Однако Малколм сразу же почувствовал в ней странную напряженность и что-то не совсем обычное в поведении при первой их встрече. Здороваясь, она пристально вглядывалась в их лица — сначала в лицо Флоренс, а потом и в его лицо.

«Что ее беспокоит? — с раздражением подумал тогда Малколм. — Боится, что я плохо приму ее в своем доме?»

Но поводов для открытого и сознательного раздражения Нанна ему не давала. Она во всех отношениях была великолепно вышколенной прислугой, какую он когда-либо знал.

Все заботы по хозяйству она немедленно взяла на себя, и Малколм понимал, что порядок в доме, прекрасные ужины, которые теперь стали непременным ритуалом в их доме, разумные счета расходов в конце месяца были исключительно заслугой Нанны и никого больше.

Малколму, однако, было трудно воспринимать ее как женщину, но ради Флоренс и из благодарности к самой Нанне он старался быть приветливым с ней.

Нанна же была с ним чрезвычайно сдержанна и елико возможно старалась не обременять его своим присутствием.

Если он заходил к Флоренс и там оказывалась Нанна, она немедленно уходила, оставляя их одних.

Делала она все безукоризненно, с ним была корректна, но тем не менее ему всякий раз становилось не по себе.

— Не уверен, что я нравлюсь твоей Нанне, — сказал он Флоренс вскоре после того, как они вернулись домой после медового месяца.

— О, милый, какой вздор! — горячо возразила Флоренс. — Я уверена, что она обожает тебя так же, как и я.

Малколм, однако, был уверен в обратном, но спорить не стал. Тем более что руки Флоренс обвились вокруг его шеи, а ее алый рот был соблазнительно близок.

Спустя несколько недель жизни в новом доме он вдруг узнал, что Нанна каждый вечер поджидает их, когда они бывают в гостях или на вечеринках.

Совершенно случайно, выйдя из такси и собираясь открыть парадную дверь, он, взглянув на окна, увидел, что в комнате Нанны горит свет.

«Надеюсь, она не заболела», — подумал он.

Была половина четвертого утра, и он представить себе не мог, почему Нанна бодрствует в такой час.

Он удержался и ничего не сказал Флоренс, чтобы не обеспокоить ее.

Когда же она удалилась в свою комнату, он на мгновение задержался у подножия короткой, в несколько ступеней, лестницы, ведущей с этажа, где расположены их с Флоренс спальни, в комнаты для прислуги. Может быть, ему подняться наверх и проверить, в чем дело, забеспокоился он.

И тут почувствовал, что кто-то на верхней площадке тоже ждет и прислушивается.

Это подсказала ему скорее интуиция, чем разум, но он был уверен, что не ошибся.

Малколм слышал, как Флоренс прошла через спальню в ванную и, открыв краны, пустила воду. Ему показалось, что там, наверху, кто-то напряженно ждал этого момента, до него донесся слабый вздох облегчения и стук осторожно закрываемой двери.

«Странно, почему она так беспокоится? — недоумевал Малколм. — В конце концов, Флоренс уже не ребенок. Не может же она сомневаться в том, что я недостаточно забочусь о жене?»

Но даже беспокойство Нанны по этому поводу не объясняло ее странного поведения.

Как бы поздно они с Флоренс ни возвращались, она появлялась на площадке лестницы, как только они входили в дверь.

Она определенно ждала их, и Малколм стал задумываться, что все же могло так тревожить Нанну.

Однажды они задержались на коктейле и минут на двадцать опоздали к ужину. Конечно, Нанна ждала их, но на этот раз уже в холле, и открыла им дверь сразу же, как услышала, что подъехало такси.

— Вы думали, что мы потерялись? — шутливо спросил ее Малколм.

К его недоумению, она ничего не ответила, а быстро спустилась к такси, чтобы помочь Флоренс выйти, пока Малколм расплачивался с шофером. Он вдруг случайно услышал, как Флоренс сказала, видимо, отвечая на вопрос Нанны:

— Конечно, все в порядке. Ради Бога, перестань волноваться.

Тон, которым это было сказано, настолько удивил Малколма, что он с полминуты бессмысленно разглядывал высыпанные на ладонь монеты, пока наконец сообразил, сколько должен заплатить водителю такси.

Даже потом, медленно войдя в дом и запирая за собой парадную дверь, он не мог найти разумного объяснения тому раздражению, которое прозвучало в голосе Флоренс, а также непонятному беспокойству Нанны.

Сто раз он повторял себе, что это естественное беспокойство няньки, до сих пор не верящей, что опекаемое ею дитя уже выросло.

И все же где-то в глубине сознания оставалась мысль, что он что-то упустил, чего-то не знает и поэтому не может понять того, что происходит.

Он решил тут же спросить у Флоренс, что все это значит, но, когда представилась возможность; он засомневался, не покажутся ли Флоренс его расспросы нелепыми. Он не ошибся. Флоренс именно так восприняла его слова.

— Конечно, Нанна излишне беспокоится. Но, в конце концов, она привыкла оберегать меня.

— И тебя это не раздражает? — спросил Малколм. — Постоянное беспокойство, что ты придешь домой поздно? Почему она ждет нас каждый вечер?

