Он никогда не думал, что его жажда мести может ослабеть. Но сейчас, когда Филомена Монтгомери, сидевшая у постели, осторожно поглаживала его холодные пальцы, он почувствовал, что желания отомстить поубавилось. А когда она подняла руку, чтобы утереть слезы со своей щеки, он совсем растерялся.

– Шеймус слишком много болтает.

Элиза вздрогнула от неожиданности, услышав голос Люка. Внимательно посмотрев на него, она спросила:

– Как вы себя чувствуете?

Он закрыл глаза и облизнул пересохшие губы.

– Не знаю. Не уверен, что хорошо. Я боюсь пошевелиться, чтобы не причинить себе боль.

– Тогда не двигайтесь.

– Что с Реми?

– С мальчиком все в порядке. Он благополучно спустился.

Люк с облегчением вздохнул:

– Что ж, очень хорошо. Скажите, а что с кораблем?

– Судно в надежных руках, не беспокойтесь. Ведь ваш помощник – опытный моряк, не так ли?

– А как вы?

– Я?.. – Элиза в смущении переспросила; она не совсем понимала, что капитан имел в виду.

– Вы в порядке?

– Да капитан. Хотя должна признаться… Я, наверное, постарела на несколько лет во время вашего падения.

Его губы тронула улыбка.

– В таком случае прошу прощения за каждый ваш седой волосок.

– Вы совершили благородный поступок.

Он криво усмехнулся:

– И очень глупый. В следующий раз мне придется немного подумать, прежде чем обрекать себя на смерть.

Однако Элиза знала, что этого не будет. Жан Люк был явно не из тех, кто способен размышлять в минуту опасности. К тому же он очень заботился о своих людях, хотя старался не показывать этого.

Да Жан-Люк был благородным и отзывчивым человеком. Пораженная этим открытием, Элиза молча смотрела. Жан-Люк снова закрыл глаза и в тот же миг почувствовал на своей щеке руку Элизы. Открыв глаза, он увидел, что она склоняется над ним.

Ее поцелуй был необыкновенно сладостным и нежным – словно легкий летний ветерок. Его губы приоткрылись, и он вздохнул, охваченный дивным томлением. Затем Элиза отстранилась и с улыбкой сказала.

– Это плата за ужин, Жан Люк.

«А как насчет завтрака?» – хотел он спросить, однако, утомленный, начал погружаться в сон. Люк очень надеялся, что ему приснится девушка, которую он только что поцеловал.

Элиза выпрямилась, все еще чувствуя поцелуй Люка на своих губах. Она была рада, что он уснул, – иначе как бы она объяснила свой импульсивный поступок? Действительно, как это произошло? Возможно, она просто поддалась внезапному влечению. Но почему? Ведь они с Уильямом Монтгомери собирались пожениться… Вероятно, ей не следует забываться. Да, она должна держать себя в руках, должна все время помнить об Уильяме.

Элиза провела по своим губам дрожащими пальцами. Как же ей снова обрести душевное равновесие? Конечно же, она поддалась очарованию этого мужчины. Она испытала лишь мимолетную страсть, и он ответил ей тем же. Ничего другого. Ничего более глубокого. Разумеется, это не любовь. Любовь не должна вызывать такого сердцебиения. И вовсе не любовь заставила ее поцеловать этого мужчину прямо в губы. Но все же она поцеловала его, и испытала при этом удовольствие. Поцеловала вопреки всем намерениям держаться от него подальше…

Вероятно, ей просто не следует о нем думать. Скоро ее опасное приключение закончится, и француз больше не будет держать ее в плену и очаровывать.

По крайней мере, она на это надеялась.

Надежды не сбылись, ему не приснилась прелестная девушка, расплатившаяся с ним поцелуем за завтрак. Во сне к нему снова вернулись боль в переломанных пальцах и ощущение голода в пустом животе. Снились мрак, холодные каменные стены и цепи, натиравшие руки и ноги и делавшие его совершенно беспомощным. Снился сырой и затхлый воздух, которым невозможно дышать, потому что он был пропитан болезнью, отчаянием и смертью. От жуткого одиночества можно было сойти с ума, и он уже потерял всякую надежду на избавление от этого кошмара…

Жан Люк проснулся с громким криком. Проснулся в холодном поту. Какое-то время он лежал, стараясь не дышать. Он думал, что снова закован в кандалы. Затем, почувствовав мерное покачивание корабля, невольно улыбнулся. К счастью, это был сон, а не реальный кошмар. Но чем же навеян этот сон?

Тут он увидел сидевшую за столом девушку. Она дремала, положив голову на руки. Филомена Монтгомери. Дочь этого негодяя. Вот средство, с помощью которого он сможет отомстить и осуществить свои мечты.

Он не должен этого забывать, пока его преследуют страшные, терзающие душу воспоминания. Глядя на ее губы ему следует помнить, через какие испытания он прошел чтобы выжить. Он должен помнить о своих страданиях видя испуг в ее глазах. Когда же она проявляет заботу о нем, он должен помнить о ненавидящем взгляде ее отца, этого лживого ублюдка, который сказал: «Ломайте ему пальцы, пока он не заговорит». Ее страдания – ничто по сравнению с его муками.

Монтгомери в долгу перед ним, и они заплатят за все. Дав себе такое обещание, он снова оградил свое сердце глухой стеной, через которую эта женщина не сможет пробраться никакими хитростями. Только возмездие успокоит его. Только с помощью этой женщины он сможет осуществить свои мечты.

