Настоятельница монастыря Святого Михаила уже обвинила их во всем. Ну конечно: леди Констанции не меньше других хотелось бы избежать обвинений. Она притворилась, будто раньше не знала, кто они такие, будто поверила, что они приехали от герцога Роберта, и поступила так, как ей полагалось. Однако обвинение все равно ляжет и на нее. Добрая молва – вещь скользкая, и человеку ее удержать нелегко, а вот обвинения липнут как мед. Они пристанут ко всем ним.

Тьер представил себе Мари при свете свечей, сидящей на кровати в келье Бонн-Фонтейна, перед тем как они ее заперли: бледную от усталости, но полную решимости. Хорошенькая девица, и к тому же отважная. Он ощутил странный укол в сердце – смесь жалости и вины.

– Молю Бога, чтобы их известия были хорошими, – проговорил он внезапно так же горячо, как Гийомар. – Если эту девицу найдут живой, я куплю святому Михаилу сто свечей для его храма в Доле.

С этими словами он перекрестился. Потом он, бывало, замечал, что святой Михаил, будучи архангелом, действует быстро. Вдали показался всадник. Он пустил коня рысью, и скоро они увидели, что это монах. Все трое замерли в ожидании, инстинктивно пытаясь продлить мгновения надежды. Монах остановил своего коня перед ними.

– Лорд Ален де Фужер? – спросил он почти уверенно, потому что его глаза уже увидели и опознали на щите, заброшенном за седло Алена, герб – белого оленя.

Ален кивнул.

– Ты едешь из аббатства Бонн-Фонтейн? – спросил он и от волнения дал петуха.

– Это так, господин мой. Я – брат Самсон. Господин аббат отправил меня найти вас. Мой господин, дама, которую вы ищете, нашлась целая и невредимая!

Ален хлопнул в ладоши.

– Благодарение Богу! – страстно воскликнул он. – Благодарение Богу и всем его святым!

– Благодарение Богу и святому Михаилу, – прошептал Тьер с чувством облегчения, которое оказалось даже сильнее, чем он ожидал.

Теперь ему не придется всю оставшуюся жизнь думать о том, что он помог убить Мари Пантьевр.

– Ее привели в обитель, принадлежащую нашему аббатству, прошлой ночью, – радостно продолжил брат Самсон. – Там каждое лето живут два послушника – пасут свиней в лесу. Братья не знали о том, что леди потерялась, но этим утром, когда посланец от господина аббата пришел сказать им об этом, он застал ее за завтраком!

– Благодарение Богу! – повторил Ален, сияя улыбкой.

Гийомар перекрестился и возблагодарил своих святых покровителей.

– А где она сейчас? – спросил Тьер, радостно ухмыляясь, хотя и содрогался при мысли о том, сколько будут стоить сто свечей.

– На пути в Бонн-Фонтейн. Свинопасам было велено доставить ее туда, как только прибудет лошадь для нее. Дело в том, что леди измучена блужданиями по лесу и совсем не может идти, так что посланец господина аббата приказал одному из фермеров прислать лошадь со своей фермы, которая расположена недалеко от обители.

– Тогда я надеюсь, что свинопасы будут крепко держать узду этой лошади, – заявил Тьер. – Иначе леди ускачет в монастырь и у них будет такой же глупый вид, как у нас.

– Рыцарь, который ее нашел, сможет справиться с лошадью, – отозвался брат Самсон.

– Рыцарь? – резко переспросил Ален, и его улыбка исчезла. – Ее нашел рыцарь? Кто?

– Не знаю, мой господин, – жизнерадостно ответил брат Самсон, не подозревающий о том, какой урон он только что нанес карьере Алена. – Господин настоятель просто поручил сказать вам, что дама цела и невредима: рыцарь, охотившийся в лесу, нашел ее и прошлой ночью привел к нашим свинопасам на ночлег, а теперь она возвращается в Бонн-Фонтейн. Если мы прямо сейчас поедем в аббатство, то можем встретить их на дороге.

