Она действительно была сильно голодная. Кажется. Совсем недавно. Но сейчас ее даже подташнивало от волнения, и такой долгожданный ужин не лез в горло. Марина ковырялась в тарелке, пытаясь хоть немного успокоиться, но это было совсем не просто, когда Миша на нее так смотрел.

Ведь смотрел, она не выдумывала. Если там, в офисе, еще сомневалась, решила, что не так что-то поняла, то теперь сомнений не осталось. Он смотрел на нее. С интересом. Прямо. Внимательно. Словно вообще впервые в жизни видел, или вдруг заметил что-то совсем новое в ней.

Марина ощущала этот взгляд на своем лице: на щеках, на веках, на ресницах, на губах… И краснела, начиная нести какие-то глупости. Нервничала, сама уже не понимая, о чем ему рассказывает и что говорит.

Замолчать бы, успокоиться, ответить бы на этот взгляд. Только она не знала – как? Не хватало у Марины ни опыта, ни понимания, как вести себя. Мама советовала быть самой собой, только что под этим имеется в виду в такой ситуации, как разобраться?

Так странно и непривычно. И неловко почему-то. И руки дрожали, из-за чего вилка позвякивала о тарелку. Хорошо, что в шуме ресторана это не так слышно.

Быть бы смелой, и посмотреть на него так же, не скрывать, а показать все то, что испытывает рядом с ним в последнее время, рассказать бы: как сердце замирает, а потом вдруг начинает так биться, словно она бежит спринт; и как что-то сказать хочет, а посмотрит на него, и слов не может вспомнить вообще никаких; как ей приятно, когда Миша мимоходом обнимает, прикасается, в макушку целует. Для него это все, наверное, мелочь, а она потом ночами не спит, вспоминает, переживает эти моменты снова и снова, и дыхание в груди замирает.

Но так страшно… чтобы не решил, будто навязывается. Так не хочется, чтобы подумал, будто специально обратить на себя внимание хочет. Или чтоб посчитал ее наглой или развязной. Марина прекрасно знала, что Миша таких девушек не то что не ценит - на дух не переносит. Вот и боялась. А еще нервничала, что он ее просто не замечает, воспринимая как ребенка. Ведь и правда старше, и девушки у него такие были: и интересные, и красивые, и не глупые. Она же их видела.

Правда, раньше. В последнее время никаких девушек не было вообще. Но вряд ли здесь имелось что-то странное, при том графике, в котором Михаил сейчас жил. Чудо, что он вообще куда-то из офиса выбирался.

Она видела и это все, и даже иногда опасалась, чтобы с ним все в порядке было. Нервничала. И об этом Марине тоже хотелось ему сказать. Как ей помочь ему хочется, ведь видит же, насколько Мише тяжело: и за компанию вдруг стал полностью отвечать, а ведь университет не так и давно окончил, самому бы у кого опыта набраться (Миша сам признавал, иногда посмеиваясь с ней над собственными ошибками), поработать бы помощником у какого-то гиганта бизнеса, а вместо этого – все шишки своим лбом приходилось набивать, и на этих же ошибках тут же учиться, как все исправить, чтобы не развалить дело, которое отец столько строил. И не спросить же ничего, чтобы тот не нервничал, - Михаил за самого отца переживал, а еще старался свою мать успокоить. И на тренировки, которые всегда очень любил, почти перестал ходить, потому что времени не хватает, сидит в офисе до десяти вечера почти каждый день (ей Вера Михайловна рассказывала), да и сама Марина видела, сегодня хотя бы.

А на нее время всегда находит, и рассказать что-то новое не забывает, и у нее выспросить о делах, о жизни, об успехах. А у самого глаза красные, уставшие. И все равно - самые красивые. И такие… смотрела бы и смотрела в них. Только и этого стеснялась.

А еще Марине хотелось иногда подойти к нему и волосы погладить, шею ему размять, когда она видела, как он над бумагами хмурится и с каким остервенением затылок трет, не отрываясь от документов. Ему бы самому меньше работать. Выбраться в отпуск куда-то, а Миша ее из офиса отдыхать отправляет. Хорошо даже, что сегодня с ней ушел хоть немного раньше.

- Устала?

Она вскинулась, от неожиданности уронив вилку на пол. И уставилась на Мишу, пытаясь понять, что значил его вопрос? Может, он ее глупой считает, раз она замолчала? Или ему скучно и неинтересно стало?

- Немного, - все равно честно ответила Марина.

- Уже руки не держат и спишь на ходу? – Михаил с улыбкой кивнул на новый прибор, который проворно заменил официант.

- Да нет. Просто задумалась, - неловко улыбнулась Марина, ощущая себя растяпой. – Хотя и правда, день выдался длинным. Да и не только сегодня. И это я еще со среды вышла. Как ты каждый день в таком ритме, да и почти без выходных, не представляю, - искренне признала она.

- Доедай, и я тебя отвезу. Будешь завтра отдыхать. Заслужила, - улыбка Миши стала такой… доброй, что ли. Что Марина залюбовалась просто. И вновь забыла про еду.

Миша, кстати, тоже не торопился есть. Да и вообще - если присмотреться, становилось заметно, что он очень устал. Так что Марина предположила, что дело было не в отсутствии аппетита. Она знала такое состояние, когда двигаться нет сил, даже чтоб поесть, хоть и очень голоден.

