Машину они увидели, уже слыша вдалеке вой сирен спасательных служб, очевидно, едущих сюда же по их вызову. Михаил резко затормозил, буквально посреди проезжей части, отбросил телефон и выскочил из своего автомобиля, оставив отца встречать спасателей. Он не мог стоять, не мог ждать, хоть и признавал, что в призыве отца подождать профессионалов – есть рациональное зерно. Но в этот момент Михаил был за гранью логики.

Ему хватило одного взгляда вблизи, чтобы понять – тете Миле не помогла подушка безопасности, да и ни он сам, ни спасатели уже ничем помочь не смогут. Крестного Михаил не видел – сработавшая подушка безопасности и дерево, в которое боком въехала машина, закрывали обзор. Машина была деформирована достаточно сильно. Возможно, из-за столкновения.

- Марина?! Солнышко?

Этот крик был отчаянным, неконтролируемым, вырвавшимся от чувства беспомощности из-за представшей ему картины.

- Миша…

Он не был уверен, действительно ли услышал ее голос или просто очень этого хотел. Так или иначе, он рванул на себя доступную пассажирскую дверь. И тут же увидел ее: Марина лежала на полу, лицом вниз, зажатая сдвинувшимся передним сиденьем. За его спиной все громче гудели сирены. Какие-то машины уже остановились и, судя по звукам, кто-то приближался сюда.

- Марина…

Миша не знал, что сказать. Он присел, протянув к ней руки, хотел коснуться, осмотреть, понять – насколько она пострадала. Но Марина уже и сама подняла голову – он увидел мобильный телефон, контуры от которого отпечатались на ее щеке, похоже, Марина лежала на аппарате. Над правой бровью у нее расплылся огромный синяк, а чуть выше, из-под волос, виднелись запекшиеся следы крови. Губа была прокушена.

Он осторожно коснулся ее плеча, спины, шеи - стараясь проверить, если ли где-то переломы.

- Миша, - было видно, что она очень напряжена и испугана. – Почему родители молчат? Что с ними?

Она и сама протянула руку, вцепившись в его ладонь.

Миша не успел ничего ответить. И не знал, рад этому или нет. Но именно в этот момент подбежали медики, оттеснив его от машины. А потом началась такая суматоха, что стало совсем не до разговоров.

Он помогал врачам, которые после беглого осмотра разрешили вытаскивать Марину из машины. Кроме синяка и рассечения на голове, с вероятным сотрясением, у нее вроде бы оказался лишь ушиб мягких тканей зажатой ноги. С помощью спасателей они освободили ее достаточно быстро.

Крестный также был жив. Но пострадал куда серьезней: судя по обрывкам разговора, который вели между собой медики, у него оказалась сильно повреждена правая половина тела, которую зажало покореженным металлом. Тетя Мила погибла при столкновении, по заключению врача, которое он услышал.

Но сейчас у Михаила не было времени обдумывать и осмысливать слова. Он просто отмечал факты, движимый единственной задачей – позаботиться о своей Марине.

Пока спасатели приносили технику, чтобы разрезать корпус автомобиля, Миша отнес Марину к автомобилю «скорой». Она пребывала, похоже, в ступоре от количества людей, шума и действий, которые завертелись вокруг них. Постоянно моргала, слабо осматриваясь. И пыталась скукожиться в его руках. Зачем-то сжимала и разжимала пальцы. От боли, вероятно. Ее платье порвалось. И Михаил как-то совсем не к месту пожалел, что не взял пиджак, когда вылетал из дома: ему казалось, что ей холодно.

Ему же сейчас было жарко. Он старался держать ее как можно аккуратней, хоть мышцы и трясло от избытка адреналина, и все тело было напряжено, словно каменное. Однако Миша очень старался обнимать ее мягко. Но справлялся откровенно плохо.

Одна из женщин-медиков тут же принялась осматривать голову Марины внимательней. Михаил же, не зная, чем себя занять, пока осмотрелся.

- У нее точно сотрясение, повезем сейчас в травмпункт, надо рентген делать. И швы накладывать. Тут рассечение, - оторвав его от наблюдения за работой спасателей, сообщила врач.

- Хорошо, - он заметил, что его отец уже разговаривает с представителем ГАИ.

- Миша! – Марина вцепилась в его руку, прервав. Словно включилась, выходя из ступора. Начала крутить головой. – Что с родителями? С мамой? Где они? – сморщившись от боли, она все равно попыталась подняться, чтобы его обойти, самой посмотреть.

Врач прикрикнула, требуя не двигаться. Но Марина ее словно бы не слышала.

Миша не позволил. Опустил обе руки ей на плечи. Сжал, наверное, даже сдавил, заставив обратить на него все внимание:

- Крестного сейчас пытаются освободить, его сильно зажало металлом. Много травм. Но он жив. – Миша говорил кратко. С перерывами. Чтобы она воспринимала.

Марина моргнула. Облизнула прокушенную губу. Кивнула, тут же сморщившись от боли.

