– Это похоже на жизнь с блуждающей сетью. Вся эта история… то, что я сделала, Летти, Стивен… Это может быть в тысячах миль от нас, но оно существует и ждет, когда появится возможность настигнуть меня. И тогда я запутаюсь в этой сети, и она утащит меня на дно. Это будет ждать меня годами. – Лиза убрала волосы за ухо, и я мельком увидел маленький белый шрам. – Если застройка продолжится, нам придется уехать, – сказала она. – И куда бы мы ни отправились, эта сеть будет тихо дрейфовать вслед за нами.

Я закрыл лицо ладонями.

– Это все из-за меня. Если бы я сюда не приехал… Боже, в каком положении вы из-за меня оказались…

Лиза погладила меня по голове.

– Ты же не мог об этом знать. Если бы не приехал ты, приехал бы кто-нибудь другой. Я не такая наивная, я понимаю, что мы не сможем остаться в Сильвер-Бей навсегда. В общем, так, я думала об этом всю ночь. Если я сдамся властям, Ханна будет свободна и я смогу привлечь внимание к китам. Люди должны узнать об этом. – Она неуверенно улыбнулась. – И я тоже стану свободной. Ты должен понять, Майк, мне тоже необходимо от всего этого освободиться. Насколько это вообще возможно.

Я смотрел на Лизу и чувствовал, как она ускользает. Она снова была в тысячах миль от меня.

– Сделай одолжение, не предпринимай ничего, пока я кое с кем не поговорю.


Вечером я позвонил сестре. Я заставил ее поклясться, что она ни слова никому не скажет, и только после этого пересказал ей, насколько мог подробно, историю Лизы.

Последовала долгая пауза.

– Господи боже, Майк, ты дал ей мудрый совет, – изумилась Моника, а потом я услышал, как она что-то пишет. – Это все правда? Она ничего не придумала?

Я вспомнил, как Лиза дрожала в моих объятиях.

– Она ничего не придумала. Как ты думаешь, из этого получится история для СМИ?

– Ты шутишь? Да ребята из отдела новостей уписаются от счастья.

– Мне это нужно… – Я постарался взять себя в руки. – Если мы это сделаем, Моника, надо, чтобы материал вызвал у людей сочувствие к Лизе. Надо, чтобы люди поняли, как она оказалась в таком положении. Если бы ты ее знала… если бы ты знала, какой она человек, какая она мать…

– Ты хочешь, чтобы об этом написала я? – недоверчиво переспросила сестра.

– Я больше никому не доверяю.

Короткая пауза.

– Спасибо. Спасибо, Майк. Я… – Она отвлеклась, как будто бы просматривала свои записи. – Я думаю, что смогу перетянуть читателя на ее сторону. Переговорю тут с нашим адвокатом – никаких имен, естественно, – она расскажет мне, как это выглядит с правовой точки зрения. Не хочу писать ничего, что приведет к судебному разбирательству…

Я смотрел на телефонную трубку и понимал, что, хочу я этого или нет, Моника верно оценивает положение Лизы.

– И как ты думаешь… она сможет выиграть?

– Если она сможет донести до общественности, что причиной ее добровольной легилизации является не только желание разобраться со своей ситуацией, но и желание защитить несчастных китов, люди, скорее всего, примут ее сторону. Публика любит все эти истории с китами, а еще больше любит оригиналов. А если оригиналом окажется симпатичная блондинка – вообще хорошо.

– Когда ты возьмешь интервью, ты лично сможешь убедиться в том, что весь мой рассказ – правда. Я не исказил ни одного ее слова.

– Не хочу лезть в ваши отношения, Майк. Это не мое дело. Но ты должен очень аккуратно поговорить с ней и выяснить, действительно ли она этого хочет. Потому что, если все, что ты мне рассказал, правда, я не гарантирую ей спокойную жизнь. Другие газеты подхватят ее историю, они все перетрясут и могут посмотреть на нее совсем иначе. В том, что она сбежала, нет ничего хорошего.

– Ее младшая дочь умерла. Ей сказали, что Стивен в критическом состоянии. Она должна была что-то предпринять, чтобы защитить Ханну.

– Даже если у меня получится убедить всех в том, что она ангел во плоти, ее все равно могут арестовать, а потом и срок дать. Особенно если тот парень умер. Если обвинение докажет, что она дала ему таблетки, зная, что он выпил в тот вечер и что он сядет за руль… Ну, мне очень не хочется это говорить, но в лучшем случае это тянет на непредумышленное убийство.

– В худшем – на предумышленное.

– Я не знаю. Я не криминальный журналист. Но давай не будем забегать вперед. Скажи-ка мне еще раз по буквам его имя. Я попробую что-то узнать и перезвоню.


Я был бы очень рад, если бы одновременно с улучшением состояния здоровья Нино Гейнса улучшилось и положение других обитателей Сильвер-Бей, но, увы, это было не так. Протесты для публичных слушаний подавались и, как и следовало ожидать, в большинстве своем отклонялись. В газетах уже начали писать не о том, начнется ли застройка, а о том, когда она начнется. И, как бы подтверждая необратимость этого процесса, вокруг намеченного под строительство участка вырос забор. Плакаты на заборе обещали «невероятные возможности для инвестиций в дома на две, три и четыре спальни, которые станут частью уникального комплекса отдыха и развлечений».

