свое примирение с мужем Летисия расценивала как подарок судьбы и была бесконечно довольна. Она, казалось, излучала дружелюбие: открытая улыбка, добрый взгляд — Эстер никогда не видела ее такой счастливой.

После замечательного легкого завтрака, заказанного предусмотрительным Джеймсом, Летисия предложила:

— А не занять ли нам места у окон? Боюсь, пропустим все на свете. Уже время. Скоро военный оркестр пойдет.

— Я уже сейчас его слышу, — крикнул Вилли, наполовину высовываясь из открытого окна.

Эстер быстренько втянула его обратно и погрозила пальцем.

В комнате было три окна. Взрослые и дети разделились на примерно равные группки. Летисия села рядом с Сарой, которая держала на руках двух самых маленьких. Внизу вдоль всей улицы толпился народ, особенно много людей собралось на ступеньках собора Святого Павла. От парадной двери двумя параллельными шеренгами выстроились полицейские, следя за тем, чтобы толпа не загромождала проход, по которому вниз по ступенькам спустился настоятель собора в сопровождении священников и хора певчих. Живописная группа в сутанах остановилась на нижних ступенях. Чуть поодаль расположился хор, во главе которого замер в напряженном ожидании хормейстер с серебряной палочкой в руке.

Веселым блеском отсалютовали трубы на изготовку и, медленно нарастая над гомоном толпы, креп гул литавр, возвещая о приближении нового лорда-мэра Лондона. Вслед за марширующим военным оркестром потянулась бесконечная вереница экипажей членов муниципального совета и прочих важных сановников, пока, наконец, не показалась великолепная золоченая карета в алых лентах, запряженная шестеркой дивных лошадей с кучером в красной ливрее на козлах. Под окнами, возле которых сидели Бэйтмены, грянуло дружное «Ура!». Два десятка лет тому назад городской умелец специально смастерил эту карету как служебный экипаж лорда-мэра Лондона. Словом, денег не жалели, и карета вышла замечательная.

— Смотрите! Смотрите! Вон сэр Джеймс! — взволнованно вскрикнула Элис. Карета медленно катила по улице, играя на свету, как бриллиант, и тяжело покачивалась на рессорах, словно тянули вниз золоченые инкрустации богатого сверкающего декора.

Наконец они увидели Джеймса. На его широком скуластом лице расплылась добродушная улыбка. Горожане высыпали на улицы, восторженно приветствуя нового лорда-мэра, и Джеймс искренне радовался тому, как тепло и восторженно принимает его город, служение которому он считал своей самой почетной обязанностью. Джеймс был в красной мантии, на ее фоне сверкающей змейкой извивалась золотая цепочка — знак лорда-мэра Лондона. Высунув в окно кареты свою треуголку, новый лорд-мэр энергично махал рукой в знак признательности за бурные приветствия, которые неслись со всех сторон. Когда карета поравнялась с окнами Бэйтменов, вся процессия остановилась. Отсюда, согласно традиции, лорд-мэр, дабы показать свое богопослушание и уважение к церкви, должен был пешком идти к ступеням собора Святого Павла. Потому-то Джеймс и снял комнату для Эстер именно в этом доме. Всего на какие-то мгновения, большего он себе не мог позволить в столь торжественной обстановке, Джеймс остановился и обратил взор туда, откуда, он был в этом уверен, она сейчас следит за ним, затаив дыхание. Эстер едва заметно махнула ему рукой, он улыбнулся в ответ и кивнул. Затем один, без провожатых, Джеймс подошел к Епископу испросить благословения и, склонив голову, стал на колени.