Губы Эстер мелко задрожали, в ее голосе зазвенела какая-то трагическая невинность.

— Я не знала, что это может быть с первого раза. Ну, тогда, в Купер Парке…

Лицо Джона из бледного превратилось в серо-землистое. Он отчаянно замотал головой, отказываясь что-либо понимать.

— Слушай, а может, на тебе сказалась эта инфекция, которая была у вас в таверне? Так ведь бывает?

— Меня по утрам тошнит, все признаки налицо. Между прочим, никто ни о чем не догадывается, так как одним из симптомов этого заразного заболевания была тошнота. В противном случае женщины давно бы догадались.

Джон, до которого, наконец, полностью дошел смысл слов, сказанных Эстер, сидел мрачнее тучи.

— Проклятье! Из всех бед и несчастий, которые только могли случиться, это самое ужасное!

И он уронил голову на руки, застонав от отчаяния.

Эстер смотрела на него, не отрываясь, и пыталась понять, что происходит теперь в его душе. Долгие годы учебы, тяжелой работы, стремлений к вершинам мастерства — все это пойдет прахом, если о ее беременности станет известно хозяину Джона. Поэтому Эстер не видела выхода в поспешном бракосочетании, так как для подмастерья женитьба влекла за собой такое же наказание, как и в случае, если бы он просто бросил беременную от него девушку. Однако она все же надеялась, что Джон скажет: «Мы поженимся, как только я стану мастером». Раньше она даже была готова к тому, чтобы скрыть свою беременность от него до этого момента. А теперь Эстер вдруг вспомнила, что во всех разговорах он никогда не произносил слов «жениться» или «свадьба», даже не намекал на это. Он говорил «всегда» или «навсегда», и, видимо, Эстер интерпретировала эти слова по-своему. Как же она ошибалась! Теперь, наконец, все встало на свои места. И все происходящее между ними старо как мир.

— Ну, хорошо, — жестко сказала Эстер, чувствуя, как слова застревают у нее в горле. — Выход есть всегда. Со всем этим можно покончить, и никто ничего не узнает. Я слышала, как наши кухарки говорили об одной женщине…

Казалось, Джон ее совсем не слушал. Он так и не поднял головы и продолжал стонать. Эстер вдруг зажала ладонью рот, чтобы остановить поток жалких угроз, готовый вырваться из нее наружу, и выскочила из-за столика. В обычном монотонном шуме кофейни Джон не расслышал звук отодвигаемого стула, и в течение нескольких секунд не осознавал, что Эстер ушла.

Она пулей выскочила из кафе и помчалась по улице. Слезы заливали ее лицо, острая боль от удушья пронзила легкие. Ужаснее всего было чувствовать себя со своей бедой в полном одиночестве, да еще напоследок обнаружить, что Джон никогда не любил ее по-настоящему, чтобы поддержать и успокоить в ту минуту, когда она наиболее в этом нуждалась.

Из-за своего горя Эстер не видела ничего перед собой, натыкалась на прохожих. Некоторые кричали ей вслед грубости, другие толкали в спину. Переходя улицу, она совершенно не глядела по сторонам и один раз чуть не попала под копыта лошади, впряженной в карету. Оглушенная руганью и криками, Эстер скользнула на тротуар и в изнеможении прислонилась к кирпичной стене дома, закрыв заплаканное лицо руками от бесцеремонно разглядывающих ее прохожих.

Она не слышала шума шагов бежавшего за ней человека.

— Какого черта ты вот так носишься? — зазвучал рядом голос Джона Бэйтмена. — Я едва успевал за тобой и видел, как ты чуть не погибла под копытами этой дурацкой лошади! Ты не ушиблась?

Эстер не ответила. Тогда Джон сжал ее запястья, резким движением опустил ее руки вниз, схватил за волосы и притянул ее лицо к своему.

— Ну, слава Богу! А то я думал, что потеряю тебя в такой толчее.

Она грубым резким движением высвободила свои руки и заявила:

— Невелика потеря. Ты уже потерял меня. Там, в кофейне.

И когда она попыталась двинуться дальше, Джон схватил ее за плечи и толкнул к стене. Низко наклонившись к лицу Эстер, он процедил сквозь зубы:

— Это мой ребенок, точно так же, как и твой, и ты только что чуть не убила его. Ты понимаешь? Я даже и слышать не желаю о том, чтобы ты рисковала своим здоровьем и своей жизнью, доверив ее одной из этих ужасных женщин!

И Джон нежно, но крепко, утешающе обнял Эстер. Она истерично вздрагивала в его объятиях.

— Почему ты говорил со мной так, будто тебе все равно? Почему ты позволил мне так подумать?

— Просто ты застала меня врасплох со своей новостью. Конечно, мне не все равно. Плохо же ты обо мне думаешь! Ах, как неудачно, что это случилось как раз тогда, когда мне осталось сделать последний шаг, и я стану мастером!

— Ты что же, думаешь, что я не знаю, как тебя накажут, если все это всплывет наружу? — отчаянно воскликнула Эстер, отстраняясь от него.

— Ну, пожалуйста, не начинай все сначала. Решим как-нибудь и эту проблему, — уже совершенно спокойно заверил ее Джон.

