Анна Воронова - Серебряная книга романов о любви для девочек

Пока не оказалась в школе, в кабинете французского.

Ставя на место подставку с магнитофоном и маскируя все следы своей деятельности, Люба уже почти не верила, что все описанное произошло с ней. Покойник, подземелье, двери, орущие художники – не сон ли это был? Но вся последовательность событий, вид мумии, запах сырости и чернота подкопа слишком крепко засели в голове Багрянцевой, чтоб усомниться в их реальности.

А подтверждение тому, что эпизод с художниками не привиделся ей, Люба получила, едва покинув кабинет.

Увидев ее, кучка малышей бросилась врассыпную. Охранник выпучил глаза. Уборщица взвизгнула. Какой-то парень дико уставился на нее, а потом разразился долгим, нервным смехом.

К счастью, в коридоре было зеркало. Глянув сама на себя, Люба отшатнулась. Лицо, руки, одежда – в жирной грязи туннеля, в черной подвальной пыли, в пятнах ржавчины. Клочья паутины на волосах. Хоть сейчас в кино сниматься, в фильме ужасов.

Люба добежала до туалета и долго-долго пыталась отчиститься.

Потом как бы случайно «потеряла» ключ от кабинета там, где его наверняка найдут. Наконец окольными путями выбралась из школы и, чтобы не позориться, как вор прокралась к дому.

Дома, отмывшись, она первым делом, пока не было родителей, открыла книгу «История Елизаветинска», купленную десять дней назад и восхитительно пахнущую типографской краской. В разделе по девятнадцатому веку она почти сразу отыскала строки о П.П. Левкоеве.

«Стоит упомянуть еще об одной примечательной фигуре времен Николая II. Петр Петрович Левкоев, некогда купец по первому разряду, стал одним из зачинателей местной шерстяной промышленности. К 1905 году его шерстопрядильная фабрика уже насчитывала 800 рабочих и приносила годовой доход, достаточный для содержания штата прислуги в 20 человек, кареты, 8 лошадей, устройства пышных приёмов несколько раз в год, а потом и приобретения автомобиля – диковинки по тем временам. Как же печально сознавать, что эти ростки процветающего рынка были так грубо задушены большевистской нечистью! К сожалению, личная жизнь Петра Петровича складывалась не очень удачно. Известно, что с женой у него были весьма натянутые отношения, а детей не имелось вовсе. Возможно, на почве этой личной трагедии промышленник и заразился ядом революционного прожектёрства. Историками точно не доказано, но есть предположения, что он спонсировал банду, в советской литературе именуемую „кружком Морщихина“. Но даже если и так, пришедшие к власти плебейские орды не пощадили бывшего купца, не простили ему его происхождения и честно заработанных денег. В одну из ночей декабря 1918 года его пришли арестовывать. Как Петр Петрович сумел скрыться – неизвестно. Отряд чекистов даже умудрился понести потери при невыясненных обстоятельствах. Левкоевскую фабрику, конечно, национализировали, а о самом промышленнике не было больше никаких вестей: он словно испарился. Сейчас в его доме, спроектированном архитектором Ванюшиным, находится детская художественная школа».

И как же Люба раньше не додумалась, что шарик на экслибрисе Рогожина – это клубок шерсти! В одну секунду все в ее голове выстроилось по порядку. Арест Рогожина – бегство по туннелю к отцу, в убежище, о котором говорится в записке. Почти через два года – все наоборот, отец скрывается у сына. За ним погоня, подкоп обнаружен чекистами. Левкоев запирает внутреннюю дверь. Собравшиеся около нее преследователи – наверное, ломать хотели – обрушивают общим весом доски, под которыми – ловушка. И из нее уже не выбраться…

А потом сын с отцом исчезают. В Европу? В Америку? Здесь Люба была бессильна дать ответ.

Но как счастлива она была от того, что сумела узнать!

Пусть Люба не нашла родственников, зато установила факты, до сих пор неизвестные историкам! Одна! Силами только своего ума, усидчивости и решимости!

В тот день впервые выпал снег, спрятав унылую грязь поздней осени под белым покровом. И сразу на душе стало радостно…

Люба включила музыку и начала танцевать – для себя, легко, свободно, как ни на одной дискотеке.

А в пять часов позвонила Пархоменко:

– Послушай, Люба-сан! У нас невероятное событие! Я сейчас обзваниваю всех! Представь: в художке, ну, где я учусь, завелся призрак! Я сама не видела, но третий класс рассказывает, будто наблюдал его в полном составе! Вот прикинь, ага!

– Ага, – сказала Люба.

– Ну, что ты на это скажешь?

– Думаю, что призраков на свете не бывает, Аня-сан.

– Бывают!

– Что же, вам, художникам, видней, – ответила Багрянцева.

Потом положила трубку и снова начала танцевать.

Когда пришли родители, она все рассказала им как есть.

На другой день Люба пришла в школу с особым ощущением какой-то внутренней полноты. Теперь она знала что-то важное, свое, что никому из ребят не было доступно. То, что отличало от других. И отличало выгодно.

Недалеко от школы Изольда с Женей, как всегда, «наслаждались взрослой жизнью»: курили, заигрывали с двумя высокими парнями.

– Эй, Багрянцева! – весело крикнула Женя. – Хочешь курнуть?