Когда они тронулись, Ален был мрачен. Если их подопечную спас другой рыцарь, Алену не удастся представить бегство Мари как мелкое осложнение в успешно выполненном задании. Другой рыцарь одним своим присутствием укажет на их промахи и потребует своей доли в герцогской благодарности – доли, которой Алену делиться не хотелось. Он мечтал подольститься к герцогу Хоэлу, и это поручение давало ему идеальный шанс. Герцог много лет досадовал на потерю Шаландри и ухватился за возможность получить поместье обратно, не ведя войны. Однако как извлечь наследницу из монастыря в неуязвимой нормандской крепости? Это казалось делом трудным. В семье де Фужер несколько человек служили герцогу Нормандскому: Ален мог представиться посланцем Роберта, не вызвав никаких подозрений. Он сыграл свою роль в монастыре безупречно. И вот теперь все разладилось.

Тьер вздохнул с досадливой жалостью и перестал сердиться на своего кузена. Он прекрасно понимал, почему Алену хотелось понравиться герцогу. Ален надеялся, что герцогское покровительство поможет ему завоевать расположение отца девушки, в которую он был страстно и безнадежно влюблен. Тьер смотрел в спину ехавшего перед ним Алена. Позолота на красивых доспехах запылилась, голова в коническом шлеме клонилась вниз. «Бедный ты дурень, – думал он. – Твой отец и слышать не хочет о том, чтобы ты женился. Эрве Комперский никогда не позволит тебе жениться на своей дочери только потому, что герцог хорошо о тебе отозвался. Ведь у твоего соперника – богатое поместье. Да и герцог никогда не предпочтет тебя твоему сопернику. Перестань сражаться с судьбой, Ален. Лошадь, которая пытается вырваться из упряжи, получает побои».

Но Тьер никогда бы не смог высказать все это вслух. Порой ему казалось трусостью смиренно тащиться в упряжке, и тогда он восхищался кузеном, который продолжал надеяться на невозможное. И потом – Элин Комперская была так прекрасна, что могла вскружить голову любому мужчине.

Похоже, размышления Алена были настолько мучительными, что оставаться с ними наедине он не мог. Придержав коня, чтобы он пошел рядом с лошадью Тьера, он устремил на кузена свои большие голубые глаза. Он делал это тысячи раз, пока они росли вместе. «Тьер, помоги мне в этом! Тьер, а ты знал? Ой, Тьер, что мне делать?» Он всегда обращался именно к Тьеру, а не к своему старшему брату и, уж конечно, не к своему суровому отцу. Тьер всегда терпеливо его выслушивал, давал советы, пытался вытащить из передряги, в которую он попал. Разница между ними составляла всего несколько месяцев, но Тьер чувствовал себя облеченным мудростью старшего брата. Когда они повзрослели, обращения Алена стали не такими частыми, а советы Тьера приобрели оттенок иронии. Однако основа их отношений не изменилась.

– Тьер, – встревоженно прошептал Ален, – когда брат Самсон сказал, что девицу Пантьевр в лесу нашел охотившийся там рыцарь... Как ты думаешь, он имел в виду – один рыцарь, охотившийся в одиночку?

– Ален, брат Самсон ничего об этом не знает! – отозвался Тьер. – Он всего лишь посланец. Тебе следовало бы радоваться. Подумай, что сказал бы герцог, если бы мы приехали в Ренн без девицы – или, еще хуже, с ее мертвым телом!

Ален горестно пожевал губами.

– И вообще, что это меняет? – вопросил Тьер.

– Если это был один пеший рыцарь, охотившийся в одиночку...

– А почему он должен был оказаться пешим?

– Но это же так, верно? Иначе им не пришлось бы посылать на ферму за лошадью. Леди Мари могла бы ехать на его коне.

