В этот момент ей пришло в голову, как не походила она сейчас на гувернантку. Мятый, испачканный травой саронг, такой же пыльный, как ноги. Ее большие, костистые ноги, которые она никуда не могла спрятать. Под солнцем они стали такого же цвета, как ее лицо и руки, нечто среднее между бледным персиком и светлым золотом – Якобина считала этот цвет ужасным. Тонкая блузка, в которой она казалась себе скорее раздетой, чем одетой. Поэтому она поспешно скрестила руки на худой груди.

– Ян Моленаар, – представился он. – Друг дома.

Его русые волосы были пронизаны светлыми искорками и казались слегка взъерошенными, как и усы с бородой, окружавшие его тонкие губы. Широкое, загорелое лицо с мягкими чертами казалось совсем молодым, хотя между бровей уже залегла суровая складка.

– Ян, как замечательно! – На веранду вышла Маргарета де Йонг; на ней были кебайя и роскошный саронг с изумрудно-зеленым и кобальтово-синим узором. Она радостно раскинула руки. – Ты хорошо доехал?

– Привет, Грит. – Он шагнул в ее объятья вместе с маленькой Идой, прижал к себе свободной рукой и расцеловал в обе щеки. – Спасибо, все нормально.

– Вы уже познакомились? – Она перевела взгляд с Яна Моленаара на Якобину, и та смогла лишь кивнуть.

– Да, уже, – ответил он и направил на Якобину такой долгий взгляд, что она смущенно прикрыла веки.

– Мама, – вмешался Йерун, прижавшись к матери. – Знаешь, что я умею? Я уже умею считать до двадцати. По-голландски!

– Замечательно, мой милый. – Маргарета де Йонг погладила его по голове. Потом взглянула на Яна Моленаара. – Просто невероятно, чего наша нони Бина сумела добиться за такой короткий срок. Мы очень счастливы, что она приехала к нам. – Якобина порозовела от радости.

– Охотно верю, – ответил Ян Моленаар, не отводя глаз от Якобины, и румянец на ее щеках стал еще гуще. Она неловко убрала с лица пряди волос, выбившиеся из узла на затылке. Благодаря стараниям Энды волосы уже не были такими тусклыми, как прежде; они сделались мягкими, блестящими, пахли лимоном, а еще выгорели на солнце и отливали серебром.

– Хочешь послушать? – не унимался Йерун. – Один, два…

– Потом, миленький. Сначала нам надо позаботиться, чтобы дядя Ян что-нибудь покушал и, главное, попил. Ведь от Бейтензорга до нас долгая дорога.

– Да-а-а, знаю, – разочарованно протянул мальчуган, поболтал ногой и что-то пробормотал под нос по-малайски.

Ян Моленаар вопросительно кивнул на Иду, без слов спрашивая у Якобины, может ли он передать ей девочку. Она кивнула, и, когда забирала у него девчушку, их руки соприкоснулись. По ее телу пробежали мурашки и сгустились где-то в животе.

– Пока, мышонок, – прошептал он Иде и нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку, а сам заглянул Якобине в глаза и добавил: – До свидания, нони Бина.

Якобина не произнесла ни звука. Держа на руках малышку, она смотрела, как Ян Моленаар потрепал Йеруна по плечу, взъерошил его волосы, а мальчишка издал боевой клич и ответил ему кулачной атакой, но промазал. Дядя Ян со смехом удалился вслед за хозяйкой дома.

Лишь когда Йерун дернул ее за саронг, Якобина пришла в себя.

– Что мы будем делать сейчас? – Мальчик выжидающе смотрел на нее, запрокинув голову.

– Сейчас? – Якобина задумалась. – Ну, сейчас мы…

В ее голове было пусто.


Сон не шел. Стоило Якобине закрыть глаза, как перед ней возникало лицо Яна Моленаара. Его добрая улыбка, его глаза, сдержанно, но с любопытством глядящие на нее; и каждый раз она со жгучим стыдом вспоминала, как неприлично выглядела, когда он вышел на веранду.

– Ты – глупая дура, Якобина ван дер Беек, – ругала она себя вполголоса, приподнималась, встряхивала подушку и снова зарывалась в нее. «Да, дура. Сумасшедшая старая дева. Подумаешь, мужчина сказал тебе приветливую фразу, а у тебя уж и мозги набекрень». Она решительно закрыла глаза и заставила себя размеренно дышать. «До свидания, нони Бина», – шептал его голос.

Она перевернулась на другой бок, словно могла этим отсечь мысли о Яне Моленааре. Тут ей вспомнилась ночь в отеле «Гранд Ориенталь» в Коломбо. Как там дела у Флортье? В первые дни и недели жизни в Конингсплейне Якобина почти не вспоминала о ней: слишком много новых впечатлений обрушилось на нее, слишком много сил она тратила на то, чтобы привыкнуть к новому месту, найти общий язык с детьми и придумывать для них каждый день новые игры и упражнения. В тропиках время летело быстрее, чем в остальном мире, хотя жизнь тут протекала спокойнее, почти лениво. Такие условности, как дни недели или названия месяцев, казалось, не имели никакого значения, словно вехи, созданные человеком, размывались во влажной жаре.

