— То, что ты сейчас сказала — прекрасный пример нашего глубокого взаимопонимания. Вспомни, как часто мы совершенно одинаково думали об одних и тех же вещах.

— Значит, ты согласен все начать сначала? — быстро спросила Каролина и, не дав ему ответить, продолжила:

— Когда ты станешь свободным, мой отец уже будет не вправе контролировать твою жизнь, даже если ты останешься у него работать по найму. И для нас все будет иначе.

Джон открыл было рот, чтобы что-то сказать в ответ, но Каролина жестом остановила его.

— Позволь мне сказать еще об одном. Я прошу тебя освободить меня от всех прошлых обязательств, так как я собираюсь сделать то же самое. Только так мы сможем окончательно разобраться в наших отношениях.

Джон изумленно смотрел на Каролину. Да, эта девушка продемонстрировала мудрость и незаурядную дальновидность, что еще раз подтверждало исключительность ее личности.

— Я согласен с тобой во всем, без исключений. За последние несколько недель со мною многое случилось. И теперь я должен, обязан сказать тебе, что в настоящий момент не вижу ничего, что может связать нас в будущем, как связывало нас в прошлом.

У Каролины хватило сил не разрыдаться от горя. Усилием воли она заставила себя сохранять спокойствие.

— Так или иначе, но это, пожалуй, единственное решение нашей проблемы.

Внутри у нее все разрывалось на части от тоски и горя. Каролине становилось дурно от мысли, что она, вероятно, совершает жестокую ошибку, отпуская Джона, но пытаться удерживать его старыми узами было равносильно тому, чтобы уничтожить все и всяческие чувства, которые он еще питал к ней. А так Каролина, по крайней мере, использовала последний отчаянный шанс.

— Прошлое не вспоминаем, а будущее сложится само. Согласен?

— Согласен.

Чувство свободы охватило Джона, радостное, ликующее чувство. Каролина прочла это в его глазах и решила, что сделала совершенно правильный ход.

Для Джона его последующие встречи с Каролиной стали необычайно приятными. Они встречались как добрые старые друзья. Воскресные обеды у Харвудов проходили теперь в интересной, оживленной беседе, ведь ничто более не сковывало Джона.

Он вернулся на свое место в мастерской и вновь принялся за любимую работу. И все было бы прекрасно, если бы не потеря Эстер, мысль о которой преследовала Джона постоянно, изо дня в день. Ему казалось, что в его жизни кто-то пробил брешь, и рана, зияющая в его душе, с каждым днем болела все сильнее и сильнее, а вовсе не заживала. Эстер не шла у него из головы. Даже за работой, сидя на своем месте в мастерской, Джон не забывал о ней. Зная о ее гордости и независимости, он часто со страхом думал о том, позволит ли она ему снова войти в свою жизнь. Иногда Джон пытался мыслить рационально и хотел убедить себя в том, что разрыв с Эстер пошел ему на пользу. В конце концов, спустя несколько недель мучений и колебаний, Джон написал Эстер письмо:


«Моя дорогая Эстер!

Хотя я и не знаю, что ты испытываешь ко мне после всего случившегося, я пишу, чтобы сказать, что мое отношение к тебе нисколько не изменилось, изменились лишь обстоятельства. Все преграды, которые стояли между нами, разрушены. И я люблю тебя по-прежнему, как и любил. Я сгораю от желания снова увидеть тебя. Дай мне знать, где и когда я смог бы это сделать. Я хотел бы лично принести тебе извинения за грубость моих слов, сказанных в гневе во время нашей последней встречи. Сожалею об этом и сожалел уже много раз.

Джон».


Робин отнес это письмо в Хиткок, передав его носильщику, чтобы не привлекать внимания Джека и Марты Нидем.

Анализируя все, что произошло, Джон догадывался, что именно один из них рассказал Харвуду о его отношениях с Эстер. И, вероятно, сразу после ссоры. Теперь, по крайней мере, он может быть уверенным в том, что Эстер знает: он все еще любит ее, несмотря ни на что. Джон был почему-то уверен, что Эстер напишет ему ответ, и стал ждать его с надеждой в сердце.

А Эстер, которая день за днем ждала Джона и в отчаянии уже перестала надеяться, что когда-нибудь он придет к ней, не заметила этого письма. И если бы и заметила, то просто-напросто прошла бы мимо, ведь она не могла прочесть даже собственного имени.

Письмо попало в руки Марты, когда она сортировала почту в конторе. Ничтоже сумняшеся, она взломала печать, вскрыла конверт и прочла записку. А потом зажгла маленькую свечу, стоявшую на столе, и поднесла краешек письма к пламени. Бумага свернулась и так быстро сгорела, что Марта опалила кончики пальцев.

ГЛАВА 3

Всю зиму Эстер чахла прямо на глазах и довела себя до такого плачевного состояния, что даже Джек, обычно не отличавшийся наблюдательностью, заметил это. Не получив от Эстер никакого вразумительного ответа на свои вопросы, он обратился к Марте:

— Что с ней происходит? Она прямо тает день ото дня.