- А у тебя, когда выходные будут? - не обратив внимания на то, что он проигнорировал ее прошлый намек на эту же тему, прямо спросила Марина.

Улыбка Миши стала какой-то размытой, а в глазах появилась задумчивость. Он растер лицо, глядя в сторону, словно отвлекся и не понимал, что именно делает:

- Не могу пока, Мариш. Проблем столько, что не до выходных. – Он отложил салфетку на стол, да так и замер. Словно берег силы.

- Если ты с ног упадешь от усталости, тоже легче не станет, тогда точно не на один день сляжешь, и проблем еще больше окажется. Отдыхать надо, Миша, - чувствуя себя немного неловко, что поучает его, все же рискнула заметить Марина.

И, чтобы как-то сгладить свое вмешательство в его дела, робко протянула руку, легко накрыв своей ладонью его пальцы, все еще сжимающие смятую полотняную салфетку. Хотелось его поддержать.

Устал или нет, а Михаил тут же совершил какое-то стремительное движение, и уже ее ладонь утонула в его большой руке. Стало тепло. Даже жарко. И этот жар расползался от пальцев по всей руке.

- Потом, солнце. Скоро. Пока никак, - Миша медленно покачал головой, отпив еще воды из своего стакана. – Надо хоть немного все наладить. Слишком много новых направлений и правил мы ввели, перетрясли все сверху донизу; пока все привыкнут, пока это станет накатанным путем – надо контролировать.

Она его слушала, замерев, почти не дыша. Не решаясь спросить: осознанно или нет, он поглаживает ее руку пальцами? Так легко и просто, словно это было обычным и привычным для них. А у нее все тело, казалось, впитывало это чуть шершавое и теплое поглаживание. Видит Бог, Марина его даже затылком ощущала, на коже которого, под волосами, появились маленькие «пупырышки».

И это новое для него обращение «солнце» … Ее мама так всегда называла, но Марина при этом никогда не испытывала тех эмоций, которые ощутила, услышав от Миши пять минут назад. Когда и усталость вся куда-то пропадает, и смеяться хочется, и все-все хорошо. Пусть только в это мгновение, но жизнь становится такой прекрасной, что душа внутри сжимается и тоже будто бы смеется.

- Тебе надо отдыхать, - скорее автоматически повторила она, не уверенная, что ясно понимает, где они и что происходит.

И уткнулась в тарелку, даже не пытаясь забрать свою ладонь из его хватки.

- Надо, - согласился Миша. – Но и работать надо. Наелась? – видимо, заметив, что последние пять минут Марина оставила всякие попытки проглотить еду, спросил он.

-Да, - ответила она, сомневаясь, что сумеет что-то в себя сейчас впихнуть.

- Будем собираться или хочешь какой-то десерт? – предложил Михаил, подав знак официанту принести счет.

- Нет, не хочу уже ничего, - отложив свою салфетку свободной рукой, покачала Марина головой. – Поехали домой, может, хоть выспишься сегодня, если выходной делать не хочешь, - грустно вздохнула она.

А Миша, наоборот, улыбнулся. И, оставив деньги, поднялся, потянув и Марину за собой.

- Не волнуйся за меня, солнце, прорвемся. На пенсии отосплюсь, - подмигнул он ей, когда они уже выходили из зала.

И все еще держал ее ладонь. А ей было так хорошо, что больше не хотелось даже говорить.


Атмосфера в машине повисла странная: вроде бы и напряжена была Марина от такого обилия будоражащих и ярких эмоций, а в тоже время с Мишей чувствовала себя одновременно спокойно и легко. Уместно. Даже несмотря на то и дело охватывающую неловкость и неуверенность в том, все ли верно она делает.

Миша же, казалось, был целиком сосредоточен на дороге, да и она не стремилась отвлекать его разговорами. Вот и ехали в тишине. Но Марина сейчас этому даже радовалась и наслаждалась возможностью тайком им любоваться. Знать бы еще, что Михаил думал… Особенно о ней самой.


- Не уснула? – Миша повернулся к ней, после того, как остановил машину у ворот.

Створки медленно открывались, так как он на пульте набрал код, который Марина сказала.

- Нет, - она медленно покачала головой.

И хоть действительно спать не хотела, не могла не признать, что двигаться лень, и говорить тоже. Словно тело уже расслабилось, предчувствуя скорый отдых.

Миша посмотрел на нее еще несколько мгновений, больше ничего не спрашивая, а только улыбаясь. Кивнул, и медленно тронулся с места, подъезжая к крыльцу дома.

В какой-то момент Марина заволновалась, что родители, которые не могли не услышать сигнал открытия дверей, выйдут, чтобы поздороваться с Мишей. Она не хотела этого. Не хотела делить еще с кем-то этот их необычный вечер, не хотела что-то говорить, делать вид, что совсем ничего не испытывает (ведь папе она еще не признавалась, как ей нравится Миша). Но, вопреки ее опасениям, никто не появился на крыльце, когда машина остановилась. Было тихо, горели фонари вдоль ступеней, но двери не открывались. В окнах вроде бы тоже никто не маячил.