Только недавно она стала чаще вспоминать Флортье, а несколько раз даже брала в руки конверт с почтовой бумагой, чтобы написать письмо в отель «Дес Индес», но потом снова убирала его в ящик секретера. Что, если Флортье не была искренней, когда предлагала ей дружбу? Если для нее это был лишь мимолетный каприз, случайное знакомство от скуки, неизбежной при долгом плавании? Сейчас, по зрелом размышлении, ей казалось слишком невероятным, чтобы с ней захотела подружиться хорошенькая Флортье, которая легко находила контакт с людьми и без труда обводила их вокруг пальца. Скорее всего, она за это время нашла много новых друзей и забыла о Якобине. И все же ей не хватало энергии и жизнелюбия Флортье. Еще больше ей не хватало спокойных, серьезных минут душевной близости между ними.

Якобина поймала себя на том, что глядит перед собой в темноту, и невольно вздохнула. Нет, что об этом думать? Она снова повернулась, приподняла москитную сетку, чтобы зажечь лампу и почитать. Нахмурив лоб, поискала на столике книгу и не нашла. Перегнулась через край кровати и пошарила на полу, но книги не оказалось и там. Когда же она читала ее в последний раз? Вчера? Нет, сегодня, но не в комнате. Она сидела на дальнем конце веранды при свете лампы, на своем любимом месте, где ей накрывали на стол. Туда почти не доносился громкий шум большой веранды, на которой супруги де Йонг обычно принимали гостей, его заглушали обычные ночные шорохи тропического леса. Да, тогда она отложила книгу и посмотрела в чащу деревьев, которые были видны и из ее окна, заслушалась и забыла про книгу.

Вздохнув от досады, она откинулась на подушку. Потом протянула руку к звонку, чтобы попросить служанку найти книгу, но тут же решила, что это глупо. Снова вздохнула, нырнула под москитную сетку и встала с постели. По старой привычке накинула на себя тонкий халат, привезенный из Амстердама, и вышла из комнаты. Ненадолго остановилась у двери детской, прислушалась и улыбнулась, уловив за дверью сонное посапывание. Побрела дальше по коридору и спустилась вниз.

После обеда супруги де Йонг куда-то уехали, но вестибюль, салон и веранда были ярко освещены. Здесь это считалось хорошим тоном: те, кто мог себе это позволить, оставляли дом освещенным до раннего утра, если под его крышей находился хоть один член семьи, к примеру, дети, безмятежно спящие под присмотром своих бабу.

Она прошла босыми ногами через маленький салон, где стояло безнадежно онемевшее фортепьяно, и вышла на веранду. Пошарила глазами книгу и испуганно вскрикнула.

– Простите. – Ян Моленаар медленно поднялся со стула. – Надеюсь, я вас не очень напугал.

Якобина плотнее запахнула на груди халат.

– Я… я думала, что осталась в доме одна. – Она тут же сообразила, что ее слова звучат странно, если вспомнить, сколько в доме прислуги. – Я думала, что вы уехали вместе с госпожой де Йонг и господином майором.

Он усмехнулся.

– Я не очень люблю эти вечные светские хороводы.

Лицо Якобины озарилось улыбкой.

– Я тоже. – Помедлив, она повернулась, чтобы уйти. – Спокойной ночи, господин Моленаар.

– Это ваша? – При свете лампы она увидела, что он держит книгу, заложив палец между страниц.

– Ну-у… вообще-то, да, я за ней сюда и пришла, – торопливо ответила она, чтобы он не подумал, что она явилась сюда ради него. Подойдя ближе, она протянула руку за книгой.

Наморщив лоб, он посмотрел на книгу, словно видел ее впервые.

– Флобер. Необычное чтение для молодой дамы. Тем более, для молодой дамы в Батавии.

Якобина нахмурилась.

– Почему?

С книгой в руке он показал на маленький столик с мраморной крышкой, на которой стояли начатая бутылка, рюмка и пепельница, потом на второй стул.

– Вы не хотите присесть и немного выпить со мной?

Якобина невольно попятилась.

– Так… так не пойдет.

– Почему? – Его лоб наморщился еще сильнее, но потом разгладился. – Ах, понимаю. Во-первых, вы тут на службе. Во-вторых, вы окажетесь наедине со мной, а это неприлично.

Якобина в смятении молчала; ее щеки пылали.

– Вы можете не волноваться, – продолжал он. – Здесь, в Батавии, все это, – книга в его руке описала дугу между Якобиной и им самим, включая столик, – не считается неприличной ситуацией. Кроме того, я давно знаю Винсента и Грит и поэтому могу вас заверить, что их это не возмутит.

Якобина тайком закусила нижнюю губу и уставилась на второй стул. Желание присоединиться к нему было таким же сильным, как и страх совершить непростительную ошибку, если она это сделает.

– Мне… я, в любом случае, должна еще что-нибудь надеть на себя, – сказала она, наконец, все еще ни на что не решившись.

– Вы ведь одеты, – возразил он и положил книгу на столик. – Больше, чем саронг и баджу, вы все равно не наденете. Да и зря беспокоитесь – все равно сейчас ничего не видно. – Якобина густо покраснела.

Словно почувствовав ее смущение, он быстро добавил:

– Сейчас я принесу рюмку, хорошо? Минуточку.

Краешком глаза Якобина видела, как он прошел мимо нее в салон, слышала, как он открыл и закрыл дверцу шкафчика. Здравый смысл убеждал ее взять книгу и уйти, но она не могла пошевелиться и стояла на том же месте, когда он вернулся с рюмкой в руке.