— Я убежден, дружище, что мне лучше остаться дома. — Он надел свою черную шляпу, натянул черные кожаные перчатки и положил в карман туго набитый кошелек. — Не жди меня, ложись спать.

Мостин кивнул:

— Тогда доброго вам вечера, милорд. Вряд ли пожелание этого чудака сбудется. По крайней мере погода была хорошая, и он подумал, что мог бы воспользоваться своим двухколесным экипажем или коляской. Но, на случай появления герцога, следовало приехать в карете. Массивная и черная, она требовала двух пар одинакового цвета лошадей. На ее дверцах, правда, не было фамильного герба. Вероятно, герб Джонсов существовал в виде татуировки на заднице Левонзи, но никто не нашел бы его где-либо в Лаури-Хаусе.

Он сел в карету, приказал кучеру ехать в Дэвис-Хаус. Слуга закрыл дверцу. Брэм нутром чувствовал, что в этот вечер ему предстояло оказаться в центре большого скандала. Обычно женщины предпочитали встречать его экипаж около дома, и он не выходил из кареты у парадного входа и не стучал в дверь, но, очевидно, имея дело с порядочной девушкой, необходимо было соблюдать приличия. Спустя несколько минут в холле Дэвис-Хауса Брэма встретил быстро сбежавший с лестницы виконт Лестер, и Брэм подавил вздох. Этот идиот, конечно, облачился во все черное, и они вместе походили на пару тех людей, которые носят гроб с покойником.

— Вы оба одеты так, будто собираетесь на похороны! — донесся с лестницы звучный женский голос. У него зашевелились волосы. Дыхание перехватывало, что с ним редко случалось. Брэм посмотрел наверх. Он видел Розамунду на вечере у Клактонов, в бальном наряде. И его заинтриговало, что сейчас она была одета совсем по-другому, и он предположил, что сегодня она одевалась специально для него. Рыжие волосы уложены в искусную прическу с локонами, свободно падавшими на уши и на лоб. На ней было желтое с фиолетовой отделкой платье, с пеной кружев на рукавах и шее, что-то скромное и одновременно волнующе.

— А вы, миледи, случайно, не в Букингемский дворец приглашены? — улыбнулся он, когда она подошла.

Это было невероятно. Ему приходилось сжимать пальцы, чтобы удержаться и не прикоснуться к ней. А ведь на вид в ней нет ничего примечательного. Неискушенная, бесхитростная девственница. Должно быть, возникло желание, вызванное запретным плодом. Сорвать его предстояло Косгроуву. Находясь с ним под одной крышей, она быстро утратит обаяние и женственность, превратится в существо, которое ни у кого бы не вызвало сексуального интереса.

Черт побери, а какое ему до всего этого дело? Но ведь он сам поставил себя в такое положение: каким-то образом оказался ее наставником, советчиком, другом семьи, благодетелем. Это было чистым абсурдом, настолько чуждым его натуре, что он не мог поверить самому себе.

— Сколько сегодня будет гостей? — спросила леди Розамунда, когда дворецкий помогал ей накинуть шаль.

— Только мы, — ответил Брэм и нахмурился: — Возможно, еще один. — Если только у герцога не найдется более важных дел, которых у него, надо полагать, всегда достаточно.

— Еще один? — повторила она.

В ее голосе слышалось беспокойство и напряжение. Брэм перевел взгляд с нее на Джеймса и предложил ей руку.

— Герцог Левонзи, может быть, — сказал он, спускаясь вместе с ней по ступеням к ожидавшей их карете. — Он присутствовал при заключении соглашения между вашим отцом и Косгроувом.

— Его светлость — один из близких друзей моего отца. От одного у поминания Левонзи его мог хватить апоплексический удар, но она слегка разжала пальцы, лежавшие на его руке. Значит, не встреча с герцогом беспокоила ее.

— Что-то случилось? — тихо спросил он, жестом предлагая Джеймсу первым сесть в карету.

— Ничего.

Он взял ее руку прежде, чем она успела отдернуть ее.

— Я не привык к сантиментам, — продолжал он. — Если вам нужна моя помощь, то я предлагаю вам говорить прямо и честно.

Она быстро заглянула ему в глаза, потом кивнула:

— Сегодня приезжал лорд Косгроув. Он поцеловал меня. Если это можно назвать поцелуем… Так, коснулся…

То, как она судорожно сжала пальцы, невольно испугало его.

— Каким образом? Она покраснела.

— Он… лизнул мои губы, — прошептала она так тихо, что он с трудом понял ее.

Лорд Лестер высунулся из кареты:

— Вы, двое, так и будете стоять тут и болтать всю ночь?

— Да, — коротко ответил Брэм.

— Но…

Чертов щенок!

— Заткнись и сядь, Джеймс!

С обиженным видом виконт отодвинулся в глубину кареты.

— Он прав, — сказала Розамунда, — нам следует…

— Косгроув прекрасно знает, как следует целовать женщину, — перебил он, притягивая ее к себе еще ближе, чтобы говорить как можно тише. — Он безошибочно определяет, что может привести в шок порядочную молодую леди. Этот негодяй пытался внушить вам страх, Розамунда.

Она кивнула, но чуть отвернулась от него.

— Он… я не хотела бы, чтобы таким был мой первый поцелуй. Конечно, я надеюсь, что все еще будет по-другому… — Она умолкла, и слеза скатилась по ее щеке.

