– Да? – рявкнул он.

– Пожалуйста, стакан лимонада, – сказала Флортье. – И… – Она понизила голос. – У вас найдется что-нибудь покрепче – виски, к примеру? Не обязательно высшего качества. – Она покраснела; ей было неприятно спрашивать о цене; она понадеялась, что цена виски будет доступной. Официант молча удалился.

– Ой, еще принесите газету, пожалуйста! – крикнула она вслед, прежде чем он скрылся в дверях, не удостоив ее взглядом.

Флортье вздохнула. Она с сожалением вспоминала отели «Дес Индес», «Недерланден», «Кавадино» и «Гранд Отель Ява». Места, куда она давно уже не отваживалась заходить. Как-то раз, после возвращения из Преангера, она зашла в «Кавадино», там за соседним столиком сидели два приятеля Эду. При виде нее они зашушукались, стали усмехаться, и Флортье сбежала еще до прихода официанта. Между тем она уже не могла позволить себе такую роскошь, как пообедать там или даже что-то выпить. В «Европе» было гораздо дешевле и, если не считать неприветливого персонала, довольно симпатично. Отель находился не на том берегу канала, где стояли дорогие отели, клуб «Гармония» и элегантные магазины, а на другом, на Ганг-Тибо, маленькой улочке, примыкавшей к улице Нордвейк, в начале одноименного городского района. В саду отеля росли тропические деревья-великаны, они дарили приятную прохладу и смягчали жалкое впечатление от фасада отеля с выгоревшей вывеской, а в стрекоте цикад было что-то веселое и одновременно успокаивающее. Всегда, когда Флортье приходила сюда, ей казалось, что она может перевести дух и на пару часов забыть про свои заботы.

В нескольких столиках от нее раздался пронзительный смех. Она боязливо оглянулась и с облегчением вздохнула, увидев, что смеялись не над ней. Там сидели две женщины над скромным рейстафелем. У Флортье сжался желудок; сегодня она еще ничего не ела; пожалуй, нужно что-нибудь заказать. В отеле, где она жила, можно было питаться два раза в день, заплатив пятьдесят пять флоринов в месяц: большая сумма, если учесть, что Флортье целыми днями ходила по городу в поисках работы. Поэтому она покупала еду на базаре или у уличных торговцев, скромную, маленькими порциями, но дешево, да у нее и аппетита-то особого не было.

Она пригляделась к женщинам, и ей показалось, что она уже где-то видела и стройную рыжеволосую с благородным профилем, в узком зеленом платье и шляпке в тон, и пышнотелую блондинку в голубом. Вероятно, подруги; встречаются здесь иногда, чтобы поболтать за едой. У Флортье защемило сердце, а на глазах выступили слезы. Она скучала без Якобины. Вот уж никогда бы она не поверила, что после смерти матери и предательства отца сможет так скучать по кому-то. Она думала о Якобине каждый день; ее последнее письмо, изрядно помявшееся, Флортье всегда носила с собой в сумочке. Она получила его в Расамале в тот день, который мог бы стать самым прекрасным в ее жизни, а закончился так ужасно. Много раз она пыталась написать ей. Возможно, Якобина могла бы ей что-то посоветовать, даже одолжить небольшую сумму на первое время. Но Флортье было стыдно признаться, что Джеймс расторг помолвку и выгнал ее из дома; и прежде всего, было стыдно назвать причину его поступка. А лгать она не хотела, не только Якобине, но и вообще, ведь именно ложь и скрытность привели ее к такому безнадежному положению.

Она испуганно встрепенулась, когда официант молча поставил перед ней оба стакана и швырнул газету.

– Большое спасибо, – с улыбкой сказала Флортье. Но официант уже удалился, чтобы занять привычное место на балюстраде и продолжить разговор.

Флортье взяла лимонад и жадно выпила полстакана; вздохнула и украдкой вытерла рот рукой. Выпрямилась, поправила юбку своего светлого платья так, чтобы закрыть ноги, сняла под столом туфли и с блаженным вздохом прижала раскаленные ступни к каменным плиткам. Нервно потерла ладони, взяла газету «Ява Боде» и раскрыла ее. Как всегда, с надеждой, что сегодня она наконец-то найдет объявление, которое станет для нее выходом из сложившейся ситуации.

Она внимательно читала объявления. В основном, там была реклама – австралийского вина, голландской сгущенки и английских мужских рубашек. Расхваливалось красное «Бордо» и гуано из Перу, причем Флортье лишь с третьего раза поняла, что речь шла об удобрении и что тот же торговец предлагал также сахарный песок и кофе. «Ван Влейтен & Кох» обещали некие особые предложения, Ж. Дюре – новую партию обуви из Франции; как и в предыдущих газетах, тут была реклама мебельного магазина Шюсслера в Бейтензорге. Предлагалось «настоящее пиво» «Хейнекен», мюнхенское «Сальватор» и ирландское темное пиво «Стаут». Швейные машинки «Зингер» прямо из Нью-Йорка, фортепьяно и содовая из Гросс-Карбена под Франкфуртом-на-Майне. Предлагала свои услуги швея и две модистки с превосходными рекомендациями. Убежала собака, сдавались разные дома. Штукатур по лепнине искал заказчиков. Часы из Женевы были так же популярны, как сыр гриер и Eau de Cologne 4711. Предложение купить саженцы хинного дерева сорта «цинхона леджериана» ударило ее прямо в солнечное сплетение.