Заметив, что они находятся совсем рядом с небольшой площадью и сквером, он бережно взял Эстер под руку и повел ее туда, усадил на каменную скамеечку под каштановым деревом.

— Мы должны пожениться. И придется это сделать раньше, чем мы намеревались, — объявил Джон.

— Но этого нельзя сделать, пока ты не закончишь свою учебу и не станешь мастером, — ответила Эстер, вытирая слезы.

— Тогда наш ребенок будет с младенчества носить клеймо «бастарда», и до конца своих дней ему не избавиться от этого, даже если мы поженимся сразу после его или ее рождения. Такого нельзя допустить.

Джон присел рядом с Эстер на скамейку, немного ссутулившись, и положил руки на колени. Он напряженно думал, пытаясь найти выход.

— Если бы мы только смогли утаить все это от Харвуда до того, как я получу свободу действий! Это было бы идеально. Возможно, ты могла бы уехать из Хиткока в деревню или куда-нибудь еще. И мы поженились бы в сельской церкви, куда не доходят новости и сплетни из Лондона.

— Нет, так не пойдет. Ведь мне придется уезжать тайком, а Джек меня из-под земли достанет, я уверена. И тогда уже все наверняка раскроется.

Эстер помолчала.

— Есть, правда, еще один выход.

— Какой?

— Женитьба во Флит. Там даже не спрашивают имен у брачующихся.

В их ситуации это было единственное приемлемое решение. Флит — это долговая тюрьма. И среди заключенных там обязательно находилась пара-тройка священников, которые всегда были готовы соединить узами законного брака Святой Церкви кого угодно, лишь бы им оплатили. Они соглашались даже на чисто символическую плату, так как в их плачевной ситуации любые деньги были хороши. Наиболее предприимчивые из них умудрялись через кого-то распространять объявления о своих услугах по Лондону. Разумеется, никто не спрашивал у этих служителей церкви письменного подтверждения, что они имеют право совершать обряд венчания, поэтому долговая тюрьма Флит стала местом очень популярным среди пар беглецов, а также двоеженцев, аферистов, мошенников и других негодяев, использовавших заключение брака в корыстных целях. Туда приводили девушек, которых выдавали замуж насильно, предварительно накачав их наркотиками. Поэтому ни один добропорядочный гражданин, мужчина или женщина, не считали брак, заключенный во Флит, действительно законным, и Эстер совершенно не удивилась, когда Джон резко развернулся и с негодованием посмотрел на нее.

— Я знаю, знаю, что Флит — злачное место, и мы с тобой ни за что на свете не пошли бы туда, но в теперешней ситуации это единственный выход. Наш ребенок родится в законном браке, а о нашей женитьбе мы никому не скажем, пока ты не получишь свободу и не станешь самостоятельным мастером.

Джон сурово нахмурил брови.

— Ты что, хочешь, чтобы я позволил тебе пережить такой позор? Ведь когда станет заметна беременность и никто не будет знать, что ты замужем… Нет! Давай подумаем, что еще можно предпринять.

— Ничего.

Эстер была непреклонна.

— И не волнуйся за меня. Это мое личное дело, и сколько бы Марта ни брюзжала, Джек никогда не выгонит меня из дома.

Она понимала, что выиграла очень тяжелый бой, и была полна решимости стоять на своем до последнего.

— Подумай над этим, — посоветовала она Джону, — и не забывай о том, что мне ровным счетом все равно, кто и что будет говорить или думать обо мне в течение нескольких месяцев. В тот день, когда твоя проба «Дж. Б.» будет официально зарегистрирована в зале Почетного Общества Ювелиров, я поднимусь на крышу самого высокого дома в Лондоне и закричу оттуда, что я — миссис Джон Бэйтмен. Ну, как звучит?

И Эстер улыбнулась.

— Дорогая! — восхищенно ответил ей Джон. — Ты — единственная в целом свете, такой женщины, как ты, нет нигде в мире!

— Ну, и?

— Все решено, — твердо заявил он.

Эстер не стала больше убеждать его, так как была уверена: вскоре он и сам поймет, что она права.


День бракосочетания был назначен на субботу последней недели сентября. Эстер была уже на третьем месяце беременности, и до сих пор никто не заметил этого, даже Марта, от которой обычно ничего нельзя было скрыть.

В день свадьбы Эстер надела свое лучшее муслиновое платье с пелериной и широкополую шляпу, отделанную голубыми лентами. Самое сложное было выскользнуть незамеченной из таверны. Если бы ее увидела Марта, то наверняка начала бы спрашивать, что это Эстер вырядилась в такое время суток. Поэтому ей пришлось выжидать, пока Марта не удалится в контору. К счастью, у Эстер в запасе было достаточно времени, чтобы явиться к воротам тюрьмы Флит вовремя.

Это было мрачное, пугающее место, где заключенные должны были еще и платить тюремщикам за пищу и воду. Те, у кого не было родных или близких, зачастую умирали за решеткой от голода.

Джон уже ждал ее. Он был одет в свое выходное платье, которое его особенно красило. На воротник плаща он приколол белый цветок, а в руках держал маленький букетик, который, должно быть, купил у цветочниц, специально торгующих возле ворот Флит, поджидая молодые парочки. Эстер забрала у Джона букет и благодарно улыбнулась: