– Какие… такие?… – Во рту в Леры не просто пересохло. Там образовалась пустыня Сахара: горячая, шершавая, набитая сухим колючим песком.

– Такие большие, – насмешливо и отчего-то брезгливо сообщила девица. Лера ей не нравилась. Это читалось в густо подведенных глазах, надменном изломе бровей-ниточек и презрительно поджатых губах.

– Я передумала. Я не закрываю. Отдайте! Отдайте мне книжку! – Она почти кричала, вызвав любопытное оживление в заскучавшей было очереди.

– С утра придурки косяком пошли, – закатила глаза девица и бросила серую картонку сберкнижки в лоток.

Противный озноб сковал шею, плечи и сжал что-то в животе. Лере было плохо. Так плохо, как, наверное, никогда не было. Надо было срочно что-то такое понять, сообразить, сделать, а она словно провалилась в бессознательную муть и висела там безмозглой мошкой.

Очнулась она от холода. В руке был рожок с мороженым, причем наполовину съеденный. Лера сидела на ледяной, похоже, мокрой скамье в сквере и с хрустом грызла вафельную конструкцию.

– Я схожу с ума, – сообщила она голубю, взволнованно наблюдавшему за падением мелких крошек. Звук собственного голоса немного отрезвил Леру. Что делать, она еще не решила, но смутные наметки в сознании проявлялись, как винное пятно на белой скатерти.

Первым делом она выбросила мороженое и позвонила на работу.

– Ну, ты даешь, Харитонова, – осторожно рассердился шеф. – Что случилось-то? Праздник затянулся?

Пока Лера подыскивала приличествующий случаю ответ, Владимир Константинович, напуганный ее молчанием, торопливо согласился, выдвинув встречное условие:

– Но завтра чтобы пришла!

– Всенепременно! – почему-то с сарказмом отреагировала Валерия, окончательно расстроив шефа.

Следующий звонок она сделала домой Виктору. Трубку сняла, судя по голосу, молодая женщина.

– Либо новые жильцы, либо… – Лера вдохнула, стараясь унять отвратительную дрожь, вызванную звонкоголосым «Слушаю!» в исполнении незнакомки, и нажала отбой.

Либо сегодня – либо никогда.

Двери открыла улыбчивая полная брюнетка неопределенного возраста, но скорее ближе к пенсии, нежели к студенчеству.

Лера, всю дорогу сумбурно формулировавшая вступительное слово, глупо топталась на пороге, тряслась и краснела.

– Здравствуйте! – неуверенно порадовалась хозяйка, так странно выглядевшая в до боли родном интерьере Витиной прихожей.

– Я – Валерия! – Произнести это предполагалось гордо и весомо, а получился какой-то жалкий цыплячий писк.

Брюнетка отреагировала более чем странно, подтвердив Лерины опасения: ее здесь знали, не ждали и вроде бы даже боялись.

Нервно сглотнув, женщина начала сцеплять и расцеплять руки, покрывшись неравномерной краснотой, потом вдруг шарахнулась в глубь квартиры, попыталась что-то сказать и неожиданно сползла на пол.

– Елки-палки! – У Леры прорезался голос, и она прямо в сапогах ринулась в кухню за водой.

Тетка лежала поперек коридора, словно огромная, выброшенная на берег медуза, и жалостливо таращилась на гостью.

– Вот, выпейте. – Лера попыталась ее напоить, но поскольку у нее самой руки ходили ходуном, как у недавно завязавшего алкоголика, как раз созревшего, чтобы «развязать», вода выплеснулась на халат, стекла на пол и тонким ручейком поползла вдоль плинтуса.

– Я так рада, что вы… что все же… я так перед вами виновата, – бессвязно забубнила хозяйка, пытаясь встать. – Вы раздевайтесь, проходите. Сейчас я чайку поставлю.

Она покачалась с боку на бок, после чего сделала попытку поползти в кухню.

– Только умоляю, не уходите.

– Да уж теперь не уйду, – озадаченно пообещала Лера. Она твердо решила, что останется в этой квартире, пока не получит ответы на все вопросы. Потому что дальше без ответов жить было категорически нельзя.


– Меня зовут Ника. Вероника Анатольевна. Я… Даже не знаю, как объяснить. У нас тут так все сложно.

– Вы Витина родственница, – подсказала Лера, но Вероника Анатольевна так странно и поспешно отвела глаза, что Леру снова начало лихорадить. Тайны и загадки хороши по телевизору, а вот когда они вторгаются в личную жизнь, начинается сплошное беспокойство.

– Валерочка, давайте я вам попробую все объяснить. С самого начала. Понимаете, вы еще девушка молодая, но я надеюсь, что сможете понять правильно. Иногда люди совершают ошибки. Зачастую страшные, которые нельзя исправить, а бывают и такие, которые и исправлять не стоит, а можно лишь простить. Понимаете?

Лера ожесточенно потрясла головой в знак полнейшего непонимания. Ей больше всего на свете хотелось спросить, где Витя, но вот моральных сил услышать ответ не было.

– Витя про вас рассказывал. Он вообще все время только о вас и говорил, – Ника испытующе взглянула на гостью, а та зарделась от гордости, впрочем, несколько разволновавшись по поводу употребленного Вероникой Анатольевной прошедшего времени. Но подавать реплики она не отважилась. Рано или поздно само все выяснится.

