В течение двух недель игра в карты у него шла с переменным успехом, в результате он практически остался при своих: примерно пять тысяч долларов, полученных от Линдона Черни. Сколько денег требовалось вдове Салливана, чтобы сохранить свое ранчо, и сколько нужно Лютеру Дигби, чтобы помешать Уайли конфисковать магазин, Джесс не знал, а расспросы только породили бы лишние подозрения. Поэтому он решил разделить деньги пополам: двадцать пять сотен вдове и столько же семейству Дигби. Но как доставить им деньги тайком?

С миссис Салливан все вышло бы легко и просто, если бы не собака. Под предлогом, что ему нужны новые маршруты для прогулок на Пегасе, Джесс разузнал у Нестора, где она живет: в двух милях от города по дороге на Джексонвилл. Осталось только дождаться полуночи, спрятать деньги в конверт, нацарапать на нем «От друга» и подсунуть его ей под дверь. Но он позабыл, что Салливаны купили ранчо, чтобы разводить овец. Значит, у них есть овчарка, а отсюда следовало, что к двери ему и близко не подойти.

Однако у них имелся почтовый ящик в самом начале подъездной аллеи длиной в четверть мили до дома. Не опасно ли оставлять там двадцать пять сотен? Джесс решил рискнуть, и на следующее утро к десяти часам уже весь город знал, что на семейство Салливанов свалилось чудо.

Полдела сделано. Но с Дигби его постигла сокрушительная неудача. Выждав сутки, Джесс отправился к ним ночью и чуть было не попался. Зачем жена Дигби (кажется, ее звали Сарой) спустилась вниз в час ночи в ночной рубашке? Неужели она вздумала пересчитывать товары? Или просто решила выпить кружку горячего молока? Как бы то ни было, она его заметила в тот самый момент, когда он разогнулся, подсунув конверт под дверь. Их взгляды скрестились.

Джесс повернулся и бросился в спасительную темноту, не сомневаясь, что она его узнала, однако, подумав, он немного успокоился. Она держала свечу под подбородком: разумеется, ему удалось разглядеть ее совершенно отчетливо вплоть до светлых ресниц. Сам же он стоял в полной темноте за волнистым стеклом, надвинув шляпу на лоб и подняв воротник куртки. Она увидела мужчину, вот и все. Он вне опасности.

Город кишел самыми невероятными слухами. Кто он, этот таинственный «друг», спасший своей щедростью два семейства в Парадизе от разорения? Кто скрывается под этой маской? «Реверберейтор» развернулся вовсю: предположения, догадки, опросы, интервью сыпались с газетных полос. Первым в списке «подозреваемых» числился преподобный Кросс, хотя никто не мог понять, откуда у него такие деньги.

Старая дева по имени мисс Слит, по слухам, прятала под матрацем многие тысячи, но она была такой скупой и злобной, что никто не мог представить ее себе в роли таинственной благодетельницы. Рассматривались и другие кандидатуры: например, президент банка Отис Кернс или старый мистер Дивер, владелец лесопилки. Их называли чаще других, потому что они были самыми богатыми.

Никто ни разу не упомянул Голта, и Джесс решил, что в списке претендентов на роль спасителя он будет предпоследним. После него шел только Уайли.

Что думает сам Уайли о чудесном, избавлении двух своих жертв, ускользнувших из его лап в последнюю минуту, — об этом Джессу оставалось только гадать. Должно быть, сукин сын на стенку лезет. Это, конечно, слишком слабое наказание за то, что он сделал с Кэйди, но все-таки лучше, чем совсем ничего. На душе у Джесса немного полегчало. Он остался без гроша, но ему стало спокойнее. Загадочное появление денег наделало столько шуму, что Кэйди перестала терзать его вопросами о том, что и когда он собирается предпринять насчет Уайли. У Джесса даже появилась надежда, что все само собой как-нибудь обойдется. Не обошлось.

Его комната проветрилась, в ней уже опять можно было жить, но к этому времени у него выработалась привычка проводить все ночи напролет у Кэйди. Однако как-то раз после закрытия салуна ему понадобилось подняться наверх за свежей рубашкой, и она пошла вместе с ним. Началась возня, дальше дело пошло своим чередом, и в конце концов они заснули в его постели, так и не спустившись.

Утреннее солнце окрасило лицо Кэйди, спящей на белых подушках, в нежный медовый цвет. Ничего прекраснее Джесс в жизни своей не видел. Полуразбуженная его поцелуями, она сладко улыбнулась ему со сна, глубоким грудным стоном давая понять, что ее интересует дальнейшее развитие событий.

