А самое интересное было то, что он узнал Ардмор и вид из коттеджа. Даже сейчас он знает, что увидит, поднявшись на скалы. Словно сделанные кем-то фотографии всю жизнь хранились в самых укромных уголках его памяти.

Но на тех немногих фотографиях, что сохранились у дедушки с бабушкой, не было никаких пейзажей, а отец приезжал сюда один раз, когда был еще моложе, чем Тревор сейчас, и его воспоминания были весьма отрывочными.

Правда, в отчетах Финкла были фотографии и подробные описания, однако Тревор точно знал, что увидит, еще до того, как раскрыл первую папку.

Генетическая память? Тревор не очень-то верил в такие вещи. Одно дело унаследовать отцовские глаза, их цвет, форму или дедовы руки и его деловую хватку. Но как можно через кровь передать память?

Тревор разглядывал посетителей, и ему даже в голову не приходило, что, сидя здесь в рабочей одежде, он практически не отличается от местных, и уж точно никто не принял бы его за туриста. У него были светлые волосы, узкое худое лицо, характерное скорее для интеллектуала, а не бизнесмена. Женщина, на которой он чуть не женился, как-то сказала, что такое лицо мог бы вылепить гениальный, но безумный скульптор. Тревор мог показаться резким, неуступчивым, а шрам на подбородке — память о торнадо в Хьюстоне, осыпавшем его стеклянными осколками, — лишь усиливал впечатление непреклонности. А еще лицо Тревора Маги редко выдавало истинные чувства, и только в том случае, если это было выгодно Тревору Маги.

Пока он сидел в одиночестве, его лицо сохраняло отчужденное выражение, но * тот момент, когда к столу вернулись Бренна и Джуд, его озарила улыбка. Поднос, как он заметил, несла Бренна.

— Я попросила Джуд немного передохнуть и рассказать вам о Красавице Гвен, — объяснила Бренна, разгружая поднос. — Наша Джуд — шанахи.

Увидев вопросительно выгнувшиеся брови Тревора, Джуд покачала головой.

— Рассказчица, это по-гэльски. Но я вовсе не шанахи, я просто…

— А кто ждет выхода своей книги и пишет новую? Знаете, Тревор, первая книга Джуд поступит в продажу в конце лета. Если будете искать кому-то подарок, лучше не найдете. Не забудьте, когда отправитесь по магазинам.

— Бренна, перестань! — воскликнула Джуд.

— Не забуду, — пообещал Тревор. — Некоторые из баллад Шона основаны на легендах. Это старая и уважаемая традиция.

— Ой, ему бы понравились ваши слова. — Улыбаясь во весь рот, Бренна подхватила поднос. — Джуд, посиди, я помогу Шинед и подстегну ее за тебя. Начинай, я уже сто раз слышала.

— Ее энергии хватит на двадцать человек. — Джуд и в самом деле немного устала и с удовольствием взяла в руку чашку с чаем.

— Я рад, что нашел ее для этого проекта. Или она меня нашла.

— Поскольку вы оба хитрецы, думаю, вы нашли друг друга. — Джуд поняла, что сказала, и поморщилась. — Я в хорошем смысле.

— Я так и понял. Что, ваш малыш уже толкается? Я это понял по вашему лицу, — пояснил Тревор. — Моя сестра только что родила третьего.

— Третьего? — с благоговением выдохнула Джуд. — Иногда я с ужасом думаю, как справлюсь с одним. Он такой активный, но ему придется подождать еще пару месяцев. — Она погладила свой живот. — Если вы не знаете, чуть больше года назад я постоянно жила в Чикаго.

Тревор неопределенно хмыкнул. Разумеется, он знал. Полученные им отчеты были весьма подробными.

— Я планировала прожить здесь шесть месяцев. В коттедже, где когда-то жила моя бабушка после смерти своих родителей. Она унаследовала этот коттедж от своей кузины Мод после ее смерти. Она умерла незадолго до моего приезда.

— Женщина, с которой был помолвлен мой двоюродный дед.

— Да. В день моего приезда шел дождь. Я решила, что заблудилась. Я в самом деле заблудилась, и не только в пространстве. Меня все нервировало, я всего боялась.

— Вы приехали одна в чужую страну, — произнес Тревор. — Не очень-то похоже на пугливую женщину.

— Эйдан тоже так говорит. — Джуд почувствовала себя свободнее. — Наверное, я просто не подозревала тогда, на что способна. В общем, я свернула на улицу, вернее, в проулок, увидела домик под соломенной крышей и женщину в окне на втором этаже. Она была, очень красивой и печальной, а по плечам струились светлые-светлые волосы. Наши взгляды встретились, а потом подкатила Бренна. Оказалось, что я случайно наткнулась на собственный коттедж, а в окне я видела Красавицу Гвен.

— Привидение?

— Да, привидение. Кажется невероятным, правда? И уж точно необъяснимым. Но я могу точно сказать, как она выглядела. Я даже нарисовала ее. А ведь, когда я приехала сюда, я знала о той легенде не больше, чем вы сейчас.

— Я с удовольствием послушаю.

— Тогда я вам расскажу.

Джуд подождала, пока вернувшаяся Бренна усядется и примется за еду, и начала рассказывать. Ее рассказ лился плавно и неспешно, словно подстраиваясь под слушателя. Тревор узнал о юной девушке, мать которой умерла при родах. Эта девушка, скромная и добродетельная, жила в домике на холме, заботилась о своем отце, ухаживала за домом и садом.

