- Как же ты там одна, в чужом городе? – продолжала сокрушаться тетя Люба, оборачивая цветы декоративной сеткой. – Без друзей, родных? Без… никого, - неловкая пауза сопровождалась испуганным и виноватым взглядом в ее сторону. И только тихая музыка из приемника сглаживала затянувшуюся тишину разговора.

Марина вздохнула, зажмурившись. Глупо было бы надеяться, что по возвращении в родной город ей удастся избегать этой темы. Но и воскрешать ту не хотелось. Как и упоминать того, имя кого к ночи вообще произносить не стоило (ее личная дурная примета).

Здесь все было куда сложнее и труднее, чем в отношениях с отцом. И тетя Люба об этом знала поболе других. Вот и осеклась. Вот и смотрела в сторону Марины виноватым взглядом. А она не знала, что сказать.

Этой болезнью она не переболела. Затолкала боль поглубже, научилась игнорировать, не замечать, не думать, не вспоминать. Да так и жила. И судя по тому, что и с другой стороны за год после побега не последовало никаких претензий, возражений или требований, ни одного звонка, - Марина сделала вывод, что так даже лучше. Раз ее отпустили, значит не так уж и нужна она была. И не факт, что с этим осознанием ей было жить менее болезненно, чем с прошлой мукой самой связи. Хотя, парадокс, но ведь именно этого Марина и желала – полного забвения. Воистину, человек - самое противоречивое существо и никогда точно не знает, чего на самом деле хочет.

- Вот, маленькая моя, держи, это тебе! – тетя Люба с довольной улыбкой вручила Марине только что собранный букет, замяв предыдущую тему. – С возвращением домой! Только, - тут Люба бросила обеспокоенный взгляд в окно. – Как ты его довезешь? Ветрюган такой! Давно такой бури не было, того и гляди, деревья повалит. Вон как качает!

Она не преувеличивала, шторм усиливался, пригибая все к земле, и деревья не были исключением. Смотреть на подобное буйство природы становилось немного страшновато. Тут бы и правда, скорее ехать домой. Только к отцу совсем не хотелось, а своего жилья у нее теперь здесь не имелось.

- Доберусь как-то, - Марина устало пожала плечами, прикинув - а не снять ли ей номер в отеле?

Конечно, отец взбесится, ну так а почему бы и нет? И хоть сейчас она не испытывала того горького восторга при мысли о том, что сумеет достать родителя, который отравлял душу раньше, - вариант казался неплохим. Обо всем остальном она просто старалась не думать.

Уткнувшись носом в цветы, Марина глубоко вздохнула. Надо было определяться, но так не хотелось покидать уютную атмосферу цветочного магазина и привязанности Любы. За месяцы, проведенные в другом городе, Марина успела отвыкнуть от изматывающего напряжения, которое было частью ее жизни здесь. И тетя Люба, кажется, понимала это. Потому и не торопила особо. Наоборот, прибрав на рабочем столе, подошла и молча обняла Марину. Крепко и мягко. Почти так, как это когда-то делала мама.

Воспоминания накрыли, будто одеяло, грудь сдавил ком, и, даже для себя неожиданно, Марина вдруг всхлипнула, поняв, что ее душат рыдания.

Так много всего всколыхнуло в ее душе возвращение! Сколько же всего пережила она в этом городе! Словно поняв это все, тетя Люба с горестным вздохом обняла ее еще крепче, нежно погладив по голове.

- Ну, будет, будет, маленькая. Не плачь. Ты сильная, и не с таким справлялась, - попыталась ее, видимо, успокоить Люба, даже чуть покачивая. – Все поборешь.

Марина улыбнулась, радуясь, что Любе не видно горечи этой улыбки. Глубоко вздохнула и уже было собралась с деланой бодростью согласиться. Кивнуть и сказать: да, справится. И не таких медведей приручали…

Но тут, словно подтверждая ее давнюю примету «не к добру», пусть и не произнесла она этого вслух, на улице что-то оглушающе громко затрещало, загрохотало. Раздался хлопок, тетя Люба испуганно вскрикнула, и весь магазин вдруг погрузился в темноту и тишину. То есть завывания ветра, шум ливня остались. А также еще какой-то треск. А вот электричество, однозначно, исчезло. И кажется, не только у них, а и на всей улице. Во всяком случае, не горели и фонари.

Несколько секунд Марина ошарашенно хлопала глазами, отчего светлее не становилось. Но все-таки заставила себя собраться. Да и минутная слабость уже прошла.

- Похоже, порвало провода, - как можно более бодро предположила она самый вероятный вариант, стараясь успокоить Любу. – Надо все закрывать и уходить. Я тебя отвезу…

И вот тут все стало совсем плохо, иначе не скажешь: прервав ее предложение доставить Любу домой, дверь магазина с грохотом распахнулась, сопровождаемая бешеным дребезжанием дверного колокольчика, и в сумеречном свете с улицы на пороге появился огромный массивный силуэт, закрывший едва ли не весь дверной проем.

