Сердце Якобины билось уже где-то возле самого горла. Ян разжал руки и посмотрел на нее.

– Глава нашей здешней миссии уже некоторое время жалуется на здоровье и думает через пару лет вернуться в Нидерланды. Он предложил меня в качестве своего преемника, и три недели назад из Гааги пришло письменное одобрение. У меня будет намного больше работы и ответственности, но и зарабатывать я буду существенно больше. И я, – он погладил ее по плечам и рукам, – я хотел тебя спросить, не хочешь ли ты переехать сюда, в Бейтензорг. И стать моей женой.

Якобина лишь недоверчиво глядела на него, а сердце сжималось от счастья.

– Может, тебе понравится работа учительницы, – продолжал он. – И вообще, тут много дел. Часто местные женщины смущаются, когда их приходит лечить белый мужчина. Лучше, если бы это была женщина. Я знаю, что у тебя это получится хорошо. Если ты станешь моей женой, у тебя появится свой участок работы, какой ты выберешь. – Он нежно погладил ямочку на ее подбородке. – Я знаю твое мнение о браке, но теперь и ты знаешь, что я об этом думаю. Я не могу представить себе ничего прекраснее, чем жизнь рядом с тобой.

Якобина сглотнула комок в горле и посмотрела на дерево кананга. Когда-то она дала себе слово, что не выйдет замуж, потому что брак в ее глазах всегда был сродни тюрьме, где не оставалось никаких прав, одни лишь обязанности. Или сродни сделке, при которой ее деньги, тело и жизнь отдавались в обмен на еще большие деньги и статус почтенной супруги, гораздо более высокий, чем статус старой девы.

Но вот теперь рядом с ней Ян, и она чувствует себя с ним легко и свободно. Он принимает ее такую, как она есть, и обещает не только брак, но и полезную деятельность. Став его женой, она сможет делать что-то значимое сама, своими силами; возможно, сможет сделать что-то хорошее здесь, на Яве, на деньги, которые полагаются ей в качестве приданого.

Она представила себе красивый дом, каких много здесь, в Бейтензорге, с верандой, на которой она будет вечерами сидеть рядом с Яном; она с книгой в руке, и он тоже. Иногда они будут отрывать глаза от книжных страниц и улыбаться друг другу, обсуждать прочитанное. А еще тут она будет близко от Флортье …То, что предложил Ян, обещало хорошую жизнь. Лучше всего, на что она могла рассчитывать.

– Мне хочется, чтобы у нас с тобой была семья, – услышала она его шепот. – Пожалуйста, не смейся, но, когда я вижу тебя с Йеруном и Идой, я представляю себе, что это наши дети.

В ней тут же зашевелилась совесть. Совсем недавно, на Рождество, она заверяла госпожу де Йонг, что не думает о замужестве и будет жить в ее доме. Правда, Йерун пойдет на будущий год в школу, но Иде до нее еще два года. С другой стороны, через год-другой, возможно, из Нидерландов приедет в поисках счастья другая молодая женщина, стремящаяся к свободе и независимости. Как приехала Якобина.

В ней зазвучал искрящийся, неуемный детский смех, наполнявший ее дни. Замужество и дети были неразрывно связаны. Она подумала о майоре и Мелати, о звуках, доносившихся иногда по ночам через коридор из спальни супругов де Йонг; она догадывалась, что они означали страсть.

Уголком глаза она покосилась на Яна. Как делала это вчера, когда сидела на краю бассейна и когда плескалась с ним в воде. Все в нем было длинным и стройным – ноги и загорелые до локтя руки. Его торс с капельками воды был по-юношески узким, светлым и гладким, лишь на груди виднелся легкий пушок. И, как она себя ни упрекала, ее глаза часто задерживались на его крепких ягодицах, к которым прилипла тонкая ткань штанов, и к выпуклости спереди, там, где она почувствовала бедром что-то твердое, когда он обнимал ее в воде. В поцелуях Яна было много нежности, от них в ее животе разливалась сладость, и тогда ей хотелось чего-то еще. Конечно, он никогда не станет требовать от нее того, чего она не хочет, и никогда не сделает ей больно. Возможно, она даже найдет в этом какое-то удовольствие.

– Я подумал, – снова тихо заговорил Ян, – что спрошу тебя сейчас. Чтобы ты могла все спокойно обдумать. Пока еще там ван дер Линден смотает удочки, и я заступлю на его место. Мы будем переписываться, я стану приезжать почаще в Батавию, а ты в Бейтензорг. Чтобы мы еще лучше узнали друг друга. Что скажешь, Якобина, – ты хочешь спокойно обдумать мое предложение?

И снова у нее на глазах показались слезы. Эти слова убедили ее больше всего, что он – тот самый, правильный. Что она будет счастлива рядом с ним.

– Да, Ян. – Счастливая улыбка играла на ее губах, когда она посмотрела ему в глаза. – Я так и сделаю.

Его вопросительная, чуточку неуверенная улыбка превратилась в сияющую. Он прижал ее к себе и поцеловал более страстно, чем прежде. Потом разжал свои объятья, шагнул в сторону и сунул руку в карман брюк.

– Отвернись.

Она удивленно подняла брови.

– Зачем? Что ты задумал?

– Не задавай лишних вопросов, – засмеялся он. – Просто отвернись.

Якобина подчинилась. Она слышала, как он прошел по лужайке, потом уловила какие-то царапающие звуки. Ее терзало любопытство, ей хотелось оглянуться.

– Не подглядывать! – крикнул он, и в ее груди закипел смех.