– Наверное, было бы правильно, если бы Витя сам все рассказал. Но я боюсь, что он только все испортит теперь, – вздохнула хозяйка, пряча дрожащие руки. Вероятно, именно эти натруженные, трясущиеся пальцы, голубые вздувшиеся вены под тонкой кожей и упорные попытки сдержать слезы примирили Леру с тем, что ей предстояло узнать.


Почти каждый российский ребенок прочел в детстве замечательный рассказ «Все тайное становится явным». Но его истинный глубокий смысл многим дано было постичь в полной мере лишь повзрослев. Любая тайна рано или поздно вскрывается, и иногда нарывом, несовместимым с понятием счастья. Тайна – это скелет в шкафу, который по ночам клацает зубами, а при свете дня тычет костлявым пальцем в совесть и мерзко хихикает. Тайна несовместима со спокойствием и благодушием. Она как кнопка на стуле, как вылезшая из матраса пружина, как соседи сверху, принимающие по ночам гостей или затеявшие ремонт. Она отравляет существование и просто-таки напрашивается на то, чтобы от нее избавиться. Чем дольше тайна остается тайной, тем сложнее ее раскрыть. Она, словно застарелая болезнь, пускает корни и разрастается до чудовищных размеров, плодя ложь и страх.


Много лет назад необременительные отношения Виктора и его разгульной подружки Лили внезапно нарушила беременность последней. Если мужчина изначально не строит никаких серьезных планов, то столь неординарное событие, как правило, проявляет его истинную сущность словно лакмусовая бумажка. Трусоватый предложит женщине решать самой. Умный и дальновидный рассудит, что из такого брака все равно ничего не получится, и поделится мнением с подругой, подтолкнув ее к единственно верному решению. Расчетливый прикинет, способен ли он содержать будущего ребенка и его мать без ущерба для кошелька, статуса и личной свободы. Кто-то попробует дать денег, купировав дальнейшее развитие проблемы. Кто-то начнет в расстройстве обвинять женщину, мол, чего ж не предохранялась… В любом случае большинство ничего не планировавших именно с этой дамой мужчин в первую очередь подумает о себе и попробует вывернуться с минимальными моральными потерями. Именно вывернуться, оградить себя от возможных претензий, чтобы с чистой совестью пошагать в будущее. Ребенок в такое будущее никак не впишется.

Новость о беременности Лили, конечно, потрясла Витю, но в силу молодости и неопытности он испугался не так сильно, как надо было бы. Более того, будучи мушкетером в душе и лишившись в подростковом возрасте родителей, он рассудил следующим образом: как честный человек, он теперь обязан жениться и дать ребенку нормальную семью. Он даже нашел в этом плюс: учеба в институте с военной кафедрой и наличие беременной супруги автоматически освобождали его от службы в армии и на будущий год. Поэтому Витя, недолго думая, надрал на клумбе у остановки цветов и отправился знакомиться с родителями невесты.

Из родителей у той имелась лишь на удивление приличная мама – Вероника Анатольевна, страшно напуганная как самим фактом сватовства, так и новостью о грозящих ей внуках.

И, может быть, жили бы они долго и счастливо, а скорее – наоборот: недолго и не счастливо, но через несколько дней невеста вдруг отказалась выходить замуж. Ничего не объясняя ни жениху, ни озадаченной таким маневром маме, Лиля начала воротить от Виктора нос и всячески избегать встреч. Совершенно дезориентированный несостоявшийся муж, которому этот скороспелый брак был сто лет не нужен, некоторое время по инерции караулил девушку у дома и пытался уговорить все же не делать глупостей. Они с Вероникой Анатольевной даже образовали временную коалицию, но ничего не вышло. Живот рос, двор гудел, а Лиля, привыкшая ко всеобщему осуждению, плевавшая на него с высокой крыши и имевшая собственные планы на будущее, ходила себе словно ни в чем не бывало. А потом и вовсе пропала.

Видя такое отношение к ситуации вообще и к себе в частности, Виктор тоже успокоился и занялся учебой, решив, что невеста перебесится и сама придет. Или не придет, что тоже его мало расстроит.

Гром грянул, как это бывает, совершенно неожиданно, когда Витя даже думать забыл о странной истории с несостоявшимся отцовством. Поздно ночью в его квартиру буквально вломилась Вероника Анатольевна и, заламывая руки, начала рыдать. Витина психика уже давным-давно не была хрупкой, поэтому никаких успокоительных лекарств в доме не имелось. Привести Нику в адекватное состояние не удалось, добиться вразумительных объяснений – тоже, поэтому пришлось подчиниться нечленораздельным причитаниям и пойти к ней домой. Закрывая дверь квартиры, он словно поставил точку в очередной фразе, отсек уже прожитый этап хлипкой фанерой с дерматиновой обивкой и, еще ничего не подозревая, вступил в совсем другую жизнь.

В этой новой жизни у него появился сын.

Непутевая Лиля, родив ребенка, не нашла ничего лучше, как оставить его у матери. Сначала она просто появилась на пороге родного жилища с попискивающим свертком на руках, едва не доведя мать до сердечного приступа. Но не успела Вероника Анатольевна последовательно ужаснуться перспективе содержать не только дочь, но и внука, потом обрадоваться воспоминанию о наличии вполне надежного кормильца в лице Виктора Якушева, а после успокоиться и настроиться на нормальную жизнь, как дочь преподнесла новый сюрприз.