Тетя Люба снова вскрикнула, крепче вцепившись в плечи Марины. Только, похоже, теперь она искала поддержки. И понятно с чего – это все уж очень напоминало сцену из какого-то фильма ужасов. Честно говоря, Марине тоже на какое-то мгновение стало жутко.

Ровно до того момента, как эта громадина на пороге вдруг не начала говорить:

- Какого лешего ты шляешься по городу в такую погоду?! Где твои мозги?! – он это буквально проревел.

ГЛАВА 2

«Странно, обычно, чтобы довести его до такого состояния ей требовалось несколько часов изводить вечно контролирующего себя Михаила. Что ж это он сейчас сходу на взводе? Все эти месяцы себя накручивал?»

Мысли стремительно понеслись куда-то не туда. Марина мимоходом отметила, что Люба расслабилась, поняв, что в магазин ворвался не маньяк. А вот ей самой легче не стало. Наоборот, первоначальный жуткий страх стремительно сменялся другой гаммой эмоций, которые оглушали и душили похлеще недавнего приступа тоски, и впору было просто завыть от накатившего трепета какого-то ужасного предвкушения, дрожи сладкого ужаса и такой нужды, что сердце камнем застыло в груди. А потом зачастило, не давая нормально глотнуть воздуха.

Но Марина не зря провела все эти месяцы, и хоть как-то научилась справляться с собой. Причем достаточно быстро. А потому они почти одновременно с тетей Любой, хоть и с совершенно разным интонациями, выдохнули:

- Михаил Евгеньевич! – определенно облегченно обрадовалась Люба, видимо, уверенная, что для Граденко не бывает нерешаемых ситуаций.

- Не ори, - тихо и просто произнесла Марина.

Ее просьбу было почти не слышно за возгласом Любы, но Михаил, кто бы сомневался, услышал именно это.

- Я еще и не начал орать, уж поверь, - с холодной угрозой, да такой, что у нее дрожь прошла по позвоночнику, произнес он. Но тон изменил, понизив голос.

Только Марине от этого лишь страшнее стало. Однако она не собиралась ему этого показывать. Пусть он уже и подошел впритык, нависнув над ней всей своей громадой. Из-за отсутствия освещения и долгого перерыва, она отвыкла, и потому сейчас действительно иррационально опасалась, не в состоянии представить, что у Михаила внутри.

- Быстро закрывайте тут все и домой. На улице уже несколько деревьев повалило, порвало провода, нечего сидеть, - повернувшись в сторону Любы, распорядился он.

И та без всяких споров принялась собираться настолько быстро, насколько это было возможно в темноте и наощупь. Марина даже немного обиделась. А Граденко тут же воспользовался освободившимся пространством и с силой сжал ее плечо, словно обездвижил на случай, если она решит вновь скрыться.

- Мы как раз собирались уходить, - не показывая все, что бушует внутри, все тем же тихим голосом произнесла Марина, даже радуясь темноте. Выражение ее глаз и лица всегда были для него открытой книгой и ничего не удалось бы от Миши скрыть.

- Тебе, вообще, не стоило от отца уже уезжать в такой шторм, и ты и сама бы это поняла, если бы головой по назначению пользовалась! – он наклонился, чтобы все это прорычать ей на ухо. Но тихо, больше не повышая голоса, как она и просила.

От такой предупредительности с его стороны у Марины заледенели кончики пальцев. Дело совсем дрянь, похоже. Видимо, у Миши очень много претензий к ней накопилось. А еще стало понятно, что было безнадежно глупо рассчитывать на то, что ее появление пройдет незаметно. В этом городе голубь не пролетит без ведома Граденко. Очевидно, и за ней наблюдали с самого приезда.

Она не слышала уже ни завываний ветра за окнами, ни ливня, ни треска веток. Даже шум сборов Любы словно бы подернулся полотном, отодвинулся. И подавляющее, парализующее, успевшее позабыться чувство полной от него зависимости практически с реальной ощутимостью заструилось по коже, словно бы выползая из-под сильных пальцев, уверенно и по-хозяйски держащих ее. Темнота только усиливала это впечатление.

Она выше подняла голову, хоть это и не давало ей реального преимущества, как в случае с отцом.

- Я не хотела там оставаться, - стараясь не поддаваться, просто пояснила Марина, как и поступил бы, по ее мнению, любой уравновешенный и уверенный в себе человек.

У Михаила имелся контраргумент. Тут даже сомневаться не приходилось. Только вот жизнерадостное заявление:

- Все готово! – и появление Любы его остановило.

Ясное дело, на время.

- Пошли, - распорядился Михаил, кивком показав, что услышал. И, не интересуясь мнением Марины, потянул ее в сторону выхода.

А она, зачем-то вцепившись в букет, не возмутилась, решив, что уже выросла и не будет устраивать сцену привселюдно, что сделала бы раньше и что Михаил, без сомнения, мог ожидать от нее. А значит – и проигнорировать.


На улице бушевала настоящая буря. Даже в сумерках Марина увидела несколько упавших деревьев, вырванных с корнем. Дождь больно бил по всем открытым участкам кожи, а волосы моментально промокли. Цветы пришлось спрятать под плащ, хотя сейчас Марина не была уверена, что знает, зачем их вообще за собой тащит.