— И вообще я понял, что ты скоро разбогатеешь. Как только узнал, что Уайли ворует золото из «Семи долларов».

— Так вот почему ты сделал мне предложение!

Джесс опять ее остановил. Лицо у него стало такое, что Кэйди едва не оттаяла, но все-таки устояла.

— На самом деле ты не можешь так думать. Я точно знаю.

— А почему бы и нет? Ты все время только и делал, что врал!

— Только не в главном.

— Ну, например?

— Например, о том, что я люблю тебя до безумия.

—Ерунда.

— Хочу прожить с тобой всю жизнь.

— Чушь.

— Хочу, чтобы у нас были дети. Чтобы мы вместе состарились и сидели рядышком в качалках на веранде. И слушали, как шумит река.

Кэйди пренебрежительно фыркнула. Он что, за дурочку ее держит?

— Оставь меня в покое и не смей морочить голову! Глаза бы мои тебя не видели!

Давясь злыми слезами, проклиная его, Кэйди решительно направилась обратно к салуну. На углу она один-единственный раз позволила себе обернуться, чтобы проверить, не идет ли он за ней.

Он шел.

15.

— Папочка приехал! Привет, мисс Кэйди!

Сидя рядом с ней на козлах фургона, Леви помахал сыну, улыбаясь и тихонько посмеиваясь себе под нос. Кэйди полностью разделяла его чувства. Было что-то невыразимо трогательное в нескладной фигурке Хэма: руки и ноги у него росли слишком быстро, обгоняя все остальные части тела. И было что-то такое упоительное в его веселой белозубой улыбке от уха до уха, в чистой радости которой светилась его милая мордашка, когда он был счастлив, что всякий раз при встрече с ним ей невольно хотелось смеяться. — Тпру, лошадка! — скомандовал Леви.

Смирная кобылка послушно остановилась у входа в салун «Приют бродяги». Леви спрыгнул с козел, а Хэм тут же с разбегу кинулся ему на шею, и они оба едва не свалились наземь, удержавшись на ногах только благодаря перекладине коновязи.

— Папочка приехал! — торжествовал Хэм. Леви на радостях подбросил его в воздух.

— Ой, папа, я целых сто лет тебя не видел!

— Целых сто лет, — согласился Леви, крепко обнимая сына и осторожно опуская его на землю.

Он провел вне дома всего двое суток, но, насколько было известно Кэйди, Леви и Хэм прежде никогда не разлучались.

— Добло позаловать домой, — прошелестел тихий голосок у них за спиной, и лицо Леви расплылось в такой же широкой и радостной улыбке, как у сына.

Кэйди смотрела, как он направляется к своей жене, с любопытством спрашивая себя, что они сейчас сделают: может, обнимутся или даже поцелуются? Если так, то это будет в первый раз. Во всяком случае, впервые на людях. До сих пор они позволяли себе только держаться за руки.

Не проявили они своего чувства при посторонних даже во время бракосочетания по буддистскому обряду, состоявшегося прошлой осенью. Лия придерживалась очень строгих правил на сей счет. И как только она ухитряется совмещать их со своим новым положением супруги хозяина салуна? Это оставалось для Кэйди неразрешимой загадкой.

Хэм проворно взобрался на козлы рядом с Кэйди, и она едва успела выставить руки, чтобы заслониться, потому что он тотчас же повис у нее на шее. Она поморщилась от боли, но сумела превратить страдальческую гримасу в приветливую улыбку, пока Хэм не заметил. Грудь все еще саднило, но это сущая чепуха по сравнению с тем, что ей пришлось пережить вчера, а к завтрашнему дню, она надеялась, все пройдет окончательно.

— Что ты делал, пока нас не было? — строго спросила она. — Ты слушался Лию? А как поживает твой дедушка?

Мистера Чанга Хэм называл Цзы, что по-китайски означало «хозяин», «господин», но и старик тоже называл его Цзы: это же слово означало «сын». Эти двое стали закадычными друзьями. Кэйди в глубине души была уверена, что именно Хэму удалось смягчить сердце упрямого старика, поначалу категорически возражавшего против свадьбы своей единственной дочери с представителем негритянской расы.

Теперь все это осталось позади. Хотя старый Чанг никогда не переступал порога салуна (это против его религии), но он теплыми летними вечерами любил посидеть в кресле-качалке на красном балконе со своей новой семьей, покуривая длинную глиняную трубку.

Пока Хэм рассказывал Кэйди обо всем, что делал последние два дня, Леви успел выгрузить из фургона дюжину ящиков виски. Он действовал с большой осторожностью, стараясь не задеть и не встряхнуть закупленные Кэйди плоские корзины с рассадой и укрытые мешковиной молодые деревца.

Поездку в Грантс-Пасс она предприняла по двум причинам (нет, как оказалось, по трем, но третья не была предусмотрена заранее): во-первых, следовало познакомить Леви с Джорджем Никерсоном из фирмы «Оптовая продажа спиртных напитков Никерсона и Спанна» и лично поручиться за него, чтобы цвет кожи бармена не повлиял на мнение мистера Никерсона; а во-вторых, ей хотелось собственноручно забрать из питомника драгоценные саженцы гибридных грушевых деревьев, не доверяя их грузовой почте. Однажды (в марте) она уже доверилась этому ведомству, поручив ему доставку дюжины карликовых яблонь, и больше половины из них погибли в пути.

