— Слава Богу, — ответила леди Абернети, обмахивая лицо веером. — Я надеюсь, вы сделаете это сейчас же.

И в самом деле, спустя несколько минут толпа поредела и они смогли пройти наверх, в главный бальный зал. Стараясь увидеть Брэма, Роуз оглядела комнату. Этот вечер был не из тех, которые ему нравились, но он сказал, что придет. И он должен знать, что она будет страшно беспокоиться о нем.

Оглядываясь по сторонам, она не могла не заметить, что гости тоже смотрят на нее. Особенно мужчины. Уловив момент, она взглянула на себя в одно из зеркал, висевших по стенам. Прическа в порядке, платье вполне пристойно. Так на что же они, черт бы их подрал, уставились?

— Леди Роуз.

Сердце у нее екнуло, но она тут же поняла, что голос не принадлежал ни Брэму, ни Косгроуву. Она обернулась:

— Мистер Хеннинг, не так ли?

Толстяк улыбнулся, склонившись в глубоком поклоне:

— Да, я подумал, не найдется ли для меня местечка в вашей танцевальной карточке. Как вы знаете, будет два вальса.

А у нее даже не было такой карточки. У нее редко бывало достаточно приглашений для этого.

— Первая кадриль свободна, — решила она. Она видела раньше, как он танцует, и вальс был бы слишком опасным предприятием.

— Сочту за честь. — Снова поклонившись, он смущенно улыбнулся и исчез в толпе.

— Очевидно, придется взять карточку для танцев, — заметила она.

— Я принесу тебе, — сказал Джеймс и ушел. Она не поняла, хотел ли он после устроенного им скандала, хотя и запоздало, задобрить ее, или собирался сбежать от родителей, но он ушел прежде, чем она спросила его. К тому времени, когда он вернулся с карточкой и карандашом, у нее были заняты уже три танца. Да что же это такое? Самое большее, она танцевала котильон или два с пожилыми вдовцами или двумя лишенными подбородков сыновьями графа Бэнбери.

Она записывала имена своих кавалеров, когда толпа слева от нее зашевелилась. Словно воды Красного моря расступились, и перед ней предстал Адонис в элегантно-сером костюме. У нее перехватило дыхание, когда взгляд черных глаз обвел комнату и остановился на ней. И с этой минуты не отрывался от нее. Брэм подошел к ней. Остальные гости, словно почувствовав опасность, разошлись по сторонам, как будто он был хищником, оказавшимся на воле.

— Добрый вечер, — сказал он, остановившись перед ней. Он взял ее обе руки и поднес их к своим губам.

— Брэм, — наконец-то проговорила она чуть Дрогнувшим голосом. Ей хотелось заключить его в объятия, чтобы убедиться, что это действительно он, но при этом жив и здоров. Ей хотелось спросить, что он имел в виду, когда сказал, что любит ее, и не скажет ли он этого еще раз, чтобы она снова услышала эти слова.

— Лорд Брэмуэлл, — вмешался ее отец, и она вздрогнула. Она забыла, что родители рядом.

Брэм на мгновение прищурил глаза, а затем отпустил ее пальцы и пожал протянутую графом руку.

— Абернети. Надеюсь, вы с пользой провели этот день.

— Да, очень. А у вас появился разгневанный враг.

— Благодарю вас за предупреждение. — Брэм наклонил голову и взял у нее карточку для танцев. Роуз даже этого не заметила.

— Хеннинг?

— Он пригласил меня. Все приглашали. Не понимаю почему.

Брэм некоторое время смотрел на нее.

— Не понимаешь? Ты прекрасна, Розамунда. Просто прошло много времени, прежде чем люди это заметили. — Он что-то нацарапал на карточке и вернул ее и карандаш Роуз.

Роуз взглянула на карточку, и у нее вспыхнули щеки.

— Ты не можешь танцевать оба вальса.

— Посмотри на меня. — Его губы сложились в довольную улыбку. — Я не хочу, чтобы кто-то еще обнимал тебя, — тихо признался он.

Боже, как приятно, божественно прозвучали эти слова, но скорее всего они предназначались для того, чтобы отвлечь ее мысли от той огромной беды, которая угрожала им. В особенности ему.

— Ты видел… его? — понизив голос, спросила она.

— Его? — спросил он. — Ты думаешь о другом мужчине в то время, когда я флиртую с тобой? Ты разбиваешь мне сердце!

— Пожалуйста, будь серьезнее. — Она придвинулась к нему, не обращая внимания на то, что на них смотрели. Главным образом на Брэма. — Джеймс сказал, что у него буквально пена пошла изо рта, когда они отдали ему деньги.

— Знаешь, как бы нам не пропустить первый вальс. — Он оглянулся. — А вот и твоя кадриль.

Черт побери!

— Пожалуйста, Брэм. Если ты увидишь его…

— Я постараюсь, чтобы он не приближался к тебе.

— Это не то, что я…

— Я знаю, что ты хотела сказать. — Брэм, словно не в силах удержаться, коснулся ее щеки. — Меня не убьют и не утащат отсюда, пока я не потанцую с тобой. — Его взгляд стал холодным и серьезным. — Клянусь.

Если бы Косгроув что-нибудь знал, то он бы поведал о том, что Дэвисы будут присутствовать на вечере у Клементов. И тогда бы он легко догадался, что человек, уплативший их долг, тоже там будет.

