Джон подошел к выходу, поставил коробку с инструментами на пол и открыл дверь. Затем он вынес коробку за порог и поставил ее на первую ступеньку лестницы, но не успел он закрыть за собой дверь, как его окликнула Каролина. Джон обернулся. Она быстро сбежала по лестнице и бросилась к нему. Во взгляде ее была грусть и отчаяние.

— Я только что обо всем узнала. Дорогой! У меня такое чувство, что это я виновата во всем. Мне надо было бы найти дом в деревне, недалеко от Лондона, где твоя жена могла бы немного пожить. Тогда никто ни о чем не узнал бы раньше времени.

Джон взял ее за руку и ласково посмотрел на нее.

— Теперь уже поздно об этом думать. И, кто знает, может быть, все вышло бы точно так же. Как говорится, «шила в мешке не утаишь».

— Что ты теперь будешь делать? Куда пойдешь?

— Найду себе работу где-нибудь.

— Я буду очень скучать по тебе, Джон! — воскликнула Каролина, прижавшись к его груди.

— Я тоже, — ответил он и погладил ее по голове.

— Может быть, мы время от времени будем видеться?

— Конечно. Я не собираюсь никуда уезжать из Лондона.

Каролина обняла Джона за шею и крепко поцеловала в губы на прощание. Потом всхлипнула, резко отвернулась от него и побежала обратно в дом, громко хлопая дверями.

Джон вздохнул и вновь поднял свой ящик с инструментами. Спустившись по лестнице на тротуар, он повернул направо и увидел беременную женщину, которая едва держалась на ногах от усталости и тяжело дышала, прислонившись к железной ограде возле дома.

— Эстер! — воскликнул он, едва узнав ее.

На Эстер был уродливый серый чепец, который обычно носят прачки, и который скрывал ее ярко-рыжие волосы. Расплывшееся лицо было покрыто темными пятнами, руками она придерживала вздувшийся живот. Эстер стала неуклюжей и громоздкой. Неожиданно Джон вспомнил, как она выглядела во время их последней встречи, в день бракосочетания, и подумал, что сейчас он смотрит на нее словно сквозь призму кривого зеркала.

— Джек узнал обо всем, — объяснила Эстер, едва справляясь с острой болью в боку. Она не отступала всю дорогу и сильно затрудняла ее движение.

Когда Эстер увидела Джона, выходящего из дома Харвуда, она собрала остатки сил и пробежала последние несколько ярдов, но, заметив его багаж, поняла, что опоздала. Поэтому теперь пыталась хоть как-то утешить его.

— Я надеялась прибежать сюда пораньше и сказать Джеку, что мы женаты, но было уже поздно.

Губы ее задрожали от подступивших к горлу рыданий.

Джон и Эстер стояли и смотрели друг на друга как чужие. Он даже не поставил свою коробку и чемодан на тротуар. Эстер закрыла глаза и отвернулась, вцепившись в прутья ограды, чтобы не упасть.

— Прости меня, — сказала она.

— Винить некого, и уж тем более тебя, — ответил Джон, опуская наконец свой багаж на землю. — Сядь вот на чемодан и отдохни. Ты что, бежала всю дорогу от Хиткока? Зачем? Тебе это вредно.

Бережно поддерживая ее под руку, он помог ей сесть.

— Когда ты немного отдохнешь, я провожу тебя назад.

Эстер вскинула голову.

— Я не собираюсь возвращаться в таверну! Мое место рядом с тобой, — заявила она и, пошарив в кармашке фартука, вытащила оттуда свое обручальное кольцо и одела его на палец.

Увидев это, Джон ощутил себя загнанным в угол. Сначала он пытался убедить Эстер вернуться в гостиницу:

— Но ведь для твоего же здоровья будет лучше, если до рождения ребенка ты поживешь в Хиткоке. У меня нет работы, нет крыши над головой, а в кармане несколько шиллингов. Может так случиться, что мне придется ночевать под открытым небом несколько суток. А то и недель.

Эстер озадаченно посмотрела на него.

— Почему? С твоим образованием, воспитанием ты можешь найти любую работу. В банке, в страховых компаниях, в коммерции. Да где угодно! Ты сам это знаешь лучше меня.

Джон отчужденно взглянул на нее. Он был потрясен тем, что Эстер его совершенно не понимает. Даже Каролина, которая хотя и задавала вопросы, но все же прекрасно сознавала, что Джон никогда и ни за что не бросит свое ремесло.

— Прежде всего для работы в таких заведениях нужны рекомендательные письма, а у меня их нет. Потом, и никогда не брошу свое ремесло. Оно — часть меня самого. Я жил, буду жить и умру мастером по драгоценным металлам. И никто не убедит меня заняться чем-нибудь еще.

Таким образом Джон как бы предупреждал Эстер, чтобы она даже и не пыталась спорить. Та поняла и приняла это.

Эстер очень хорошо знала, что сейчас борется за свое существование в этом мире. Если она позволит Джону уйти, то они могут никогда больше не встретиться.

— Я — твоя жена. И я собираюсь всегда быть рядом с тобой. Если нам придется ночевать в парке — пусть, мне все равно, если ты будешь рядом. Но знаешь, я смогла скопить немного денег, которые помогут нам иметь крышу над головой, пока ты не найдешь работу.

