А вот в состоянии Марины не наблюдалось никаких изменений. И теперь уже даже его мать и врачи не отвергали подозрений Михаила о депрессии. А последние даже рекомендовали Михаилу следить за Мариной еще внимательней. «Возраст, - говорили они, - такой, что все что угодно может выдумать», и многозначительно молчали после этих слов. А у него от этих намеков только больше нервы сводило, так что челюсть уже ломило от постоянного напряжения.


Сегодня он вернулся позже, и все в этом вечере отличалось от уже сложившихся ритуалов, что нервировало и несколько настораживало Михаила. Но иначе не вышло, ему пришлось задержаться в офисе: имелись дела, которые никак нельзя было перенести. Встреча с губернатором. Калетник был не прочь поделиться тем, как именно наказал зарвавшихся дельцов, угрожавших крестному и устроивших эту аварию. Да и о своем проценте в делах Михаила напомнить не забыл.

Сейчас они с Константином сидели у Михаила в доме, в кабинете, который когда-то считался отцовским, а теперь, по факту, стал его. Вопросов для обсуждения имелось выше головы, а находиться в офисе уже обоим опротивело. Однако Миша не мог не признать, что не в состоянии полноценно сосредоточиться. Мысли то и дело переключались на жалобы матери, что так и не удалось уговорить Марину поесть в его отсутствие. Сейчас она спала. И его в этом нервировало многое: что она легла голодной, даже если сама есть не хотела; что они не общались сегодня вечером и он не видел, лично не оценил ее состояние.

- Ну и неделя! Хотя в последнее время ни одного легкого дня не было, - шумно выдохнув, Костя откинулся головой на спинку дивана.

Михаил отвлекся от своих мыслей и кивнул, соглашаясь с мнением друга. Говорить пока сил не было. Наговорились за день.

Но Костя прикрыл глаза, растирая лицо, и кивка не увидел.

- Да я понимаю, что у тебя проблем и напряжения сейчас в сто раз больше, не думай. Не представляю, как ты выдерживаешь, - словно бы решив, что задел его своим замечанием, поспешил «объяснить» друг. – И Марина…

Костя еще раз шумно выдохнул и принялся массировать уже затылок.

Михаил вновь промолчал. Ее состояние даже с другом обсуждать не хотелось. Он уже сам не был ни в чем уверен после этих двух месяцев. Просто не знал, что делать.

Константин, видимо, поняв невысказанное, дальше тему не продолжал. Поднялся с дивана и, свободно ориентируясь здесь, подошел к мини-бару, плеснул коньяка в два бокала и протянул один Мише.

- Держи, Мих, нам обоим стоит расслабиться. Не железные. Даже ты.

И, видимо, считая это своеобразным тостом, Костя отпил из своего бокала.

А вот Михаил не торопился. Он в принципе пил редко, времена были такие, что все время приходилось держать себя в тонусе. А уж после аварии - вообще не до алкоголя оказалось. Да и сейчас выпить не тянуло, потому Михаил задумчиво смотрел на блики света в коньяке. А вот думалось, почему-то, о крестном, к которому он только сегодня утром привозил Марину. О том, как эти двое вели себя: один - одержимо нырнувший в дела, когда еще и не ходил нормально по палате, а другая - просто отрешившись от окружающего мира. Думал о поступке крестного. И о последствиях, которые они все теперь не могли разгрести. А еще о том, каково это – жить со знанием, что своим поступком ты так или иначе убил любимую женщину.

И о намеках врачей на состояние Марины размышлял.

Эти мысли только усиливали тревогу и неудовлетворенность у него внутри. И необходимость лично убедиться, что с ней все в порядке, вспыхнула с новой силой. Причем навязчиво, настойчиво, почти непреодолимо.

Не вникая в то, что продолжал все это время говорить Костя, Михаил отставил так и не тронутый коньяк на стол и пошел прочь из библиотеки.

- Мих? Ты куда? Что стряслось? – Константин удивился.

- Я вернусь, - обронил он уже на пороге, не объясняя то, что разъедало его изнутри.


Она и правда спала. Миша надеялся, что Марина видит сны. Что она отдыхает, а не отключается от реальности.

Видит Бог, он просто хотел, чтобы все стало нормально, так, как было. Чтобы ей стало легче. Чтобы он перестал с каждой минутой все больше бояться, теряя уверенность во всем: что знает, как ей помочь, или что ей придет в голову последовать за матерью.

Насколько все было бы легче, не случись того, что произошло!

Глупое желание. Бесперспективное.

Михаил тихо сел в кресло, наблюдая в темноте за спящей Мариной. Она же даже не шевельнулась, когда он зашел. Таблетки ей назначили действительно сильные.

Он осмотрелся. Ничего в комнате не наталкивало на мысль, что живущая здесь девушка склоняется к суициду. Вроде бы. К лешему! Кто б ему сказал, куда для этого надо смотреть и что искать?!

Как он устал. Со дня аварии прошло два месяца, а казалось, что полжизни. И все было не так, как раньше. Не так, как он бы хотел или представлял себе.

