– Ну конечно! – виновато воскликнула Авуаз. – Само пребывание здесь пробудило в тебе болезненные воспоминания, милочка. Я уверена, что ты предпочтешь побыть в одиночестве. Надо подумать... Наверное, на конюшне найдется достаточно одеял. Конечно, это конские попоны, но совершенно чистые и годные для спанья. Если мы уложим тебя...

– Полно! – ответила Элин раздраженно, что было бы непростительно в разговоре с герцогиней, не будь она молодой вдовой, оплакивающей мужа. – Я лягу с Мари.

– Я вполне счастлива делить с вами постель, леди Элин, – сказала Мари, – но если вы предпочтете остаться одна, то так и скажите.

Тут Элин изобразила бледную улыбку.

– Я бы предпочла не оставаться одна, леди Мари. Но спасибо вам.

Когда они оказались этой ночью в постели, то, лежа рядом с Элин в холодной темноте под грудой одеял, Мари наконец нашла в себе силы прошептать:

– Я очень соболезную вам, леди Элин.

Элин долго молчала. Во мраке рядом с Мари слышно было ее дыхание, частое и неглубокое.

– Вы помните, когда я в последний раз была при дворе, – отозвалась она после паузы, – вы пожелали мне много лет радостного узнавания того множества вещей, которых Тиарнан мне о себе не рассказывал?

– Да. Мне очень жаль, что вам так и не довелось их узнать. Элин покачала головой – Мари не столько увидела, сколько ощутила это движение.

– Нет. Одну вещь я узнала, и она не принесла мне никакой радости. Хорошо, что мне не довелось узнать еще что-то.

Онемезшая от изумления, Мари замерла.

– Я больше ничего не стану об этом говорить, – добавила Элин. – Его больше нет. Я не стану говорить дурно об умерших. Но мой брак с ним был моей величайшей ошибкой, и я рада, что избавилась от него.

– Я... я не могу поверить, – пролепетала Мари. – Что бы вы ни узнали, это не могло...

– Вы о нем высокого мнения, потому что он спас вас от Эона из Монконтура, – раздраженно сказала Элин. – Вы его не знали. Он был худшим чудовищем, чем тот грабитель.

Мари прикусила губу, стараясь не издать ни звука. Все слова, приходившие ей в голову, казались неуместными. Она действительно не знала Тиарнана. Возможно, он и правда был чудовищем в своей личной жизни и имел пристрастие к какому-нибудь извращению. Но ее сердце и разум отказывались в это верить.

– Я буду молиться за вас, – наконец очень серьезно проговорила Мари. – За вас и за душу вашего мужа.

– Спасибо, – отозвалась Элин, уже успокаиваясь. – Я буду рада вашим молитвам, Мари.

В результате Мари молилась почти всю ночь, не желая поверить в услышанное. Она смирилась с женитьбой Тиарнана и перенесла его смерть, но она не могла принять разрушения своей веры в него: если бы она это сделала, она разрушила бы часть своей души.

Под самое утро она, утомленная, провалилась в дремоту. А проснувшись, обнаружила, что проспала: Элин уже встала. Мари медленно села, перекрестилась, прочла еще одну молитву об умерших и тяжело поднялась, чтобы встретить нежеланный день.


Было воскресенье. После мессы в замковом храме Хоэл принимал подданных. Зал Плоэрмеля, больше, чем в Ренне, оказался и более светлым. Деревянные стены изнутри были оштукатурены и побелены, а глиняный пол устлан камышом, желтым в это мрачное время. Дым от очага в центре зала голубым столбом поднимался к высокому потолку, а белый зимний свет косыми лучами падал сквозь узкие окна, полосами ложась на дубовые столы, покрывая бликами доспехи, богатые синие и алые ткани и отделку из меха и золотого шитья.

Герцог уселся в свое кресло в центре помоста, стол отодвинули в сторону, и Элин официально предстала перед ним как наследница поместья Таленсак. Ее черный траур резко выделялся на фоне ярких одежд вокруг нее. На алом кожаном поводке она вела ищейку Мирри.

Поскольку Тиарнана объявили мертвым, ленное поместье Таленсак возвращалось под контроль Хоэла, а Элин, как вдова герцогского вассала, становилась его подопечной. То, что Хоэл позволил ей принести ему присягу и получить в свое управление поместье, было знаком исключительного расположения, которое герцог питал к ее мужу. Элин с огорчением понимала, что это решение было принято для того, чтобы исключить ее из числа богатых наследниц, находящихся под опекой Хоэла, и предоставить ей свободу долгое время оплакивать Тиарнана. Хоэл будет недоволен, когда она попросит у него разрешения сразу же снова выйти замуж. Она знала, что весь двор сочтет это недопустимой поспешностью. Однако ей отчаянно хотелось быть рядом с Аленом, и ей невыносима была мысль о том, чтобы долгое время жить в Таленсаке одной. «Простые, честные, добродушные крестьяне» ополчились на нее. Она поссорилась с маштьерном. Именно из-за нее он исчез. Они не смели перечить госпоже, но они ее избегали: стоило ей войти в комнату, как все оттуда уходили. Единственным человеком в Таленсаке, который был готов спокойно с ней разговаривать, был представитель герцога Гральон, присланный для наведения порядка в поместье. Для Элин, которая привыкла ко всеобщему восхищению, это было почти нестерпимо: она разрывалась между яростью и растерянной беспомощностью. Любовь Алена, его полные обожания взгляды и успокоительные слова отогревали ее застывшую душу. Они были ей необходимы, и, чтобы сохранить их, она готова была шокировать двор и вынести все, что пожелает сказать ей герцог.