Под зеленым холмом, на котором стоял домик, раскинулся серебряный дворец эльфов, дворец, в котором жил и правил принц Кэррик, гордый и красивый. У него были длинные, черные как вороново крыло волосы и пронзительно-синие глаза. И однажды Кэррик увидел Гвен, а Гвен увидела Кэррика.

Они полюбили друг друга, эльф и смертная девушка, и по ночам, когда все спали, он прилетал за ней на огромном крылатом коне. Они никогда не говорили о любви, ибо гордость смыкала их уста. Но однажды ночью отец девушки проснулся и увидел дочь, эльфа и крылатого коня. В страхе за нее он сосватал ее за другого и приказал ей выйти замуж незамедлительно.

Кэррик полетел на крылатом коне к солнцу, собрал огненные искры в серебряный кошель. Когда Гвен вышла к нему перед свадьбой, он открыл кошель, высыпал бриллианты, сокровища солнца, к ее ногам и сказал ей: «Я принес тебе сокровища солнца. Это моя страсть к тебе. Прими их и меня». Он обещал ей бессмертие и жизнь в роскоши, но ни слова не произнес о любви. Гвен отказала ему, отвернулась от него, и бриллианты, лежавшие на земле, превратились в цветы.

Еще дважды приходил к ней Кэррик. Во второй раз — когда она носила под сердцем своего первого ребенка. Из серебряного мешочка он высыпал жемчужины, слезы луны, собранные для нее. «Это слезы луны, — сказал он ей. — Они — мое томление по тебе». Но томление не любовь, а она принадлежала другому. Когда Гвен отвернулась от Кэррика, жемчужины превратились в луноцветы.

Время шло. Гвен растила своих детей, потом внуков, ухаживала за больным мужем, похоронила его и совсем состарилась. А Кэррик все тосковал в своем дворце и по ночам летал по небу на белом крылатом коне.

Однажды бросился он в морские глубины и дальше в океан, вырвал сердце океана и пришел к Гвен в третий раз. Он высыпал к ногам Гвен свой последний дар — сверкающие сапфиры — его верность ей. Гвен в отчаянии разрыдалась, ибо было слишком поздно. Так она и сказала ему. Она никогда не стремилась ни к бессмертию, ни к роскоши, ей была нужна только его любовь. Если бы он сказал, что любит ее, может, она и отбросила бы страхи и покинула свой мир ради него. Когда и на этот раз она отвернулась от него, сапфиры превратились в цветы. Ослепленный гневом и болью, Кэррик наложил страшное заклятье. Не найти ей покоя без него, и не увидят они друг друга, пока трижды не встретятся влюбленные, не примут друг друга, не рискнут своими сердцами, поняв, что любовь превыше всего.


Триста лет, думал Тревор, входя в домик, где жила и умерла Гвен. Долгое ожидание. Он выслушал неторопливый напевный рассказ Джуд, ни разу не прервав ее. Он даже не намекнул ей, что эта история каким-то странным образом была ему знакома. Она снилась ему.

Как не сказал он Джуд и того, что мог бы описать Гвен вплоть до глаз цвета морской волны и нежного овала лица. И ее он видел во сне. И, как понял, чуть не женился на милой Сильвии потому, что она напоминала ему тот образ из сна. Поднимаясь по лестнице, Тревор вспомнил, как искренне надеялся, что у них все получится. Не получилось. Даже сейчас это воспоминание было болезненным. В конце концов оказалось, что они не подходят друг другу.

Сильвия поняла это первой и тактично отпустила его прежде, чем он сам признал, что уже смотрит на дверь. Может, именно это и беспокоило его больше всего. Ему не хватило мужества положить конец их отношениям. И, хотя Сильвия простила его, он себя еще не простил.

Тревор уловил легкий аромат сразу, как вошел в спальню. Тонкий, женственный аромат, словно от розовых лепестков, упавших на влажную от росы траву.

— Привидение пользуется духами, — с веселым изумлением констатировал он. — Ну а сейчас, если вы скромница, пожалуйста, отвернитесь. — Тревор быстро разделся догола и направился в ванную комнату.

Остаток вечера он провел в делах. Разбирал накопившиеся документы, просматривал факсы — все необходимое офисное оборудование он привез с собой, — отсылал ответы. Закончив, он вознаградил себя за труды бутылкой пива и вышел на крыльцо. В последних отсветах уходящего дня в пронзительной тишине одна за другой вспыхивали на небе первые звезды.

Тим Райли, кем бы он ни был, похоже, прав. Дождь пока не намечается. Фундамент нового здания успеет затвердеть.

Возвращаясь в дом, Тревор краем глаза заметил в вышине какое-то движение, словно серебристо-белое размытое пятно пронеслось по темнеющему небу. Однако когда он оглянулся и прищурился, то не увидел ничего, кроме мигающих звезд и лунного серпа.

Падающая звезда, решил Тревор. Ну, ладно привидение, с привидением он уже смирился. Однако принц эльфов на крылатом коне — это совсем другая история… правда, когда Тревор запирал на ночь дверь коттеджа, ему послышалось, будто где-то вдалеке звучат флейты и трубят трубы.