Я читал это, и мне становилось дурно, потому что это было частью моего предложения. Сверкающий забор высотой в двенадцать футов был неуместен на пустынном пляже и только подчеркивал возраст «Сильвер-Бей». Теперь облупившаяся краска и отвалившаяся штукатурка стали как бы знаками отличия отеля. Он стоял рядом с просмоленным сараем, как безмолвный часовой ушедшей эпохи, когда отели были местом, где можно было найти укрытие или просто жить, а не уникальным местом для развлечения и отдыха или блестящей возможностью для инвестиций.

Как-то утром я наблюдал за прибытием очередного транспорта, неизвестные люди с планшетами бродили вокруг и разговаривали по телефонам. Обернувшись, я увидел, что рядом стоит Кэтлин. В ее глазах это наверняка было вторжением. После многих лет уединенной жизни на заливе теперь перед ней была перспектива видеть нескончаемый поток чужаков на пороге своего дома.

Кэтлин молча наблюдала за приехавшими людьми, лицо ее было суровым.

– Ну и когда нам паковать вещи? – спросила она, не поворачивая ко мне головы.

У меня свело желудок.

– Это еще не конец, Кэтлин, – сказал я.

Она промолчала.

– Даже если мы проиграем битву против застройки, мы сможем еще многое сделать, чтобы минимизировать потери для твоего отеля. Я разработаю бизнес-план. Можно обдумать варианты реконструкции…

Кэтлин положила руку мне на плечо, и я замолчал.

– Я очень уважаю тебя, Майк Дормер. И уважала бы еще больше, если бы могла рассчитывать, что ты скажешь мне правду.

Что я мог ей сказать? Йоши связалась с организациями по охране китов и дельфинов, те обещали в ближайшее время опубликовать доклад о негативном влиянии шумов на животных семейства китообразных. Йоши сделала запрос, не смогут ли они включить в доклад пункт о вреде моторных лодок и гидроциклов. Мы написали петицию и собрали около семнадцати тысяч подписей. Создали веб-сайт, который посещают несколько сот человек в день и куда со всего света присылают сообщения в нашу поддержку. Связались с другими сообществами по защите китов, и они также отправили в городской совет Сильвер-Бей письма с протестами против застройки.

После уроков Ханна связывалась по электронной почте с другими школами и пыталась привлечь их учеников на нашу сторону. Мой компьютер почти полностью перешел в ее владение, а я часами по телефону агитировал местных жителей. Я последовал совету сестры и старался действовать и на местном уровне, и на государственном. Но кажется, толку от этого было мало. Все чаще появлялись люди в деловых костюмах и строители в касках. Местная газета призывала местных торговцев принять участие в «новом захватывающем проекте». На двух пустых магазинах появились вывески «Продается», – видимо, хозяева пытались капитализировать свою близость к участку застройки.

Я тряхнул головой:

– Нет, это еще не конец. – В этом я пытался убедить и себя тоже.

Кэтлин развернулась и устало зашагала прочь.

– Твои бы слова да Богу в уши, – бросила она мне через плечо.


Как и предполагалось, «Гордость Ханны» с запутавшимся в блуждающих сетях рулем в ту ночь пошла ко дну. Мне было невыносимо смотреть на прозрачные воды залива. Море проглатывало лодки целиком, они исчезали без следа, словно их никогда и не было. Ни маленькой лодки, ни сетей, ни мертвых рыб. После того как выяснилось, что лодка Ханны затонула, о ней уже больше никто не заговаривал. Думаю, Грэг все еще чувствовал угрызения совести из-за того, что невольно способствовал тому, что Ханна оказалась на волосок от гибели. Как и я, впрочем. Слишком легко было представить ее там, в маленькой, запутавшейся в сетях лодке.

А потом как-то за завтраком Лиза вдруг объявила, что собирается подыскать лодку для Ханны.

– Что?

Она не сказала «Гордость Ханны».

– Я подумала, что ты уже достаточно взрослая, и попросила Питера Сойера, чтобы он, если что-то появится, дал знать. Небольшой катер, как у Лары. Но ты будешь брать уроки. И если я узнаю, что ты хоть раз вышла в море, не предупредив меня, – можешь с ней попрощаться. Больше у тебя лодки не будет. Никогда.

Ханна выронила ложку, подпрыгнула на месте и бросилась к матери на шею.

– Я никогда никуда не пойду без твоего разрешения, – обещала девочка. – Я всегда буду тебя слушаться. Правда. Спасибо, мамочка.

Она сжимала маму в объятиях и прыгала от радости, а Лиза пыталась сделать строгое лицо.

– Я тебе доверяю, – сказала она.

Ханна кивнула, глаза ее сияли от счастья.

– А я могу позвонить Ларе и рассказать ей?

– Ты увидишься с ней через полчаса.

– Ну пожалуйста.

Не дождавшись ответа, Ханна умчалась. Мы слышали, как она проскакала по коридору, а потом раздался ее звонкий голос.