Ее рука на миг так и застыла в воздухе, как замерла вся Марина, очарованная этим моментом. Но потом она все же поддалась своему желанию и коснулась его лица: провела пальцем по бровям, коснулась лба, «пробежалась» по спинке носа. Спустилась к губам, сейчас расслабленным, а не напряженным, как это бывало обычно. Все это - продолжая смотреть в глаза Миши, наслаждаясь невероятным теплом, которым его глаза лучились. Обвела контур рта пальцем, не понимая, что сама начинает дышать прерывисто. И что ее щеки жаром румянца заливает.

И тут что-то изменилось в его взгляде. Словно жар разгорелся и подернуло маревом. И дыхание Михаила стало глубже, тяжелее, обжигая ее ладонь, все еще лежащую на его губах.

- Марина. Солнце мое, - тихо выдохнул он в ее кожу, сильнее сжав свои руки.

И ее это окутало, обернуло, заставив сердце стучать еще быстрее и отчаянней. И страх пропал, и неловкость смело этим горячим маревом, а осталось лишь огромное желание, о котором она еще три минуты назад и думать стеснялась - быть с любимым человеком, настолько тесно и близко, насколько это вообще возможно. Ей так хотелось больше не бояться, что она тяготит его! Так жаждала самого простого – чтобы они оба стали счастливыми, забыв обо всем. Хоть на какое-то время.

И Марина не противилась, когда Миша перевернулся, подмяв ее под себя, когда его лицо нависло над ее – сильнее прижалась, обвивая его большое и жаркое тело руками и ногами. Выгнулась, не прячась, а подставляя ему для поцелуя свои губы, шею, грудь, позволяя стянуть с себя футболку.

- Миша! – тихо и отчаянно позвала, когда он замер и она увидела в его глазах сомнения.

Показывая, что нуждается в нем не меньше. Что не боится. А то, насколько он хотел ее, Марине красноречиво «рассказывало» его тело жарким дыханием, стуком сердца Михаила, отбивающимся гулким эхом у нее в груди, напряженностью и твердостью каждой мышцы, прижимающейся к ее телу.

И это что-то сломило в нем, она ощутила. Сняло какие-то преграды и блоки. Так, что даже поцелуй, которым Миша накрыл ее губы, ощущался иначе: свободней, откровенней и невыносимо глубоким. И не было ничего желанней тяжести его тела в этот момент, жадных рук, оказывающихся везде и всюду, мягких, но таких требовательных губ, ласкающих всю ее кожу, казалось. Так, что Марина тонула, терялась в Михаиле, забывая себя, но отчаянно старалась дать ему не меньше любви и ласки. Всего того, что, как ей казалось, она любимому не додавала в последние недели.

Было больно, да. Но недолго. Да и она не стремилась к удовольствию в этот момент. Не к физическому. Все, чего ей хотелось, чего жаждалось, – она получила сполна. Они с Мишей были настолько близко, что грань стерлась и между телами, и между сознаниями. И чувства обоих, казалось, смешались - сущности стали одним. Марина заблудилась в его удовольствии, в жаре тела Михаила, ощущая его влажную от испарины кожу, как свою; вдыхала его хриплое дыхание, сжимая своими руками его тело, держась за него, как за единственно необходимый ей оплот в этой реальности.

И потом, когда Миша низко застонал, уткнувшись в ее волосы, продолжая обнимать ее так, что наверняка останутся следы; облизывая свои обкусанные, чуть соленые от испарины губы, Марина подумала – что это настоящее счастье. И нет большего блаженства, чем затеряться в любимом, стать частью его сущности, дарить ему удовольствие и радость.


Михаил пытался унять дыхание, рвущее грудь. Пытался ослабить силу своих объятий, но не справлялся. Не мог отпустить Марину, продолжая гладить ее кожу и перебирать волосы, позволяя ей спрятаться в его руках от всего, что бы любимую ни тревожило. А сейчас, казалось, он видел ее наиболее умиротворенной за все эти дни.

- Люблю тебя, - прошептал он ей на ухо, не испытывая никакого дискомфорта от того, что первым произнес признание.

Марина вскинула голову, задохнувшись, и посмотрела на него широко распахнутыми глазами. И покраснела так, что Михаилу даже весело стало. И при этом с таким чувством она смотрела на него!

- И я тебя! – ее шепот едва можно было разобрать, но смысл не вызывал сомнений.

Михаил крепко поцеловал ее, испытывая счастье. И со смешком позволил Марине спрятаться на его плече.

Господи, как ему хорошо-то было, не передать и не выразить словами! И умиротворенно. Он все пытался вернуть собранность мыслям, прийти в себя, но пока не все выходило ладно.

У него были девушки. Не то чтобы Михаил гнался за постоянной сменой связей, но все же опыт имелся. Однако он еще ни разу не испытывал таких ощущений от секса. Не столько даже физически, сколько эмоционально. Его прошибло до позвоночника, от макушки до пяток. И Марина так откликалась на каждое его движение, на каждую ласку! Казалось, что они дышат вместе, и сердца бьются синхронно, и нет между ними никаких преград. Все чувствуют на двоих.