– Нет, спасибо, – ответила Люба.

– А что так?

– Да как-то не тянет.

– Отстань от нее, Женька, она у нас еще маленькая девочка, с мамой-папой за ручку ходит, книжечки почитывает, – вставила Изольда, и два длинных парня с нею рядом засмеялись.

И тут Люба почувствовала нечто удивительное. В другой раз она бы непременно огрызнулась, накричала бы на девчонок, что они обе – дуры и трусихи, а она, она вот залезла в туннель, ничего не боясь. Расстроилась бы на весь день: немудрено и расплакаться, когда сразу четверо тычут в тебя пальцем! Может, даже подумала бы над тем, не начать ли курить, чтобы не подвергаться вот таким насмешкам…

Но сегодня никакой обиды не было. Люба ощутила, что ей просто наплевать, что там болтают пара хулиганок.

Багрянцева прошла мимо не менее радостная, чем с утра.

На крыльце школы ей попался Саша и поздоровался с ней так, как будто первый раз увидел.

Перед первым уроком в класс зашла Татьяна Яковлевна.

– Так, – сказала она. – Небольшая пересадка. Алиса, пожалуйста, на место Дианы, Диана – на место Алисы.

Олег, бывший сосед Дианы, этой передислокации нисколько не обрадовался. Только-только удалось заполучить соседку, у которой можно списывать, – и вот!

– Что это такое? – возмутился он.

– Ничего, – сказала классная. – А начнешь и эту обижать – сядешь один на последнюю парту.

– Что?! – возмутился Олег еще больше. – Я Дианку, что ли, обижал?! Да нужна она больно!

– Ну, раз не нужна, так и тем более, сиди с Алиной.

Алина нехотя взяла свои вещички и переехала на средний ряд, к Олегу. Диана с довольным лицом заняла ее место возле Саши Яблокова.

«Что бы это значило?» – думал 8-й «В».

Олег Коровин был хоть и не особо симпатичным, но весьма миролюбивым парнем. Чего бы ради начал он плохо вести себя с соседкой, да еще такой, которая – все знают – ходит в любимчиках?

На перемене начали шептать, что Диана наврала учительнице. Если ей так хотелось сидеть с Яблоковым, могла бы давным-давно попросить Татьяну Яковлевну и вообще не садиться с Коровиным в начале четверти. Выходит, злодейка решила напакостить Олегу? Но что он такого сделал ей?

– Да ничего я ей не делал, – уверял Олег. – Ну отобрал пенал два или три раза…

Спрашивать у Дианы толку не было, да и не хотелось. Скажешь что-нибудь не то, так она ведь еще на тебя стукнет. Так, погадав денек над новой странностью, класс разошелся по домам ни с чем.

Багрянцева немного задержалась: мыла класс вдвоем с Пархоменко. Аня-сан возила по полу веником, а Люба оттирала порошком настольную «живопись». «Кнопка выключения учителя» на самой задней парте с прилагающейся надписью «Пробовал – не помогает» отняла у нее целых десять минут. Еще пять забрала чья-то оживленная переписка насчет новой прически у Татьяны Яковлевны. Третью обнаруженную надпись Люба решила не смывать. Там говорилось: «Парень из 10-го „Б“, который сидит за этой партой! Я тебя люблю, хотя и не знаю, как тебя зовут! Позвони мне…» Не стоило, наверное, мешать чужой любви…

Спустившись в вестибюль, уже в пальто, Багрянцева опять встретила Сашу Яблокова. В этот раз он сидел на лавке вместе с Пашей, увлеченно обсуждая что-то. Люба думала пройти мимо, но мальчики махнули ей рукой.

– Привет, – сказал Удинцев. – Мы тут по поводу сегодняшнего пересаживания. Как думаешь, из-за чего это?

– Ну, всякое бывает. Мало ли… – уклончиво ответила Багрянцева.

– Мы вот с Пашей это все обдумали и пришли к выводу, – взял слово Александр.

– Помнишь ту записку про Макара? Да не волнуйся, всем ясно, что ты его не любишь! В общем, мы поняли: Диана – ее автор.

– Как это?

– А вот. Диана может попросить у классной все что угодно. Помнишь, в конце той четверти нас опрашивали, кто с кем хочет сесть? Наверняка Диана назвала как раз Олега, его пятую парту, средний ряд. Он все время на одном месте, не знаю, почему так повелось. А Диана уже третий год сидит со мной, – тут Саша немного смутился, – видно, нравится ей это. Ясное дело: она села с Олегом, чтоб подкинуть эту гнусную записку. И все просчитала: учительница посадила, не то чтобы просто так, по своей воле, приземлилась… Ирина – безответное создание, а тут еще этот конфликт меж ней и модницами, если что – их заподозрят. А вот теперь, когда все сделано, Диана снова попросила посадить ее со мной.

– Н-да, – протянула Люба.

– Только вот вопрос, – продолжил Паша. – Чем ты ей так насолила?

– Не знаю, – смутилась Багрянцева.

– Да у нее каждый второй враг! – сказал Саша. – Лучше давайте думать, как нам наказать ее!

– Напишем тоже гадкую записку!

– Не, Павел, лучше всем расскажем, что это она! Как думаешь, Люба?

– Ой, ребят, не знаю. Что-то мне не хочется об этом думать. Да и забыли все уже про ту записку.