- А мама? Как она? Уже вышла? – опять попытавшись подняться, напряженно спросила Марина, частя и глотая буквы. – Я ее звала, звала. Ей плохо, кажется. И рука, наверное, сломана, надо быстрее…

Вокруг мигали и гудели сирены, трещали рации. Кто-то с кем-то переговаривался. Шумел резак, кромсая металл. Ночь ада. Но Марина ничего не замечала, судя по всему.

Миша сжал руки еще сильнее. Это вышло непроизвольно. Но заставило ее умолкнуть и перевести взгляд на его лицо. Он посмотрел Марине в глаза, подбирая слова. Миша знал, насколько сильно она любит мать. Любила…

- Марина…

Наверное, то, как он обратился к ней, то, сколько вложил в имя, само выражение лица, – сказало ей все остальное. Марина застыла, продолжая смотреть на него. Просто смотреть. Совершенно молча. Только взгляд словно остекленел. Застыл в одной точке. Марина вздохнула и как будто бы сжалась, став еще меньше.

Миша не знал, что делать. Он впервые оказался в подобной ситуации. Сам ощущал какую-то опустошающую прострацию. И лихорадочно пытался найти какие-то слова утешения, поддержки… Но в голове, как назло, было совершенно пусто. Только стучал пульс. И страх за жизнь Марины еще никуда и не думал уходить.

- Надо везти ее в больницу. Срочно, надо внутричерепную гематому исключить, - врач махнула рукой, подгоняя его. – Сейчас приедет вторая бригада. Мужчину заберут.

Михаил не все понимал, честно. Но то, что угроза жизни Марины все еще сохранялась, осознал моментально. Кивнув врачу, он забрался внутрь машины «скорой», набрав отца по телефону. Коротко объяснил ситуацию, очень надеясь, что его самого потом не придется снова госпитализировать в кардиологию. И обнял Марину за плечи, поддерживая вместе с врачом, помогая лечь на каталку. Она же все еще смотрела в одну точку. И никак внешне не отреагировала на его действия.

ГЛАВА 16

Минуты летели стремительно. Казалось, он все время опаздывает и может что-то пропустить. А может, это все еще адреналин колотил его тело и мозг, заставляя неадекватно оценивать обстановку, подпитывая страх не успеть. Михаил в каком-то судорожном напряжении слушал то, что говорили врачи, и послушно таскал Марину то на одно, то на другое обследование. Он не отказался даже от томографии, лишь бы быть точно уверенным, что ничего не пропустили. Но и когда получил на руки все заключения, подтверждающие первоначальный, достаточно оптимистичный диагноз «сотрясение», когда наложили швы и он выслушал все рекомендации, – все равно ощущал это напряжение. Оно никак не покидало сведенных мышц. Хотелось хорошенько пробежаться, но сейчас было совсем не до того. Он не мог оставить Марину. Те несколько минут, что она провела в комнате томографии, оказались для него тяжким испытанием, несмотря на постоянное наблюдение за процессом. Так что Михаил только хрустнул суставами рук да размял шею, спрятав все документы. И вновь твердо обнял Марину за плечи.

Не помогало ему расслабиться и то, что она сама вела себя словно сомнамбула. За все это время Марина не проявила никакого интереса к тому, что с ней делали, вяло и не сразу отвечала на вопросы врачей, да и в целом казалась очень заторможенной. Врачи уверяли Михаила, что это проявления шока и все пройдет, но он был не до конца убежден. Ее не встряхнуло даже появление его отца, приехавшего в больницу следом за «скорой» с крестным. Отца Марины тут же подняли в операционную и его они не видели, но Марина не задала ни единого вопроса о его самочувствии. Собственно, она словно бы и не заметила появления отца Миши и смотрела как-то мимо всех, в точку пространства, ведомую только ей.

Ощущая противное чувство непривычной беспомощности, Михаил коротко поговорил с отцом. Они договорились, что он повезет Марину к ним домой, пока папа дождется хоть каких-то итогов операции, а потом Миша приедет за ним. Уехать вместе Михаил отца не уговаривал, видел, что он искренне волнуется о друге, и хоть тяжело переживает произошедшее – держится, не собираясь покидать его в такой ситуации. Удивительно, но даже о своих проблемах со здоровьем он забыл начисто, похоже. Не до того стало.

И так как пока это всем было лишь на руку, а Миша реально понимал, что его самого на все не хватит, он не спорил с планом. Только настоятельно посоветовал все же хоть как-то передохнуть, пока операция идет. Папа кивнул, но оба понимали, что это вряд ли осуществимо.

До дома добрались почти в четыре утра, где Миша, скрепя сердце, перепоручил Марину заботам своей матери, попросив дать все таблетки, прописанные врачами. Кратко ввел растерянную и сокрушенную всем случившимся мать в курс последних новостей и, выпив крепкий кофе, поехал за отцом. Марина все еще находилась в состоянии того же заторможенного ступора, практически не отреагировав ни на его предложение принять ванну, ни на упоминание еды, ни на перспективу отдыха. Только прижалась к нему щекой, когда Миша, испытывая такую несвойственную растерянность и все ту же беспомощность, поцеловал ее в висок на прощание, стараясь касаться только неповрежденных участков лица. Но и этот порыв был слабым, едва заметным.