Господи, да у него даже мышцы дрожали до сих пор, не от напряжения, а от удовольствия, которое ему подарила его Марина, его солнышко. И Миша был искренне рад, что эта – не планируемая им, непредвиденная, да и не ожидаемая вспышка, ураган, какая-то одержимость – захватила их здесь, в его спальне. Останься они вчера у нее, случись это в комнате Марины – Михаил не был уверен, что вспомнил бы про презервативы. Или, вспомнив, имел бы силы и выдержку добираться до них.

Откровенно говоря, он ничего такого не планировал и не думал, заявляя вчера, что Марина будет спать с ним. Просто боялся оставить хоть на мгновение. Хотел уберечь от еще каких-то глупостей. Но когда открыл глаза, встретившись с ее открытым и таким светлым, счастливым взглядом… Взглядом, в котором светилось такое чувство обожания и потребности в нем… Когда ощутил и в полной мере прочувствовал ее теплое, нежное тело на нем, когда ее пальцы принялись изучать его черты, – не смог устоять. Пал под ураганом такой же потребности, какую сам ощущал в Марине. Видимо, его надежный контроль в тот момент еще спал и пропустил эту капитуляцию сдержанности.

Но сейчас Миша уже даже не сожалел. Хотя поначалу, когда угар немного угас и стихла барабанная дробь пульса в голове – рассердился на себя. Но это чувство быстро пропало. Да, он понимал и полностью отдавал себе отчет в том, что ей всего шестнадцать. И, возможно, с какой-то позиции – все это неуместно и рано. Но… Но. Он любил ее. И любил не за плотскую часть отношений, которых до сегодня просто не было. И больше всего Михаил хотел уберечь Марину от всего. Даже от того, что она может сотворить с собой из-за отчаяния, неопытности и непонимания ситуации.

Что ж, в конце концов, он пробовал вести себя сдержанно и отстраненно, не давить на нее своими чувствами. И привело это не к пониманию или облегчению ситуации, а к горке пилюль, которые она собиралась глотнуть, уверившись, что безразлична Михаилу. Хватит. Наигрались. Теперь он не будет скрывать от Марины своих эмоций. Он готов дать ей уверенность в нем самом, даже если и не может исправить что-то, уже случившееся в жизни.

И Михаил не сомневался, что теперь знает, как вывести ее из депрессии и погружения в горе. Он будет рядом. Настолько близко, насколько это потребуется. Подскажет, направит, убережет. Исправит ошибки, если это понадобится. Она нуждается в руководстве и точке опоры - ситуация и возраст такой. Он даст ей эту уверенность, опору и защиту от всего.

Приняв решение, Михаил легко потянул ее волосы, которые намотал на пальцы, заставляя Марину посмотреть на него:

- А не пора ли нам съезжать отсюда, а, солнышко? – целуя ее брови, поинтересовался он, подумав, что отец уже вполне оправился после операции, и они с матерью должны справиться. – У меня есть своя квартира. Да и тебе крестный подарил, совсем рядом с моей, если отделиться вдруг пожелаешь. Мы теперь соседи, - вспомнил он о подарке «кстати».

Марина легко пожала плечами и потерлась щекой о его грудь, заставив Мишу вновь испытать сомнения в своей способности контролировать себя.

- Думаешь, твои родители нормально отреагируют на то, что я поселюсь у тебя? – спросила она, опустив тему «подарка».

Миша обнял ее крепче.

- Уверен, что нормально. Хоть это, в принципе, наше с тобой дело, - заявил он, стремясь рассеять любые сомнения и неуверенность.

- Хорошо, с тобой – я где угодно жить согласна, - Марина переплела их пальцы.

Михаил довольно поцеловал веки любимой, подумав, что надо будет подтолкнуть ее и к осмотру новой квартиры. А вдруг Марину заинтересует? Может, захочется сделать ремонт в ней? Отвлечься, заняться чем-то, пока он на работе? А еще он собирался определиться с ее образованием и решить: то ли позволит Марине вернуться в школу, то ли все же оформит ей домашнее обучение. У Михаила не было сомнений, что Марина сдаст экзамены. А вот выпускать ее из своего поля зрения и контроля в школу - не имея уверенности, не подтолкнет ли любимую еще какая-то реплика или замечание других людей к новому приступу депрессии, – готов не был.

ГЛАВА 21

настоящее


Что ж, с дизайнером она так и не встретилась. А Миша не настаивал, если честно. И приглядываться было не нужно - по Марине сразу становилось ясно, насколько тяжело ей далось погружение в прошлое. Как и ему, кстати, хоть она и не сомневалась: спросит его - будет все отрицать. Но все же, как ни опасалась, а Марина не разучилась его чувствовать и понимать. И видела, что их разговор и по нему «проехался» катком. Разумеется, ей и в голову не пришло это вслух уточнить. Знала, что Миша лишь посмотрит критичным взглядом, покрепче обняв ее, «чтобы выбросила из головы дурное».

Слишком развито чувство ответственности и опеки. Чересчур давно они все - и его родители, по сути, и ее отец, да и сама Марина - переложили на него свои проблемы, позволив… и даже в чем-то вынудив самого Мишу поверить, что он должен те решать. Она это так же хорошо осознала, пока пыталась разобраться в причинах и боли, приведших к взрыву в их прошлом.