И он добьется своего – независимо от того, во что обойдется это миловидной пленнице.

И воспоминание о наполненных слезами зеленых глазах, а также о мучительно сладостном поцелуе утонуло в нахлынувшей волне ярости.

Глава 8

Элизу разбудили прерывистые глухие стоны. Она подняла голову и с удивлением увидела, что капитан не только встал с постели, но и пытается натянуть сапоги.

– Вам нельзя вставать! – воскликнула девушка, поднимаясь из-за стола.

– Я должен позаботиться о корабле, – проворчал Люк, не глядя на Элизу. Стиснув зубы, он все-таки натянул сапоги.

– Для этого есть другие люди. Вам же следует позаботиться о себе. Вчера вы были почти при смерти.

– Вот именно – почти. К тому же это было вчера.

Он пристально взглянул на нее, и она увидела гнев в его потемневших глазах. Это был совсем не тот человек, который обнимал ее вчера на палубе, защищая от холодного ветра. Перед ней снова был капитан Черная Душа – непреклонный и жестокий мститель.

– Не могу поверить, что вы действительно совершили вчера такой безумный поступок. Здравомыслящий человек не стал бы так рисковать.

Капитан поморщился, однако промолчал.

– Сейчас принесут завтрак и кофе, – продолжала Элиза.

– Очень хорошо. Я голоден.

– Какую плату вы потребуете от меня за завтрак на этот раз?

Люк повернулся к девушке, и она по его глазам поняла, что он вспомнил о вчерашнем поцелуе. Но капитан вдруг усмехнулся и проговорил:

– У вас остался еще медальон с гербом вашей семьи, не так ли?

Весьма озадаченная этим вопросом, Элиза кивнула:

– Да, вот он.

Она вложила медальон в протянутую руку Люка, и он тут же сжал пальцы с такой силой, что побелели костяшки. «Вероятно, украшение врезалось в его ладонь», – почему-то вдруг подумала Элиза.

Хотя Люк заявлял, что голоден, он едва прикоснулся к завтраку – было очевидно, что капитан стремился поскорее подняться на палубу. Впрочем, Элиза и не пыталась его удерживать, она чувствовала, что между ними снова возникло отчуждение.

Воспользовавшись отсутствием капитана, девушка попросила Реми, чтобы он принес ей таз и мыло. Ее одежда казалась настолько грязной, что дольше невозможно было терпеть. Подперев спинкой стула ручку двери, Элиза быстро разделась и, ополоснувшись, надела одну из рубашек Люка и его парусиновые штаны. Затем принялась стирать свое нижнее белье и платье. Она уже отжимала сорочку, когда раздался сильный удар в дверь. Девушка вздрогнула от неожиданности и едва не расплескала воду из таза.

Поспешив к двери, Элиза убрала стул, и в каюту тотчас же ворвался Жан Люк.

– Что вы здесь делаете? Почему потребовалось баррикадировать дверь? Решили выжить меня из собственной каюты?

– Я мылась, капитан, поэтому и решила запереться. Нам обоим было бы неловко, если бы вы застали меня…

Люк окинул девушку взглядом… и вдруг замер в изумлении. Он понял, что в своем новом наряде – то есть в его рубашке и парусиновых штанах – она стала еще более соблазнительной. У нее были удивительно длинные ноги, округлые бедра и на редкость тонкая талия. Там же, где влажная рубашка прилипла к телу, отчетливо выделялись груди. Чем дольше он смотрел на нее, тем явственнее проступали сквозь ткань соски.

И она, безусловно, возбуждалась под его взглядом, он чувствовал.

Мысль об этом едва не нарушила его решимость, но он все же заставил себя вспомнить о мести.

Выругавшись сквозь зубы, Люк стремительно подошел к шкафчику и, схватив бутылку с ромом, начал пить прямо из горлышка. В животе его стало тепло от крепкого напитка, однако это тепло не шло ни в какое сравнение с пламенем, бушевавшим ниже. Он испытывал мучительное чувство, рисуя в воображении картину, как они оба падают на кровать, охваченные неистовой страстью. Потребность удовлетворить свою страсть ему мешает дышать, думать, говорить… Такого с ним еще никогда не случалось – он всегда умел укрощать свою плоть. Всегда, но не сейчас…

Люк сделал еще один большой глоток и закрыл глаза, надеясь, что спиртное заглушит острое желание. Затем коснулся медальона Монтгомери, который теперь носил на шее на кожаном шнуре.

– Капитан… – раздался робкий голос Элизы. – Капитан, вам плохо?

О, если бы она знала, как ему плохо.

– Может быть, позвать кого-нибудь?

– Какой же я дурак, – пробормотал Люк и сделал еще один глоток.

– Что?

– Ничего, мадемуазель Монтгомери. – Он произнес эти слова удивительным тоном – так, чтобы напомнить девушке о ее положении. – Не надо проявлять сочувствия ко мне. Это ничего не изменит.

Люк захромал к постели, чувствуя, что если сейчас упадет, то уже не сможет подняться. Он уселся на матрац, затем, тяжело дыша, повалился на спину. Не в силах пошевелиться, он закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не закричать от мучительной боли. Вскоре Люк расслабился и еще глотнул из бутылки, которую прихватил е собой. Он с нетерпением ждал, когда спиртное подействует и притупит его страдания – как телесные, так и душевные.