Да, насчет пасынка. С Петькой дела у них не заладились сразу.

Он капризничал, просился к бабушке, надувался и обижался, сидел в своей комнате и играл, отказываясь выходить в гостиную, когда взрослые были дома. Андрей пытался поговорить с ним, как-то наладить контакт:

– Ну ты чего, сынок? – пытался он докопаться до истоков такого поведения. – Что не так-то?

– Я вам ненужный тут, – дулся Петька. – Вы со мной не читаете, не играете и не занимаетесь, как бабушка. Даже Костатина со мной играет, а вы нет.

– Мы же работаем, сынок, – увещевал его Андрей.

– А когда не работаете, тоже не занимаетесь. – И вздыхал тяжело, по-взрослому: – Я не нужный тут никому. – И поднимал на отца несчастные темно-синие свои глазищи и просил: – Я к бабуле хочу. И к Мире. Им я всегда нужный.

– Ты просто не привык, Петюша, – уговаривал его Барташов. – Тебе надо больше проводить времени с тетей Олей, чтобы вы узнали друг друга получше.

– Она не хочет меня получше, – снова вздыхал Петька и отворачивался чтобы не смотреть на отца, так на него обижался. – Она занята, по телефону говорит, в компьютере работает, а играть не умеет и не хочет. И читать ей некогда.

Что происходит тут без него, пока он на работе, Барташов приблизительно догадывался, да и домработница ставила его в известность, когда он интересовался и расспрашивал.

Ольга, находясь дома, зависала в компьютере и на телефоне – работая на расстоянии, руководила подчиненными, вела проекты, а когда не руководила и не вела, погружалась в Соцсети и бесконечно разговаривала с подругами и мамой по телефону, отсылая Петьку, просившего с ним поиграть, чтобы он посмотрел телевизор и поиграл сам, «развивал самостоятельность», как она выражалась.

Барташова сносило от такого отношения к ребенку, он проводил с женой вразумляющие беседы и втолковывал, что ничего у них не получится с таким ее отношением к нему и сыну. Она кивала, соглашалась, обещала что-то, показательно гуляла с малышом в парке, водила его на аттракционы и на мультики в кинотеатр, но очень скоро все возвращалось на круги своя – Петька сам по себе в своей комнате, Ольга за компьютером или в телефоне.

Барташов уговаривал себя потерпеть, что-то придумывая про долг, откровенно недоумевая, зачем навесил на себя это ярмо. И неизбежно, по законам физики, усиление давления на предмет в определенный момент должно было превысить силу его сопротивления и спровоцировать взрыв.

Который и произошел.

Где-то в середине апреля Барташов вернулся домой в десять вечера, измочаленный до предела. Ему открыла Ольга, разговаривавшая с кем-то по телефону, быстро чмокнула мужа в щеку, не прерывая разговора, махнула рукой: мол, извини, занята, и ушла в комнату.

Плюхнувшись на кресло в прихожей, Андрей кое-как стянул с себя туфли и понял, что это он сглупил с креслом-то – вставать и выбираться из него не было никаких сил. Но встал, заставил себя, кряхтя, вытащить тело из уютного нутра и пошлепал в комнату.

Помыл руки и прошел в кухню. Открыл крышки на сковороде и кастрюле, стоявших на плите, обнаружил застывшее овощное рагу и какой-то не то бульон, не то суп жидкий непонятный, не вызывающий никакого аппетита. Распахнул холодильник и не нашел в нем ничего привлекательного, кроме куска буженины, лежавшего на самом виду. Достал и откусил прямо от большого куска – жрать хотелось, сил нет.

Решил поинтересоваться ужином у женушки и двинулся на ее голос, доносившийся из большой гостиной. И по дороге заметил, что в Петькиной комнате горит свет. Вообще-то одиннадцатый час, ему давным-давно спать пора.

Заглянул. И замер, чуть не подавившись тем куском…

Большой домашний ящик с инструментами стоял раскрытым посреди комнаты, повсюду были разбросаны клещи, пассатижи, набор сверл, молоток, несколько разных отверток, шурупы и болты. А его сынок, высунув от усердия язык, большой крестовидной отверткой раскурочивал основание настольной лампы, и что поразительно: умудрился уже снять корпус и добрался практически до клемм с оголенными проводами, каким-то образом почти содрав с них изоляцию.

Можно было бы только гордиться такими достижениями четырехлетнего ребенка и радоваться, что весь пошел в отца и деда, если бы не одно «но»…

Лампа в этот момент была включена!

Барташов боялся дышать, понимая, что любой громкий звук может напугать ребенка, он непроизвольно дернется и замкнет контакт. И если выпустит из пальцев изолированную ручку отвертки…

– Петенька, – шепотом позвал Андрей, – убери отвертку от лампы, сынок.

И Петька повернулся на голос отца всем корпусом, не выпуская инструмента из ручки, уводя таким образом отвертку от опасной близости к проводам.

– Папа! – обрадовался он. – По телевизору показывали, как чинить надо, а я хочу посмотреть, откуда тут свет берется!

Барташов в два огромных шага подскочил к сыну, схватил его на руки вместе с отверткой и его неуемным любопытством, прижал к себе и, закрыв глаза, замер посреди комнаты, переводя дыхание, чувствуя, как его колотит крупной дрожью от резкого выброса адреналина.