Брэм мог бы уклониться от встречи с Косгроувом, но тогда он оставил бы Розамунду лицом к лицу с этим ублюдком. Нет, так было лучше. Более опасно для него, но это едва ли имело значение.

Не выпуская из виду Розамунду, он следил за двумя разными дверями, соединявшими комнату с главным танцевальным залом. Салливан и Фин все еще не появлялись, и его немного удивляло, что они послушались его, чем он, в сущности, тоже был доволен. Он ценил их верность сильнее, чем мог бы выразить словами, но он не знал, как убедить, что у них есть более важные дела, чем защита его от его собственной недальновидной глупости.

— Брэм!

— В чем дело, Джеймс? — спросил он, не спуская глаз с потока входивших и выходивших гостей.

— Я подумал, что вам надо это знать, — сказал виконт Лестер совсем несвойственным ему тихим и обеспокоенным тоном. — Роуз взбрело в голову, что за вами придут сыщики с Боу-стрит и вы оба должны бежать из Лондона.

Брэм нахмурился.

— Я не потащу ее за собой и не погублю ее репутацию, — тихо ответил он. В этот момент он еще не предполагал, что Лестер может знать о его нечестивых поступках. Если Роуз решила рассказать ему, значит, у нее на то были веские причины.

— Меня беспокоит, что она думает, будто вы хотите взять ее с собой. Если вы ввели ее в заблуждение… или того хуже, то я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что только смогу, чтобы засадить вас в тюрьму.

— Я хочу, чтобы она была со мной, — проворчал Брэм, раздраженный тем, что его отчитывает молокосос. — Но в первую очередь я должен позаботиться о ее безопасности. Мне надо разобраться в этой ситуации прежде, чем что-либо предпринимать.

— А если вас арестуют?

— Я не сбегу — ни с Розамундой, ни без Розамунды. — Он сурово свел брови. — Мне не доставляет удовольствия объяснять это тебе, но хорошо уже то, что ты, наконец, заботишься о благополучии своей сестры.

— Полагаю, я получил свой урок, — смущенно сказал виконт.

— Хорошо. А я получил свой. И охотно заплачу за него. Кадриль закончилась под общие аплодисменты, и Брэм направился к ней, следующим был их вальс. Он хотел расплатиться после танца.

— Пойдем? — протянул он ей руку.

Розамунда обхватила затянутыми в перчатку пальцами его руку. Судя по выражению ее лица, она собиралась опять убеждать его, что он рискует, появляясь на публике. В другой обстановке он бы охотно слушал ее, но сейчас он думал, что существуют лучшие способы провести эти несколько минут в ее обществе.

Заиграла музыка, он обнял ее за талию, а она положила руку на его плечо. Они закружились в вальсе.

— Ты весьма виртуозно не давала Хеннингу наступать тебе на ноги, — заметил он.

— Спасибо. — Она вздохнула, по ее телу от его прикосновения пробегала легкая дрожь. — Правда, вовремя танца я размышляла.

— О чем?

— О незначительности твоих преступлений по сравнению с тем, как они, вероятно, поступят с тобой, когда поймают.

— А ты собираешься стать моим адвокатом?

— Не шути, Брэм. Неужели ты и в самом деле считаешь, что твои ошибки заслуживают нескольких лет тюрьмы, ссылки или виселицы?

— А ты представляешь, как мне хочется поцеловать тебя прямо здесь? — прошептал он, прижимая ее к себе.

— Сейчас надо думать совсем о другом.

Из всех тем разговора, которые они могли бы обсуждать, вопрос о том, заслуживает ли он спасения, Брэм никогда бы не выбрал.

— Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, Розамунда, — сказал он тихо, кружа ее в такт музыки. — Я был под влиянием чудовища, с некоторыми перерывами, в течение более десяти лет. И даже когда у меня появились друзья, которых я очень ценю и которыми восхищаюсь, я вернулся к нему, потому что мне стало скучно. Но и этого мне было недостаточно, и я стал красть у людей только потому, что они называли моего отца своим другом. Как бы сильно мне ни хотелось соединить мою жизнь с твоей, я не могу этого сделать, пока каким-либо образом не исправлю то, что я делал… будучи таким негодяем.

— Ты не такой, как Косгроув, — возразила она дрожащим голосом.

— Совершенно такой же, единственная разница в том, что я полюбил тебя.

— Ты совсем не похож на него. Не могу поверить, что ты настолько туп, что не замечаешь этого.

— Просто у тебя невероятно доброе сердце и ты идеализируешь меня.

Она открыла рот, вновь закрыла и, наконец, спросила:

— Сколько других учеников Косгроува успешно закончили свое образование под его руководством?

Вопрос озадачил его.

— Никогда не подсчитывал.

— А помнишь, ты рассказывал нам, как один из них покончил с собой. А теперь еще и Джеймс, который бы погиб, если бы не ты. Кто там еще?

Он на минуту задумался.

— Роджер Эвилейн.

— А где он?

— Где-нибудь на кладбище. Он спал с женой одного господина, которого язык бы не повернулся назвать рогоносцем. Или его в этом обвиняли. — Во всем, что он смог рассказать, была видна рука Косгроува.