– Ага. Так он тебе и сказал. – Юля даже возмущалась уже вяло, без огонька. – Они же друзья! Кстати, интересно, что Леша тебе про ребенка не сказал.

– Может, не хотел травмировать? – предположила Лера.

– Логично. Я от мужиков балдею. Один другого хлеще. Лера, не ищи его. Не надо. Захотел бы, давно бы уже вернулся.

– Я не хочу его возвращать. Я просто должна убедиться.

– Вот он, бабский мазохизм! Хочешь его в постели с другой увидеть? Или желаешь понаблюдать, как он своего отпрыска в песочнице выгуливает? И что? Тебе после этого полегчает?

Они ругались, будя эмоции, оживая и начиная верить в то, что в этом мире, новом, перевернутом, разбитом, тоже можно существовать.

– Не знаю.

– Зато я знаю! – уверенно воскликнула Юля. – Радуйся, что отделалась от этого афериста с минимальными потерями. В следующий раз будешь умнее.

– Не будет следующего раза. Ты что, Юль, не слышишь меня? Я без него не могу. Может быть, если я смогу убедиться, что это все правда, мне будет легче отпустить его?

– Дура. Полная, клиническая идиотка. Ты его придумала. Жил-был аферист. Пусть с трудным детством и плохой наследственностью, но аферист душой и телом. Вор и мерзавец. А ты его, как елку новогоднюю, украсила несуществующими достоинствами, разглядела в пустышке то, чего там и в помине нет, и теперь лелеешь свою фантазию, этот пустой кокон из несуществующих добродетелей. Очнись! Нет ничего! Нет никакого Виктора. Его небось и зовут-то как-нибудь иначе. Уж фамилия-то точно не по паспорту! Лера, ты же умная. Пойми, этот этап жизни пройден. Все! Переходи на новую ступень. Там обязательно найдется достойный тебя мужчина. Нет никакой любви, ты ее придумала.

– А как же ты и Костя?

– Так это чувство, проверенное временем, – с пафосом заявила Юлька. – Я ничего не фантазировала. Захаров, этот тюфяк наивный, столько лет у меня перед глазами, что никакие фантазии его не приукрасят. Я знаю все его минусы… Кстати, переключайся на позитив. Сейчас придет жена моего любимого мужчины, и тебе придется ее утешать. Я этого в полную силу сделать не смогу. Мне б желчную радость свою скрыть. Вот такая я негодяйка. Все спихиваю на твои хрупкие плечи. Клин клином вышибают. У меня муж голубой, у тебя жених женатый аферист, а уж что там у Светки – я даже предположить не берусь. Фантазии моей больной не хватает. Вроде все самое страшное мы уже расхватали.


Как выяснилось, ничего страшного у Светы не случилось. У нее всего лишь разорился муж. Утомленные собственными неразрешимыми проблемами Лера с Юлей молча слушали горестный монолог госпожи Захаровой, живописующей ужасающие перспективы будущего.

– Служащие разбегаются, офис отбирают за долги, на кредитке пусто, – загибала наманикюренные пальчики Светлана, трагически закатывая глаза и орошая нежные щеки бриллиантовыми слезами. Красивая женщина прекрасна даже в горе.

Лера, когда плакала, выглядела более приземленно: глаза краснели, нос опухал, а физиономия становилась пятнистой. Поэтому совершенство Светланы вызвало зависть пополам с ревностью. Тем более что, невзирая на трагедию, Света оставалась на высоте, была трезва и эгоцентрично рассудительна.

– А Костя как? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Носится где-то. Морда землистая, жалкий такой. Ужас. Как мне теперь жить-то?! Было бы восемнадцать, я бы еще устроилась, а так… – Светлана обреченно махнула ручкой и красиво изогнулась в кресле, изобразив скорбь.

– Так Костя-то где? – не унялась Юля.

– Да какая разница! – вдруг взвизгнула Света. – При чем тут Костя? Сам виноват, сам пусть и расхлебывает! А мне что делать? Я на него молодость угробила, пироги пекла, рубашки крахмалила, тушу его жирную терпела!

– У него тоже горе, – позволила себе вмешаться Лера. – Ему тяжело. Нехорошо в такой ситуации только о себе да о себе…

– Ты вообще молчи! Что ты понимаешь? От тебя один сбежал – другого найдешь! Тебе лет-то – воробей накакал! Почему я должна о нем печься? Он, когда свои дела затевал, много обо мне думал? Я в таком дерьме выросла, что тебе и не снилось! Хотела в люди выбиться, чтобы как по телевизору! И что в результате? Он меня подставил! Я его ненавижу! Жизнь мне сломал! Представляете, что сказал? Говорит, пойду куда-нибудь менеджером – не пропадем! Менеджером! – Светлана даже содрогнулась от отвращения. – Не пропадет он! А как жить-то?

– Свет, не блажи. – Юля растерянно блестела глазами, старательно пытаясь скрыть воодушевление. Наверное, она именно об этом и мечтала, но сейчас никак не могла понять, что же делать с навалившимся счастьем. – Люди и на зарплату дворника живут, и вообще без зарплаты живут.

– Ну-у-у, – паровозом прогудела Светлана, с ненавистью взглянув на подругу. – Тебе ли не знать! Ты же вон тоже без зарплаты живешь, хотя давно уволить пора!