Его шаги вернулись; она почувствовала спиной тепло его тела. Он закрыл ее глаза ладонями, от которых пахло металлом и свежестью растительного сока.

– Пойдем!

Давясь от смеха, она позволила куда-то повести себя.

– Теперь можешь посмотреть.

Он убрал руки с ее лица. Слезы хлынули из ее глаз, когда она увидела угловатое сердечко, вырезанное на коре кананги, и инициалы. Я + Я.

Ян и Якобина. Якобина и Ян.

– Вот, пока это будет вместо кольца, – прошептал Ян. – Это дерево всегда будет напоминать нам об этом дне.

Якобина никогда не думала, что какой-нибудь мужчина может сделать ради нее что-то романтическое; она не смела и мечтать о таком поступке. Она всхлипнула и бросилась к нему на шею, покрыла поцелуями его лицо. Ян смеялся, но с дрожью в голосе, словно и сам прогонял слезы. Он обхватил ее за талию, прижался губами к ее рту; ее губы с готовностью раскрылись, его язык вторгся в ее рот, требовательно искал ее язык. Якобине казалось, что она лопнет от счастья.


Радостные и окрыленные, с распухшими от поцелуев губами, они выбрались из повозки, которая везла их в отель под прохладными сводами деревьев канари. Возле колонн, на ступеньках сидел посыльный. При виде повозки он вскочил и помахал листком бумаги.

– Телеграмма для туана! Из Батавии!

В Якобине зародилась тревога, когда Ян развернул листок, пробежал по нему глазами и нахмурил лоб.

– Плохое известие?

– Похоже, что так, – пробормотал он. – Грит просит нас как можно скорее вернуться в Батавию. Желательно сегодня.

У Якобины перехватило дыхание, ее пальцы судорожно вцепились в рюши возле горла.

– Что-то… что-то с детьми?

– Не сказано. – Ян провел пальцами по рту и подбородку. – Если повезет, мы еще успеем на последний поезд.

– Я сейчас соберу вещи, – воскликнула Якобина и, подобрав юбку, побежала в отель.


Уже стемнело, когда нанятый на вокзале экипаж подъехал к ярко освещенному дому на Конингсплейн. Гонимая страхом за Йеруна и Иду, Якобине не стала ждать, когда слуга или Ян помогут ей сойти на землю; она поспешно соскочила с подножки и побежала по ступенькам в вестибюль.

– Нони Бина! Нони Бина!

Дети выбежали к ней навстречу, и она вздохнула с облегчением. Йерун мчался впереди, Ида следом. Они обняли ее и уткнулись в юбку.

– Не уезжай больше никогда! – бормотал Йерун. Ида молчала, но Якобина чувствовала, что ее маленькое тельце содрогалось от рыданий.

– Нет-нет, я больше никуда не уеду, – пообещала Якобина и погладила мальчика по голове. Вопросительно взглянула на подошедшего Яна. – Что же тут… – И она замолчала, услышав наверху громкие рыдания и шум.

– Мелати, – тихо проговорил Ян и добавил что-то по-малайски. Из-за колонн вышла нянька и, нежно приговаривая что-то, забрала у Якобины детей. Лицо Мелати опухло, глаза покраснели, словно она только что плакала. Ян схватил Якобину за руку и потащил наверх.

Звуки доносились через открытую дверь из супружеской спальни. Зареванная Маргарета де Йонг давала указания служанкам, которые укладывали в чемодан ее одежду, но сама выглядела растерянной и взвинченной.

– Грит.

Она вскинула голову и снова разразилась слезами.

– Слава богу, вы приехали! – Она шагнула к Яну, словно хотела броситься ему на шею, но потом повернулась к Якобине и взяла ее руки в свои. – Спасибо, нони Бина, что вы сразу приехали! Извините, что я испортила вашу поездку, но я просто не знала, что делать! – Тут она зарыдала еще сильнее, сотрясаясь всем телом. Помедлив в нерешительности, Якобина обняла госпожу де Йонг, и та вцепилась в нее.

– Побудь с ней, – негромко сказал Ян. – Я посмотрю, что с Винсентом.

Она кивнула, отвела Маргарету де Йонг к кровати и присела рядом с ней.

– Все так ужасно… Так ужасно! – сквозь слезы проговорила госпожа де Йонг.

– Что случилось? – пробормотала Якобина и погладила ее по спине. Она не знала, что и думать. Может, что-то случилось с майором? Он ее бросил? Или она собирается уйти от него, устав от его выходок?

– Все пропало, – еле выдавила из себя госпожа де Йонг. – Все! Мои деньги, его – все пропало! Он все потерял! Дом! Мебель! Все! – Она горько заплакала. – Перегнул палку, вот что они сказали. Несмотря на его заслуги. Слишком часто пьет, слишком много скандалит. На обеде в честь именин короля… он приревновал меня… хотя я только пару слов сказала… вызвал его на дуэль и потом избил. Перегнул палку, вот как это называется, и теперь – теперь все пропало! – Дрожащей рукой она утерла мокрые щеки и выпрямилась, прерывисто дыша. Благодарно кивнула, когда служанка протянула ей носовой платок, энергично высморкалась. – Мы… мы должны переехать на Суматру, – пролепетала она сквозь платок. – Он… его… направляют туда. В наказание. Я хотела остаться с детьми тут. Но он и слышать ничего не желает. Говорит, что не потянет два дома. Он не хочет оставлять нас здесь. – Она снова заплакала, беспомощно и жалобно, словно ребенок. – Я не хочу на Суматру! Не хочу в глушь! Я хочу остаться здесь!