Она остановилась перед герцогом и изящно присела до земли. А потом она сделала еще шаг вперед и протянула Хоэ-лу красный поводок Мирри.

– Господин мой, – смущенно проговорила она, – когда вы были так добры, что призвали меня ко двору, я решила, что должна преподнести вам подарок, а лучшим подарком, который я смогла придумать, станет эта чудесная ищейка, чьи достоинства известны всем охотникам Бретани. Она горевала о своем первом хозяине. Я молю вас принять ее и снова вернуть ей радость охоты.

Хоэл покраснел от удовольствия до самой макушки лысеющей головы.

– Леди Элин, – сказал он, расплываясь в улыбке, – ты все очень хорошо решила. Не думаю, что ты могла найти для меня подарок лучше – если не считать возвращения твоего мужа в мой замок. Спасибо тебе. Эй, Мирри! Хорошая девочка!

Он прищелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание собаки, а когда та вежливо подошла к его руке, он потрепал ее длинные уши и погладил.

Элин надеялась, что этот подарок, принятый герцогом с нескрываемой радостью, поможет ей получить согласие на второй брак, а оставлять у себя ищейку она все равно не хотела. Мирри была собакой Тиарнана и после его исчезновения тоскливо слонялась по дому, постоянно с надеждой поднимая голову каждый раз, когда открывалась дверь. Элин уже начала ее ненавидеть. Гораздо лучше отдать ее Хоэлу.

Хоэл перекинул поводок Мирри через руку и поднялся с места. Главным был не обмен подарками, а принесение вассальной присяги и ее принятие – при дворе, в присутствии свидетелей.

– Ты хочешь войти в число моих вассалов? – торжественно спросил он в полный голос, чтобы слышно было всем придворным.

– Хочу, – отозвалась Элин так робко, что свидетелям пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее тихий голос.

Она опустилась на колени перед герцогом и подняла руки, сомкнув ладони. Хоэл зажал их между своими руками. – Я честно обещаю, – быстро проговорила она, – что буду верна герцогу Хоэлу и во всех моих делах буду соблюдать вассальную присягу, которую принесла ему, добросовестно и без обмана.

Хоэл помог ей подняться на ноги и церемонно поцеловал. А потом он снова уселся на свое место, и один из его слуг вручил ему буковый жезл, который должен был символизировать поместье Таленсак. Хоэл крепко взял его обеими руками и протянул Элин. Элин приняла его, а потом встала на колени и склонила голову. Когда она снова встала, все присутствующие захлопали в ладоши. Акт принесения вассальной присяги совершился: Таленсак перешел к ней.

В этот момент ей полагалось раствориться в толпе, отойдя в дальнюю часть зала. Хоэл снова перевел взгляд на Мирри, присутствующие начали разговаривать между собой, а слуги стали возвращать главный стол на помост, чтобы можно было подавать еду. Когда Элин снова опустилась на колени, раздался изумленный ропот: слуги остановились, разговоры стихли, а Хоэл обратил на нее взгляд, полный удивления и недоумения.

– Мой сеньор, – проговорила Элин, отчаянно стараясь не растерять остаток решимости и говоря гораздо громче, чем в момент принесения клятвы, – вы были очень великодушны, разрешив женщине принести вам вассальную клятву, но я знаю, что поместьем лучше управлять мужчине. У меня нет мудрости и сил, чтобы заниматься Таленсаком одной. Я молода, я испытываю глубокую печаль и смятение и нуждаюсь в надежной поддержке. Я умоляю вас, мой господин, и всех дам и господ придворных, не счесть меня непостоянной и неверной из-за того, что я хочу сразу же выйти замуж снова. Пока мой муж был жив, я хранила ему верность, но его нет, и все мои поиски не помогли его вернуть, и я не могу одна занимать его место. Прежний поклонник, который любит меня уже много лет, предложил мне свою помощь. Я прошу вас, мой сеньор, разрешить мне выйти за него замуж и передать ему земли, которые вы только что закрепили за мной.

Хоэл удивленно нахмурился. По залу пронесся шепот. Элин продолжала молча стоять перед герцогом на коленях. Хоэл посмотрел в сторону Алена, который находился среди рыцарей гарнизона на почтительном расстоянии от помоста. Его друзья взирали на него с восхищенным возмущением: Ален получал поместье, чудесное доходное поместье, и горячую молодую женушку в придачу!

– Леди Элин, – предостерегающе проговорил Хоэл, – подумайте хорошенько. Вы лишились мужа, который считался лучшим рыцарем Бретани. Взяв другого столь поспешно, вы станете мишенью для обвинений и насмешек.

– Я хорошо подумала, – ответила Элин с дрожью в голосе, – но, милорд, я не могу жить в Таленсаке совсем одна, а поместье будет вам полезнее, если будет обеспечивать рыцаря, который сможет за вас сражаться, а не только слабую женщину, которая даже не умеет им управлять. И, мой господин, как вдова и дама я имею право делать выбор.