– Костик умный, он что-нибудь придумает, – примирительно проговорила Юля. Она решила, что если сейчас сказать Светке все, что она думает, то доступ к телу любимого будет закрыт навсегда. А так хитростью можно было пробраться в стан врага и захватить боевое знамя. Юля даже представила себя Анкой на тачанке, вывозящей Захарова из белогвардейского плена. Фантазия получилась очень красивой, энергичной и даже реалистичной.

– Ага. Придумал уже! – Света даже простонала, вспомнив, что именно придумал «умный» супруг. – Он предложил продать квартиру, дачу, машину и начать сначала.

– Это мысль, – робко вклинилась Лерочка. – Хорошо, когда есть что продать, чтобы вложиться в бизнес.

– Это хорошо и даже замечательно, если продают чужое! – гюрзой прошипела Светлана. – И особенно это вдохновляет на рассуждения, если лично тебя не касается! А я ради такой квартиры и обеспеченной жизни две пятилетки у плиты корячилась, хозяюшку изображала. За все в этом поганом мире надо платить. Вот я и думала: куплю себе право на счастливую жизнь, сделаю Костю счастливым, а он взамен даст мне то, ради чего я себя переломила. Мерзавец!

– Так он уже дал, – внезапно обиделась за любимого Юля. – Может, это проверка такая.

– Костя не способен на проверки, у него мозгов не хватит. Он вообще дальше своего жирного носа ничего не видит!

– Я имела в виду в религиозном смысле…

– Юля, иногда лучше жевать, чем говорить! Я замужем за нищим!

– Ему сейчас поддержка нужна, – заерзала Юля. – А вдруг еще выкарабкается.

– Я уже консультировалась, – поджала губы Света. – Не выкарабкается. Поэтому поддержка нужна мне.

– В жизни наступила черная полоса, – резюмировала Лерочка. – И надо выйти из всех испытаний с честью.

– Я не хочу с честью. – Светлана сжала кулаки и стиснула зубы. – Я хочу просто выйти! Как думаете, если с ним что-нибудь случится, я должна буду долги выплачивать? Мне б квартиру успеть продать, пока либо Костя сам чего с собой не сделал, либо пока его кредиторы не отловили.

Удивительно, но в тот вечер дамы умудрились не поссориться, а дружно напиться. Ни одна проблема не была решена, зато все три девицы впали в блаженную прострацию, вяло философствуя невнятным хором.


Восьмое марта Лера встречала с родителями. Даже не с родителями, а с мамой. Папенька, накануне воодушевленно и с полной самоотдачей поздравлявший женщин в своем трудовом коллективе, лежал бревном и обижался, что никто его не жалеет.

– Меня б кто пожалел! – горестно вздыхала Елена Станиславовна. – Может, и к лучшему, что у тебя мужика нет, доченька! Лучше ничего, чем вот такой Буратино деревянный на всю жизнь. Да и разве жизнь это?

– Мам, а у вас любовь была? – Лера тоскливо вздыхала и без интереса поглядывала на экран телевизора, где в свете софитов беззвучно веселили народ звезды эстрады.

– Была, – подумав, припомнила мама. – Любовь, как и молодость, со временем стаптывается, а потом и вовсе пропадает. Помнишь, у тебя тапочки были голубые, с помпоном?

– Помню, – неуверенно согласилась Лера. Тапочки она припоминала весьма смутно. Кажется, они были какие-то мохнатые с неудобной скользкой подошвой. Потом тапки пообносились, стали удобными, привычными.

– А где они сейчас?

– Не знаю, – Лера пожала плечами. – Куда-то делись.

– Вот и любовь со временем куда-то девается. Вот вроде не так давно была, а тут – глядь, а ничего уже и нету. Зато рядом потрепанный жизнью мужик с взаимными претензиями к твоей потрепанности. Вот так и доживают люди, сошедшиеся когда-то по любви. Сначала любовь, потом привычка, а потом просто и деться некуда.

– Красиво рассказываешь. Воодушевляет, – поежилась Лера.

– От любви только одна польза – дети. И то их можно настрогать без любви, отдавая себе отчет в том, что делаешь, чтобы потом не поражаться обыденности семейной жизни. А то сначала сопли, вопли, мексиканские страсти, а когда догадаешься под сомбреро заглянуть, тут у тебя уже и семеро по лавкам, и прынц под шляпой лысый. Лучше, когда изначально на это ориентируешься. Потрясение меньше. Но всем же кажется, что именно у них и случится что-нибудь неземное, не как у других, которые живут непонятно с кем и непонятно как. Я в молодости красавицей была, и папашка твой тоже получше выглядел, попрезентабельнее. А теперь что? Большую часть жизни люди существуют с тем, на что польстились по глупости. Это как с шубой дорогущей: сначала купишь, а потом уже начинаешь думать, как в ней в троллейбусе кататься в час пик.

– Я в шубе на переговоры езжу. Мне по статусу положено, – напряглась Лера.

– Да разве я об этом? Мала ты еще.

– А о чем?

– О том, что зря ты так по своему Вите убиваешься.

– Я не убиваюсь!

– Мне-то не ври. Разве мы с отцом слепые? И парень этот, который к тебе ездит, симпатичный. Мы с отцом видели.

– То Буратино, то просто сиамские близнецы! – съехидничала Лера. – «Мы с отцом»!

– Да какая разница! Я вот слышала, как ты его вчера шуганула. Вот и дура! Чего хорошего, на Восьмое марта со мной тут сидеть, на себя злиться и горе свое кипятить? Пошла бы развеялась.