– Папа, – прошептал Петька и обнял его за шею, больно тыкнув острием отвертки в затылок. – Ты чего, папочка?

– Ничего, – успокаивал не его, а себя Барташов. – Ничего, сынок. Соскучился.

– Я тоже по тебе очень соскучился, папочка, – шептал Петька и вдруг отстранился и весело похвастался: – Я отвертел эти штуки на низу лампы. Вертел, вертел и отвертел!

– Молодец! – похвалил его Барташов и поцеловал в обе щечки.

Снова прижал к себе, постоял так немного, перевел дыхание, осторожно поставил сына на пол и вытащил у него из пальцев отвертку.

– Теперь давай завертим крышку назад, – предложил он. – Тебе давно пора спать. Давай ты сейчас соберешь все инструменты и уберешь их обратно в ящик, а завтра я покажу тебе, откуда берется свет в лампе. Договорились?

– Договорились, – бодро кивнул Петька головой и протянул отцу отвертку.

Барташов в минуту приладил назад изоляцию на контактах и завинтил посильней днище, а Петька с огромным любопытством наблюдал за его работой, привалившись телом к отцовскому бедру.

– Давай, Петюша, складывай инструменты, а я сейчас вернусь, – погладил сына по голове Андрей.

Он вышел из Петькиной комнаты, прикрыл за собой дверь, сильно выдохнул и оперся об дверь спиной, чувствуя предательскую дрожь в ногах от пережитого испуга. Постоял так немного, приходя в себя, перевел дыхание, оттолкнулся спиной и широкими шагами направился в гостиную.

Ольга, поджав под себя ноги, сидела на большом уютном диване и все еще разговаривала с кем-то по телефону. Барташов, стремительный, как нападающий танк, подошел, выхватил у нее из руки смартфон и с ходу шандарахнул его со всей силой об стену.

И распорядился холодным, пугающим тоном:

– Встала, собралась и пошла отсюда на хрен!

– Ты что, с ума сошел, Андрей? – возмутилась Ольга. – Ты как со мной разговариваешь? Что за тон? И зачем ты телефон разбил?

Барташов посмотрел на ее телефон и отскочившую от него крышку, валявшиеся на полу, достал свой смартфон из кармана и набрал Виктора.

– Вить, ты машину еще в гараж не загнал?

– Нет, Андрей Алексеевич. Случилось что?

– Вить, надо Ольгу Матвеевну отвезти в Москву к ней домой. Останься в Москве и утром забери и привези сюда Ларису Максимовну, а завтра начальник автопарка за мной дежурную машину пришлет.

– Отвезем, Андрей Алексеевич, – принял к исполнению распоряжение водитель. – Минут через десять подъеду.

– Давай, – закончил разговор Барташов, сунул телефон в карман и обратился к Ольге: – Собери необходимое на первое время. Завтра я закажу контейнер и отправлю твои вещи к тебе на квартиру. Все, у тебя десять минут.

– Ты можешь объяснить, что случилось? – ровным, спокойным и надменным тоном потребовала Ольга разъяснений.

– Пока ты трепалась тут по телефону, Петя чуть не погиб, – все же снизошел до объяснений Барташов.

– Как? – поразилась она, растеряв немного холодности. – Что случилось?

– Какая разница, – вдруг навалилась на Барташова усталость как-то в один момент, усилившись от стресса. – Собирайся.

– Да что случилось-то? Он что, на окно вылез? – недоумевала женщина. – Ты меня что, решил отослать в наказание? – не понимала, как реагировать, Ольга.

– У меня нет никаких сил разговаривать, – не позволил втянуть себя в выяснения Барташов. – Просто оденься и уезжай.

– У меня нет телефона, – напомнила она.

– Купишь новый, – ответил Барташов и пошел в комнату к сыну.

Она уехала, обошлось без демонстраций и высказываний. Все-таки интеллигентная женщина. Барташов позвонил домработнице и, направляемый ее указаниями по телефону, нашел в холодильнике что-то съестное и разогрел. Они поели вдвоем с сыном, вдвоем же почистили зубы, умылись, и Андрей уложил его спать.

Ни читать книжки, ни сидеть рядом не понадобилось – приученный бабушкой к определенному распорядку дня, к одиннадцати вечера ребенок заснул практически мгновенно.

А Барташов дополз до своей супружеской кровати, теперь одинокой и холостой, и рухнул, как подкошенный. И, засыпая, улыбался, вспомнив, с каким усердием его ребенок, пыхтя и высунув язык, раскурочивал злополучную лампу. Инженер растет, не иначе. И как он этот ящик-то дотащил из кладовой до комнаты, он же для него неподъемный? Наверняка толкал по полу, все улыбался Андрей сообразительности и упорству своего сынка.

И куда Ольга-то смотрела, когда он с тем ящиком возился? – чуть нахмурился Барташов и в следующее мгновение облегченно подумал:

«Да пофиг теперь, куда она смотрела и что делала. Свалила из нашей жизни и слава богу!»

И первый раз за много месяцев Барташов заснул довольным и спокойным.

Их развод состоялся накануне Девятого мая, быстро и деловито, без каких бы то ни было проволочек и задержек, поскольку делить им было нечего, и за неполных шесть месяцев семейной жизни они ничего не успели совместно нажить, даже особых претензий друг к другу.