— Заходите выпить с нами чаю, — пригласила Лия.

— С удовольствием, но я обещала Джессу непременно вернуться домой до заката. Может, в другой раз?

— Ладно, — с улыбкой согласилась Лия и отвесила один из своих грациозных поклонов. Хэм соскочил с фургона.

— Мисс Кэйди просила тебя забирать ее почту. Ты ее забрал? — спросил его Леви.

— Ах да.

Хэм сунул руку в задний карман холщовых штанов и извлек оттуда конверт.

— Вам пришло только одно письмо, мисс Кэйди. Взяв конверт, Кэйди взглянула на обратный адрес и улыбнулась: «М.Б., ферма „Золотой лист“, Лексингтон, Кентукки».

— Спасибо, Хэм.

— Пожалуйста.

— Что ж, мне, пожалуй, пора ехать. — Она обронила это небрежно, будто вовсе не спешила, но на самом деле они с Джессом тоже до сих пор ни разу не расставались, и двухдневная разлука показалась ей столетней. Леви приподнял шляпу.

— Я вам чистую правду сказал, — доверительно шепнул он. — Не забудьте.

— Что? Что ты сказал? — захотел узнать Хэм.

— Я же не с тобой разговаривал, верно?

— Я не забуду, — пообещала Кэйди, бросив на него растроганный взгляд.

Разве она могла забыть? Искренняя благодарность Леви тронула и даже смутила ее. Но ведь она ничего особенного не сделала! Для нее самой это решение естественно, как дыхание. Позаботилась, чтобы салун достался ему по сходной цене, и лично познакомила Леви с поставщиками крепких напитков, пива, табака и посуды. Подумаешь, большое дело! Черт возьми, на что же тогда друзья?

— Ой! — спохватился Хэм, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Вы знаете, кто выиграл? Папочка, ты слышал, кто выиграл?

— Кто выиграл что?

— Кубок Кентукки! Сегодня передали по телеграфу!

— Ну и кто же выиграл?

— Жеребец по кличке Бьюкенен.

— Понятно.

— А ты угадай, кто на нем скакал! Угадай!

— О Господи, Хэм, да откуда же мне знать?

— Негритянский жокей.

— Что? Не может быть.

— Да! Его зовут Айзек Мэрфи, и он первый цветной жокей, когда-либо победивший в дерби.

— Ну и чудеса. Подумать только!

Кэйди согласилась, но поверх головы Хэма они с Леви и Лией обменялись безнадежными взглядами. Хэм только-только начал отходить от увлечения конным спортом и всерьез интересоваться подводной охотой, и вот пожалуйста! Теперь его жизненная цель была окончательно определена: ему суждено стать жокеем.

Попрощавшись со всеми, Кэйди пустила кобылу рысцой по Главной улице. У платной конюшни стоял Логан, и она приветливо помахала ему. Прошло уже несколько месяцев, но ей все еще непривычно видеть Логана на месте Нестора, вечно сидевшего у ворот конюшни, чинившего упряжь или дремавшего в тени на холодке.

Однако приговор по делу против Уайли предусматривал, в частности, возвращение конюшни Логану вместе с денежным возмещением, размеров которого Кэйди так и не узнала. Впрочем, если оно было хоть вполовину таким же щедрым, как ее собственное денежное возмещение, Логан, должно быть, как сыр в масле катается.

Проезжая мимо конторы шерифа, Кэйди поискала глазами Глендолин, но той, как ни странно, не оказалось на месте. Глен любила в хорошую погоду посидеть у дверей, качая новорожденного. Кэйди скучала по ней, но в душе даже порадовалась, что на этот раз они разминулись. Она торопилась вернуться домой засветло, а если бы Глен вышла на крыльцо со своим ребенком, ей пришлось бы остановиться. Она просто не смогла бы удержаться от искушения подержать малыша на руках.

Кэйди глубоко вздохнула и задумалась. Неужели это только игра ее воображения или в самом деле здесь все красивее и даже воздух слаще, чем в Гранте-Пассе? Может, потому, что она возвращается домой? Да, наверное, так.

Она миновала «Семь долларов» и чуть было не свернула на въезде, но в последнюю секунду все-таки позволила лошади проскакать мимо. Дела подождут до завтра. И вообще, если бы за время ее отсутствия на руднике случилось что-то. Креветка доложил бы Джессу.

Кэйди улыбнулась, вспомнив, какое изумление вызвало у нее в свое время предложение Джесса сделать Креветку начальником шахты. «Креветка Мэлоун, — удивилась она. — Этот вонючий старый золотоискатель?» Что ж, он и до сих пор попахивал, но оказался не таким уж старым, а главное, идеальным работником. То, чего Креветка не знал о золотодобыче, могло уместиться на кончике иглы. И это Джесс его увидел таким. Вся заслуга принадлежала ему.

Ах, Джесс… Она замужем уже девять месяцев и три недели, но до сих пор краснеет при одной лишь мысли о нем. Похоже, ей никогда не удастся преодолеть это волнение. Возможно, ей суждено дожить до девяноста, и у нее по-прежнему будет кружиться голова, когда ее девяностотрехлетний муж подмигнет ей. Вот это будет фокус! А с другой стороны… нет, она бы этому ничуть не удивилась. Ни капельки.

Кэйди села прямее и потянула носом, принюхиваясь, как охотничья собака.