— Откуда ты знаешь, что она нас ждет? — спросила вдруг Флоренс и внимательно посмотрела на мужа большими темными глазами.

Малколм понял, что она тоже знает о ночных бдениях своей няньки.

Он прекратил дальнейшие расспросы и постарался успокоить свою совесть, став еще более любезным с Нанной, на что, впрочем, она не обратила никакого внимания.

А потом Малколм по делам службы должен был отправиться на несколько дней в Берлин.

Ему не хотелось расставаться с Флоренс. Она же до последней минуты не отпускала его, умоляя не уезжать.

Он тоже был огорчен этой разлукой, хотя успокаивал себя тем, что лишь первое расставание кажется мучительным, а со временем и он, и Флоренс привыкнут к ним.

— Это всего лишь на неделю, дорогая, — успокаивал он ее.

Но Флоренс, спрятав лицо у него на груди, никак не могла успокоиться. С болью в сердце, чувствуя свою вину, смотрел он на маленькую ее фигурку на платформе вокзала Виктория и долго прощально махал рукой.

Малколм рассчитывал, что они полетят самолетом, но тот, кого он сопровождал, категорически воспротивился этому, и они отправились в Европу самым длинным и скучным путем.

О ночной жизни Берлина в те времена рассказывали много чудес, но Малколм был так занят, что не смог отвлекаться ни на что другое. Он дважды звонил в Лондон, но лишь один раз смог поговорить с Флоренс. Второй раз подошла Нанна и сообщила, что Флоренс нет дома. Было всего лишь половина десятого утра, и Малколма обескуражил такой ответ.

— Я старался не звонить по утрам, чтобы не будить ее, — объяснил он. — Куда же она могла уйти так рано?

— Только на этот час, сэр, ей удалось записаться на педикюр, — пояснила Нанна. — Она только что ушла и будет страшно расстроена, что не смогла поговорить с вами.

— Что ж, передайте ей, что я люблю ее и постараюсь позвонить еще раз вечером, если мне это удастся, но я в этом не уверен, — сказал Малколм.

— На вашем месте, сэр, я бы не стала тратить так много денег, — строго заметила Нанна.

Малколм рассмеялся.

— Вы правы, Нанна, — согласился он. — Это чертовски дорогое удовольствие, уверяю вас. Передайте ей привет.

Было уже под вечер, когда он наконец вернулся на Джон-стрит, № 102, и своим ключом открыл входную дверь. Однако Нанна тут же спустилась в холл.

— Где Флоренс? — спросил он, радуясь, как школьник, что снова дома и сейчас увидит Флоренс.

— В гостиной, сэр, — ответила Нанна, — Она немного устала.

— Устала? — удивился Малколм. — От чего, что она делала? Или ее что-то расстроило?

— Я думаю, это погода. Она просто немного устала, сэр. Я бы не стала ее беспокоить на вашем месте.

Малколм с трудом дослушал до конца объяснения Нанны и, перепрыгивая через три ступеньки, взбежал по лестнице в гостиную.

— Дорогая, ты нездорова? — встревоженно спросил он. — Что с тобой?

Он торопливо пересек гостиную и, подойдя к софе, где лежала Флоренс, нежно обнял ее и поцеловал.

Ее губы были сухими и горячими, а лицо горело как в лихорадке. Он заметил, что впервые она так сильно злоупотребила духами.

— Что с тобой, моя радость? — заботливо спросил он, вглядываясь в нее.

Свет ламп в гостиной был притушен, и он не мог достаточно хорошо разглядеть лицо жены.

— Я просто устала, — ответила Флоренс. — Мне кажется, я простудилась.

Голос ее был глухим и хриплым, и она совсем не была похожа на прежнюю Флоренс. Малколма это обеспокоило.

— Надо немедленно послать за врачом, — разволновался он. — Мы не можем позволить тебе разболеться, дорогая.

— Это пустяк, — ответила Флоренс. — Нанна знает, как мне помочь.

Но это не успокоило Малколма. Он отправился на поиски Нанны и тут же нашел ее на лестнице, недалеко от дверей в гостиную.

— По-моему, надо вызвать врача, — сказал он.

— Не стоит, сэр, — ответила Нанна. — В этом нет надобности. Уверяю вас, если бы это было нужно, я бы сказала вам. У нее еще с детства бывали такие недомогания простудного характера, когда она уставала.

— Хорошо, если вы так уверены, — ответил Малколм, немного успокоенный ее тоном.

— Абсолютно, сэр, — подтвердила Нанна. — Нет необходимости приглашать доктора, уверяю вас.

Они молча поужинали, но позднее, в постели, Флоренс неожиданно расплакалась.

Она плакала, не переставая, на его плече, и никакие уговоры Малколма успокоиться и рассказать, что с ней, не заставили ее говорить. Это серьезно обеспокоило его, но он слишком устал и, несмотря на искреннюю тревогу, заснул так глубоко, что проспал до утра.

На следующий день Флоренс, казалось, стало лучше, а еще через день она снова была прежней, веселой и жизнерадостной. Малколму оставалось лишь в очередной раз признать правоту разумных суждений Нанны.