Тьер понял, что Ален прав, и ему стало больно за родича. Действительно, крайне редко можно было встретить рыцаря, который передвигался бы в одиночку и пешим. Тьер знал в Бретани всего одного рыцаря, который регулярно это делал.

– Не глупи! – громко воскликнул он. – Откуда нам или брату Самсону знать: может, девицу нашла целая группа охотников со сворой в тридцать гончих! Они отвезли девицу к свинопасам и уехали.

– Ставлю моего лучшего ястреба против твоего, что это был один рыцарь, – отрезал Ален. – Тот, кто выходит на охоту пешим. Мой соперник.

Оба несколько мгновений молчали.

– Тиарнан не может обойти тебя в игре, в которую даже не вступал, – проговорил Тьер.

– Что, заключаешь пари?

– Я никогда не заключаю пари. И уж конечно, не поставлю моего единственного ястреба. Не унывай! Что бы ни было, а девица цела – и мы тоже. Если ее действительно нашел Тиарнан, то, может, он в нее влюбится и оставит Эллин тебе.

Ален заметно повеселел:

– Ты думаешь, он мог бы? Тьер пожал плечами:

– Давай скажем так: она – наследница Шаландри, а у Элин приданое в пятьдесят марок и несколько акров земли. Я бы сказал, что в леди Мари любой может влюбиться. Я определенно мог бы.

– Правда? – спросил Ален, с удивлением глядя на своего уродливого кузена.

– Совершенно определенно, – ответил Тьер.

Он удрученно признался себе, что уже немного влюбился. Сотня свечей святому Михаилу! Чистая глупость: сероглазая наследница – не для безземельных рыцарей. Сто свечей по цене серебряный пенни за фунт!

Они действительно догнали леди Мари Пантьевр Шаландрийскую на дороге в Бонн-Фонтейн. Примерно в трех милях от аббатства они увидели отряд, медленно двигавшийся по дороге впереди них. Женщина в белой головной повязке и черном платье ехала верхом в сопровождении трех мужчин: двух монахов и одного охотника в испачканном зеленом костюме. Еще до того как они поравнялись, Тьер понял, что мужчина в зеленом действительно Тиарнан Таленсакский. Он видел его при дворе, и даже сзади его костюм и легкая походка были узнаваемы. Он посмотрел на своего кузена и убедился, что тот снова мрачно нахмурился. Мари повернулась в седле, чтобы устремить на них свои неприветливые серые глаза. Ее лицо было в темных синяках, а одну руку она прижимала к боку, как будто он был ушиблен. На ее лице читалась глубокая печаль.

– Матерь Божья, леди Мари! – воскликнул Тьер, на секунду забыв свое подчиненное положение и правила приличия и заговорив раньше Алена. – Что с вами случилось?

Мари устало посмотрела на него и не ответила. Она боялась, что у нее сорвется голос. После всего случившегося ее вернули похитителям, словно беглую крестьянку! Они ехали рядом – та же стена металла, как и два дня назад. Тяжелый, круглолицый, беспокойный Гийомар, уродливый Тьер и Ален, чье прилизанное благообразие испортила двухдневная щетина, появившаяся на прежде чисто выбритом подбородке. Он хмурился, тогда как остальные двое казались просто потрясенными. Она устала от них, устала от своего наследства, плена и спасений. Ей хотелось оказаться кем-то другим, простой крестьянкой, которая никого не может заинтересовать. Она позволила своему взгляду опуститься с них на Тиарнана, державшего под уздцы фермерскую лошадь, которую ей одолжили. Мари знала, что он держал ее так, чтобы она не могла убежать: с того момента, как посланец аббата сказал ему, почему она оказалась в лесу, он был намерен вернуть ее похитителям. Но ей все же казалось, что он не замешан в этом неприятном деле. Он смотрел на рыцарей с бесстрастной настороженностью, словно их появление обрадовало его так же мало, как и ее.