Марта, которая в этот момент расставляла бутылки с вином по полкам, состроила недовольную гримасу. Сама она могла просто валиться с ног от усталости, а Джек едва ли замечал это. Но когда дело касалось Эстер, тут он становился чересчур внимательным. Марта решила, что он стал относиться к Эстер как к родной дочери, которой у него никогда не было.

— Да у нее просто «зимняя» хворь, вот и все, — резко ответила она и со стуком поставила бутылки на стойку.

Когда-то давно Марта была очарована элегантным мужчиной с интересной внешностью по имени Джек Нидем, ее будущим мужем. Со временем Джек сильно изменился, и внешне, и внутренне. Лицо его обрюзгло и покраснело от постоянных возлияний пива и эля, в нем появилось что-то бычье. Джек растерял всю свою галантность, погрубел и совсем перестал оказывать внимание жене. Вот и сейчас он даже и не подумал о том, чтобы помочь Марте поднять или забрать у нее тяжелые винные бутылки.

Марта подумала о том, как хорошо, что Джек ничего не знает о сожженном письме и о ее неблаговидной роли но всей истории с Эстер.

— Мы все так или иначе подвержены зимней апатии. С наступлением весны ей станет лучше, вот увидишь.

Увидев, что не очень-то убедила мужа, Марта добавила:

— Я посоветую ей принимать лекарства из трав, которые она сама же и готовит. Эстер много знает об этом. Например, она недавно вылечила одну прачку от кашля своей микстурой, а кухарке облегчила боли от ревматизма каким-то втиранием.

Джек продолжал наблюдать за Эстер. Когда пришла весна, ему стало казаться, что состояние ее улучшилось, но все же до конца она не выздоровела. Джек решил, что Марта за все эти годы просто «заездила» Эстер, и это губительно сказалось на ее здоровье, поэтому он принялся размышлять над тем, кто из его братьев или сестер мог бы взять Эстер ненадолго к себе и устроить ей небольшие каникулы. Однако одна за другой отпали все кандидатуры. Джек понял, что никто из родни не захочет принять Эстер по своей воле, только под его нажимом, а такое отношение не пойдет на пользу девочке. Вывод напрашивался сам собой: Эстер необходимо предоставить больше свободного времени, чтобы она смогла снова прийти в себя.

— Теперь у тебя будут два полных выходных в месяц вместо одного, — объявил ей Джек, не сказав ни слова Марте. — Ты можешь выходить на улицу и гулять, сколько захочешь. Я хочу, чтобы к тебе вновь вернулось прежнее хорошее настроение.

— Спасибо, дядя! — ответила Эстер и истерически разрыдалась. Джек знал, что когда его доброе отношение к Эстер вызывает ее слезы, это указывает на плачевное состояние его юной племянницы.

Джек обнял ее и погладил по волосам, как маленькую.

— Ну-ну, не надо плакать! Улыбнись!

Эстер слабо улыбнулась, и Джек остался доволен, думая, что у нее опять по-прежнему все в порядке.

На самом деле Эстер ничуть не стало лучше. С тех пор, как она заставила себя признать, что Джон остановил свой выбор на Каролине и никогда не вернется к ней, ее ни на минуту не покидала ужасная, всепоглощающая внутренняя тоска и боль, рвущая душу на части.

Марта изо всех сил старалась ограничить свободу Эстер, но Джек не позволял ей этого делать.

— От нее не будет никакой пользы ни тебе, ни мне, ни хозяйству, если Эстер будет продолжать оставаться в таком состоянии. Оставь ее в покое, хотя бы ненадолго. Я уверен, это все, что ей сейчас нужно.

Эстер, у которой теперь было больше свободного времени, залечивала душевные раны по-своему. В погожие дни она ходила в Сент-Джеймс Парк и рисовала птиц, перелетающих с дерева на дерево и прыгающих по ветвям и траве вокруг нее. Ненадолго она забывала о своем горе, отвлекалась от повседневных забот.

Когда выдавался свободный вечер, Эстер встречалась со своими подругами, которых приобрела за годы жизни в Лондоне. В основном это были дочки владельцев магазинов, торговцев, живших в районе Стрэнда. Вместе с ними Эстер стала ходить на танцевальные вечера, проходившие в парках под открытым небом. В Лондоне было семьдесят парков и садов, и плата за вход была вполне доступной даже для простых рабочих, если они, конечно, не были обременены большой семьей или не имели пристрастия к выпивке.

Всякий раз, выходя из таверны и направляясь в парк, Эстер втайне надеялась увидеть Джона. Несмотря на то, что Лондон был огромным и самым населенным городом Европы, все же она ждала и верила, что в один прекрасный день встретится с Джоном лицом к лицу. Эстер одновременно ждала и боялась этого дня, зная, что их встреча может вновь пробудить все полузабытые чувства и выбить ее из колеи. В течение долгих зимних недель она не раз размышляла о том, что смысл ее жизни потерян, и что ей незачем больше продолжать свое бессмысленное существование. В такие моменты Эстер хотелось умереть. Ведь она искренне любила Джона, со всей страстью и нежностью, на которую была способна, и если уж ей не суждено выйти за него замуж, то она не выйдет ни за кого другого. Поэтому все молодые люди, которые пытались ухаживать за Эстер, наталкивались на резкий отпор с ее стороны.