Он ни разу не целовал ее за эти недели. Обнимал, поддерживал, давал опору и не позволял увернуться, заставлял что-то делать, держал за руку. Но не целовал. Несмотря на то, как этого хотел. Игнорируя то, что его к ней влечение и чувства никуда не делись. Закрывая глаза на собственное желание, скручивающее Михаила каждое утро и вечер, когда Марина ела, чаще всего, сидя у него на руках.

Его к ней чувства ни капли не уменьшились. Скорее наоборот. И потому, наверное, казалось куда более важным стабилизировать ее состояние, облегчить муку Марины. А какие-либо плотские поползновения на фоне ее горя казались ему совсем неуместными. Да и не собирался он использовать ее готовность сделать для него все. Тем более, что не мог разобрать – чего сама Марина хочет? И не пойдет ли у него на поводу лишь из страха, что Михаил уйдет, если она откажет?

Не знал он. Опыта такого не имел, да и спрашивать особо было не у кого. А Михаил очень старался не ухудшить ее состояние.

Но сейчас, в темноте, когда рядом никого не было, а Марина тихо спала, он не мог скрывать от самого себя притяжение к ней. И потребность в том, чтобы ощущать ее больше, ближе… Господи! Он тоже нуждался в отдыхе, передышке и какой-то отдушине. И именно Марина символизировала для Михаила это все. Но… Но.

Марина тихо вздохнула и перевернулась на бок, но так и не проснулась.

Михаил же просто сидел рядом. Он уже и позабыл, что на первом этаже ждет Костя и еще надо обсудить планы на завтра и условия Калетника. Все вылетело из головы. Зато вернулись мысли о дне рождения Марины, который прошел полтора месяца назад и который она просто не позволила никому праздновать. Почти в истерике отказалась от всего, не желая слышать ни о подарках, ни о каких-либо планах отметить. Впрочем, тогда ее желание все поняли. Еще и две недели со смерти матери не минуло, какой уж тут праздник? Хоть и шестнадцать.

Но вот сейчас Мише подумалось, что, может, ей пора встряхнуться? Встретиться с подругами, с которыми она все это время не встречалась? Вернуться к общению? Отпраздновать такую, достаточно значимую, дату? Возможно, это поможет ей вынырнуть из депрессии?

Такой план показался ему весьма неплохим, и Миша принялся обдумывать детали, откинувшись на спинку кресла.

ГЛАВА 18

А вот воплотить свой замысел Мише удалось лишь на следующие выходные. Да и то, не сказать, что все складывалось легко. И близко нет. Еще в начале недели его родители вдруг решили, что им следует хоть немного отдохнуть и сменить обстановку, учитывая состояние отца, и отправились в санаторий. Не то чтобы Михаил не был согласен с этим… просто теперь вообще все дома оставалось только на нем. И Марина… он не мог рисковать и оставлять ее одну без всякого присмотра. В то же время он не был уверен, что она уже готова возвращаться в его офис или в школу, хотя учебный год начался еще пару недель назад.

Возможно, из-за этого родители и уехали. Они настаивали, что Марине пора вливаться в привычную среду общения, ходить на уроки, встречаться с друзьями. Миша не думал, что она готова. Сама Марина относилась к любому варианту безучастно. А ее отец, за которым, по факту, и должно было бы остаться последнее слово, оставил это на усмотрение Миши. Крестный вообще после аварии устранился от семейных вопросов, интересуясь только бизнесом. Вот Михаил и принял решение, основываясь на своем мнении. И теперь допускал возможность, что родители хотели его подтолкнуть и не оставить выбора, создать условия, чтобы Марина вернулась к учебе.

Но Миша не поддавался на шантаж. Хорошо, возможно, она была и готова уже. А может, и нет. Он решил, что определится после «празднования» ее дня рождения. А пока договорился с приходящей помощницей матери, что женщина будет задерживаться в доме до его возвращения и приглядывать за Мариной. Не то чтобы это совсем позволило ему спокойно работать, но все же.

На организацию самого события времени так же едва хватало, а может быть, дело было в том, что и Марина не проявляла особого воодушевления, узнав о празднике. Вот и он не устраивал «фейерверка». Правда, Миша допускал, что тут дело может быть и в том, что он не предоставил ей выбора, просто сообщив о планах и попросив составить ему список с телефонами ближайших подруг. Крестного он также поставил в известность. Но отец Марины, который, несмотря на продолжающееся пребывание в больнице, уже вернулся к управлению бизнесом, хоть и с помощью заместителей, не изъявил желания покинуть больницу ради присутствия на дне рождения дочери. Хотя в четверг, за два дня до мероприятия, крестный позвонил Михаилу и попросил заехать.


- Я прошу тебя передать Марине мой подарок.

Крестный сидел в своем инвалидном кресле, глядя в окно на осенний парк, окружающий реабилитационный центр, где он находился последние две недели. Протез ноги был прислонен к кровати. Крестному пока было больно подолгу его использовать. Да и неудобно. Не привык еще.