Некоторое время у нее еще оставалась надежда, что Джеймс простит ее, когда пройдут первый шок и разочарование и уляжется гнев; в конце концов, ведь она что-то значила для него. Дважды она писала ему и не получала ответа; на ее третье письмо ответила Марлис ван Хассел и сухо попросила оставить их в покое. Лишь тогда Флортье поняла, что потеряла его, и иногда ей было ужасно больно. Не из-за несбывшейся мечты стать его женой. Нет, она просто скучала по нему. По его близости, его поцелуям. Ей хотелось просто быть рядом с ним, видеть его.

Флортье тяжело вздохнула, глотнула виски и с облегчением почувствовала, как потекла по горлу жгучая жидкость. Блаженное тепло растеклось в животе, а горе сделалось не таким острым.

Отель «Бур» на Ганг-Менджанган, где она жила, предлагал свои номера почти в каждом выпуске «Ява Боде». Флортье уже знала, почему – комнаты были узкие, грязные и обшарпанные, но она не жаловалась. Зато сам район был приятный, да и на что можно рассчитывать за сто флоринов в месяц? За апрель и половину мая она заплатила в первый же день из суммы, вырученной за браслет Хиннерка Хелмстраата. Но теперь хозяин спрашивал каждый день про остальные пятьдесят флоринов за этот месяц, и постепенно у Флортье иссякли все отговорки. Задним числом она жалела, что вернула Эду все украшения и не оставила себе хотя бы серьги, он бы не заметил. Впрочем, тогда ею руководила не только честность; слишком велик был в тот вечер страх, что Джеймс натравит на нее солдат, которые охраняли в Батавии порядок. Тогда он мог это сделать, да и потом тоже.

Пароходная компания, доставившая ее в прошлом году в Батавию, тоже размещала рекламу в каждом номере газеты. Флортье всякий раз с грустью видела в числе других пароходов название «Принцесса Амалия». Она уже не раз думала уехать из Батавии и попытать счастья где-нибудь еще, скажем, в Америке или Австралии. Но на самый дешевый билет нужно было не менее двухсот флоринов. Таких денег у нее не было.

Флортье перевернула газетный лист и недоверчиво уставилась на страницу с новостями с Явы, из Нидерландов и остального мира; объявления закончились, а она опять ничего не нашла для себя. Тогда она решила проглядеть их еще раз. Требовался молодой человек с бухгалтерским опытом, нотариус искал помощника. Больше ничего.

Флортье отпила большой глоток из стакана, потом еще; едва не поперхнулась от такого количества виски во рту. Робкая надежда, с которой она всякий раз просматривала объявления в газете, опять умерла слишком быстро. Пару раз ей казалось, что вот оно, везение, когда требовались экономки или компаньонки; она тут же писала по указанным адресам и ждала ответа; он приходил: «Слишком молодая. Без опыта. Без рекомендаций». Не везло ей с ресторанами, лавками и отелями. Напрасно и там. В городе, где был избыток местной рабочей силы, никто не хотел брать молодую голландку, которой надо было больше платить и которая наверняка была не такая покладистая, как туземные женщины. Не помогали и ее заверения, что она готова работать и за небольшую плату. Флортье написала письма супругам тер Стехе, Вербругге, Росендаал, но ответа тоже не получила.

От продажи браслета оставалось совсем немного денег. Она выручила за него гораздо меньше, чем рассчитывала. Еще одну-две недели она продержится, а потом у нее не останется ни гроша. Уже завтра хозяин отеля может выставить ее на улицу, если она не внесет плату.

Флортье даже стало плохо от страха; она кусала нижнюю губу и размышляла, не купить ли ей за пять флоринов лотерейный билет; может, фортуна сжалится над ней.

– Простите… – Мужской голос, прозвучал рядом с ней и заставил рывком вскинуть голову. – Простите. Надеюсь, я вас не напугал?

Флортье удостоила молодого человека в светлом костюме лишь беглым взглядом и пожала плечами; ей было не до общения. Она снова погрузилась в чтение объявлений – может, она что-нибудь пропустила…

– Можно сесть к вам?

Она огляделась; кроме двух подружек, по-прежнему болтавших и смеявшихся над своими тарелками, все столики были свободны.

– Ну, если вам так нужно, – ответила она, снова пожав плечами, и продолжила изучать объявления.

Уголком глаза она увидела, как молодой человек сел на стул напротив нее и положил ногу на ногу.

– Хотите еще что-нибудь выпить? Я вас охотно угощу.

Флортье недоверчиво смерила его взглядом из-под опущенных ресниц.

– Ну, если желаете.

– То же самое еще раз? – Он показал на полупустой стакан виски и, когда она опять пожала плечами, щелкнул пальцами и что-то энергично крикнул по-малайски в сторону балюстрады. Очевидно, он нашел верный тон, потому что официант поспешил выполнить заказ и даже пробормотал что-то почти дружелюбное, когда принес два стакана.

– За ваше здоровье, – сказал молодой человек и взялся за свой стакан. – Вы часто здесь бываете?

– Время от времени.

– Скажите мне по секрету, что делает здесь такая девушка, как вы?