И тут же Эстер поняла, что сделала еще одну ошибку. На лице Джона сразу появилось высокомерно-презрительное выражение, свойственное людям из высших кругов общества. Раньше Эстер не видела Джона в таком состоянии.

— Ты что, думаешь, что я позволю себе и тебе найти жилище, за которое я не смогу сам заплатить?

— Но ведь я — твоя жена. Все, что у меня есть твое. Ты всегда можешь думать, что эта маленькая сумма денег — мое приданое. Ведь больше у меня ничего нет.

К ее глубочайшему облегчению Джон, вроде бы, мог принять такое объяснение и задумался.

Боль в боку немного утихла, и Эстер улыбнулась.

— Мне уже лучше. Давай теперь подумаем о ночлеге. А как только найдем подходящее место, вернемся в Хиткок, и я заберу свои вещи.

Джон был все еще очень расстроен, чтобы поддаваться ее оптимизму, слишком отдален от нее, чтобы сократить это расстояние несколькими теплыми словами. Присутствие Эстер давило на него, и он все еще вспоминал о потерянном месте в мастерской, которое теперь казалось ему сладкой, недостижимой мечтой.

— Ну, пошли, раз ты уже готова, — резко сказал Джон, не желая, впрочем, обижать Эстер таким грубым тоном.

Вскоре они нашли себе комнату в доме на одной из кривых трущобных улочек недалеко от Лондонского Городского Вала. Комната была под самым потолком этого старого, облезлого, покосившегося домишки, выстроенного еще во времена Тюдоров и чудом уцелевшего во время Большого Пожара. Вдоль тротуара текла вонючая сточная канава, заполненная гниющим мусором, выбрасываемым жильцами прямо через окна наружу.

В комнате был полуразвалившийся камин, в углу валялась куча грязной соломы, оставленная прежними жильцами. Эстер и виду не показала, что расстроена перспективой проживания в таких убогих условиях. Она решительно выбросила в коридор солому, отпихнула в сторону сломанный стул и сказала:

— Кусок мыла, немного воды, щетка и метла — и все здесь будет в полном порядке. Проверь, пожалуйста, крепкий ли здесь замок на двери, не хотелось бы мне, чтобы у тебя украли инструменты, пока мы ходим за вещами.

Замок, разумеется, был сломан. Джон принялся его чинить, и Эстер отправилась в Хиткок одна.

Как всегда, в таверне царила полуденная суета. Марта с озабоченным видом проверяла, все ли в порядке в обеденных залах, поэтому не заметила прихода Эстер. Джек, напротив, поджидал ее и сразу же потащил в контору, где задал один-единственный вопрос:

— Ну почему ты не сказала, что вы заключили законный брак?

Джек явно был обижен недоверием Эстер и ее обманом. Он не знал, что она в любом случае не могла рассказать ему о своем замужестве, несмотря на то, что искренне любила брата. К тому же, вряд ли Джек смог бы скрывать это от Марты, а уж ей Эстер ни за что бы не доверила своей тайны.

— Знаешь, дядя, давай поговорим об этом в следующий раз. У нас еще будет время, — ответила Эстер, — а сейчас ты очень занят, да и мне надо возвращаться. Мы с Джоном сняли комнату.

Рассказав Джеку о том, как их найти, и ответив на несколько его мелких вопросов, Эстер попросила:

— Когда ты привез меня сюда, часть мебели моей мамы оказалась в Хиткоке. Можно я возьму ее? Все равно она так и пролежала в кладовке все эти годы.

— Я сейчас прикажу спустить ее вниз и положить в повозку.

После того, как Эстер закончила сборы, все ее вещи были уложены в повозку. Джек подарил ей несколько безделушек в качестве свадебного подарка и прибавил пять гиней «на приданое». Эстер взяла еще кусок мыла, ведро, метлу, уложила все это рядом с мебелью и уселась рядом с кучером. Тот взмахнул кнутом, и лошади потащили повозку прочь со двора Хиткок.

Как только Эстер вернулась в свой новый дом, Джон ушел на поиски работы. Он должен был сделать это до того, как Харвуд успеет внести его имя в «черный список». Джон изрядно потрудился в ее отсутствие. Он очистил комнату от мусора и грязной соломы, затопил камин, поставил на огонь котел воды и сложил возле камина небольшую кучку обломков стула, щепок и другого деревянного мусора, который можно было бы использовать как топливо.

Эстер засучила рукава и принялась мыть стены, скоблить пол и вытирать пыль.

Поздно вечером, когда Джон вернулся, он буквально застыл на пороге в изумлении. Пока его не было, эта убогая комнатенка сильно изменилась. Все сияло чистотой. В одном углу расположился небольшой кухонный шкафчик с фарфоровыми тарелками на полках и два маленьких буфета. Посередине Эстер поместила стол со стульями. Другой угол комнаты заняла кровать, застеленная красным покрывалом. Толстый ковер покрыл пол. И на столе уже был накрыт горячий ужин.

— Слушай, мне кажется, я ошибся адресом! — восхищенно произнес Джон.

Эстер подошла к нему и помогла снять тяжелое зимнее пальто. Она успела вымыться и переодеться после того, как привела в порядок комнату и приготовила ужин, поэтому очень устала, но все же нашла в себе силы одеть новое чистое платье, скрадывавшее ее располневшую фигуру, нарядный белый фартук. Она даже сделала прическу.