Что-то темное и неприятное шевельнулось у него в груди. Если ее первая встреча с Косгроувом до такой степени расстроила ее, то не пройдет и месяца ее замужества, как она наложит на себя руки. Какого черта она не сбежала?

— Нам пора ехать, — сдержанно проговорил он, помогая ей сесть в карету. — В Марстен-Хаус, Грэм, — сказал он кучеру и закрыл дверцу.

— У меня с собой двадцать фунтов для игры в фараон, — заявил Джеймс, похлопывая себя по карману. — Каковы мои шансы?

С минуту Брэм смотрел на него.

— Думаю, ты вернешься с этой же суммой.

— Прекрасно. Из вашей семьи я не хочу никого оставлять с пустыми карманами, но вы должны признать, что я делаю успехи.

— Твое умение очевидно, Лестер. — Он взглянул на Розамунду, сидевшую рядом с братом: — А вы играете, леди Розамунда?

— Нет. И если бы у моего брата хватило ума, он тоже не играл бы. Да и вы бы не увлекались этим, Брэм.

Приятно было услышать гнев в ее голосе, даже если он — хотя бы частично — направлен на него. Девушка назвала его по имени. Если она все еще могла сердиться, значит, Косгроув всего лишь напугал ее. И все же…

— Я думаю, вам понравится эта игра. Буду рад научить вас.

— Она не играет, — вмешался виконт. — И не станет тратить на игру свои «булавочные» деньги. Поверьте мне, я пытался уговорить ее.

— Я предоставлю вам все деньги, которые вам потребуются, чтобы поставить на кон, моя дорогая, — сказал Брэм. — Вы не потеряете ни пенни. Даю вам слово.

Она продолжала недоверчиво смотреть на него, понимая, что недостаточно хорошо знает своего «покровителя». Пока что ей было невдомек, что этот человек редко дает слово. Но уж если дал, то держит его до конца.

Когда они подъехали к Марстен-Хаусу, один из лакеев Огаста открыл дверцы кареты. Брэм облегченно вздохнул, глядя, как отпрыск семьи Дэвисов вылезает из кареты. Взгляды и мнение старшего брата никогда не имели особого значения для него, и в прошлом он не раз привозил сюда на семейный обед довольно сомнительных приятелей, как мужского, так и женского пола, и тогда его племянника и племянниц высылали из комнаты. Он впервые задумался, почему Огаст продолжает не только приглашать его, но и настаивать, чтобы он приезжал.

А сегодня ему хотелось, чтобы его брату… понравился по крайней мере один из гостей. Но это не значило, что Роуз позволят появляться в Марстен-Хаусе после того, как она выйдет замуж за Косгроува.

— Дядя Брэм!

Что-то крохотное скатилось с лестницы и ударило его в живот. За ним последовали существа других размеров и в мгновение ока обступили его.

— Боже мой, да что это за сорванцы с липкими пальцами? — спросил он. — А лорд Хейт знает, что вы живете под одной с ним крышей?

— Да! — со смехом недружным хором ответили они. Две девочки вспомнили о хороших манерах и, оторвавшись от Брэма, присели в реверансе перед Розамундой и Лестером.

— Лорд Лестер, леди Розамунда, позвольте представить Оскара, лорда Керкдена, леди Луизу и леди Каролину Джонс.

Мои лучшие друзья, Джеймс и Розамунда Дэвис.

Дети… Розамунда с удивлением наблюдала, как лорд Брэм Джонс подхватил двух самых маленькихи, взяв каждого под мышку, понес их вверх по лестнице в гостиную.

Она могла только предположить, что человек с такой репутацией даже не подозревает, что на свете существуют дети, тем более навряд ли умеет разговаривать и шутить с ними. Однако племянник и две племянницы явно обожали его. И куда-то исчез едкий цинизм, который был, казалось, его второй кожей, как будто он оставил его у входа вместе со шляпой и перчатками.

Она подумала, сколько так называемых друзей замечали в нем эту черту и почему он решил позволить Джеймсу и ей увидеть его с такой неожиданной стороны. Это так не сочеталось с натурой человека, который в прошлом сезоне в «Уайтсе» ни разу не остался в проигрыше.

— Черт побери, что происходит!? — пробормотал за ее спиной Джеймс. — Я думал, мы будем играть в карты.

— Он предупредил, что это будет семейный обед, Джеймс. Пойдем же.

Ее брату очень не нравились бегавшие вокруг дети, но у Розамунды они вызвали умиление. И это было самое приятное, что произошло за весь этот день. Как странно, что единственный человек, с которым она могла поговорить, единственный, кто, казалось, немного сочувствовал ей и понимал ее, имел репутацию одного из самых отвратительных негодяев в Лондоне. Возможно, он просто умел скрывать свои истинные намерения лучше, чем Косгроув.

О Боже! При одном даже мысленном упоминании этого имени ей едва не стало дурно. Она не могла представить, что может быть на уме у ее будущего мужа при их следующей встрече, и страстно желала, чтобы Брэм смог все объяснить ей.

Когда она вошла в гостиную, Брэм стряхнул с себя на диван визжавших от восторга детей и склонился в изящном поклоне перед крупным мужчиной и миниатюрной женщиной, стоявшими у камина. Она несколько раз видела маркиза и маркизу Хейт, но их тогда так и не представили друг другу. И если бы она не знала теперь точно, то никогда бы не подумала, что Хейт и Брэм — братья.