Такие минуты нравились ему больше всего: когда они были наедине и оба молчали. Не то чтобы Джесс совсем не любил говорить, но при каждом разговоре неизбежно возникала необходимость лгать, а ложь уже становилась ему поперек горла. Целовать Кэйди гораздо приятнее.

Они уже перешли от поцелуев к более серьезному, когда снизу раздался длинный, тонкий, пронзительный визг. Окно было открыто, иначе они бы не услышали: крик доносился с заднего двора. А поскольку это был голос Хэма, Джесс поначалу не придал ему особого значения. «Мальчишка играет», — подумал он. Но Кэйди сразу поняла, что дело неладно, и, хотя они как раз подошли к самому интересному, тотчас же выбралась из постели. Она так и помчалась бы вниз в чем мать родила, если бы Джесс не бросил ей сорочку, на ходу натягивая штаны.

К тому времени, как они скатились по лестнице, визг Хэма перешел в отрывистые вопли — душераздирающие и полные страха. Джессу стало жутко, сердце подкатило прямо к горлу. Он понял, что это не игра: маленький Хэм попал в страшную беду.

Они нашли его на земле за кустами жимолости. Он корчился, лежа на спине. Сперва Джесс подумал, что мальчик съел что-то не то и теперь мается животом: Хэм лежал возле открытой двери уборной. Но потом он увидел змей.

Их было три… нет, четыре… пять… а вот и шестая уползла… скрылась под досками настила. Гремучие змеи — мускулистые, испещренные коричневатым крапчатым рисунком, с плоскими треугольными головами и щелкающими, как кастаньеты, хвостами.

Кэйди коротко вскрикнула. Джесс заорал на нее, приказывая остановиться, но она продолжала идти вперед, размахивая руками, и все змеи, кроме одной, попрятались от испуга. Последняя гремучка, свернувшись кольцом, подняла голову на длинной шее, обнажила ядовитые клыки и бросилась на Хэма. Он был бос, и змея укусила его в голую пятку. Мальчик издал захлебывающийся звук, полузадушенный безнадежный всхлип, от которого у Джесса едва не разорвалось сердце. Ему удалось схватить летящие по ветру волосы Кэйди и оттащить ее прежде, чем змея успела изготовиться к новому удару.

Хэм в панике перевернулся на бок и сжался в комочек. Что оставалось делать Джессу? Босиком, с голыми руками, он бросился на змею, стараясь напугать ее топотом и громкой руганью. Угроза подействовала: мерзкая рептилия, высунув напоследок раздвоенный язык и щелкнув погремушкой хвоста, отшатнулась и скрылась в высокой траве.

Кэйди рухнула на колени рядом с Хэмом, укрыла его своим телом и обняла, что-то тихонько причитая. Сперва мягко, потом решительно Джесс заставил ее оторваться от мальчика.

— Отойди, милая. Ну же, Кэйди, давай, прошу тебя. Вот так, вот умница.

Он сразу увидел, что дело плохо. Хуже некуда. Два укуса — в пятку и в икру — сразу бросались в глаза, но под одеждой могли обнаружиться и другие.

— Беги за доктором. Слышишь? Приведи Дока Мобайеса. Кэйди, очнись!

Ее полный слез взгляд наконец сосредоточился на нем. Она покачала головой: нежелание покидать Хэма, выпустить его из рук хотя бы на минуту ясно читалось в ее лице и даже в позе. Джесс повторил свой приказ, даже встряхнул ее легонько за плечи. Сердито всхлипнув, она наконец поднялась на ноги и выбежала со двора.

Джесс принялся лихорадочно припоминать все, что ему было известно о змеиных укусах. Нельзя позволять пострадавшему двигаться: движение быстрее разгоняет яд по жилам. Бережно подхватив мальчика на руки, он отнес его в комнату Кэйди и уложил на постель. Хэм дрожал и хныкал. Слезы ползли, оставляя борозды, по его измазанной грязью мордашке, огромные черные глаза стекленели.

— Все хорошо, парень, слышишь? С тобой всё будет в порядке. Можешь ты мне сказать, где еще эти гады тебя покусали?

Продолжая говорить, Джесс расстегнул пуговицы и освободил тоненькие дрожащие ручки и ножки мальчика от рубашки, вельветовых брюк и трусиков. Вот еще один наливающийся алым цветом след от укуса на костлявой коленке. Джесс содрал с подушки одну из наволочек с назидательной вышивкой и положил жгут на ногу Хэма выше колена. Между раной и сердцем. Надо остановить кровообращение между раной и сердцем. Он снял вторую наволочку, напоминавшую, что «жизнь — это долг», и затянул ее на второй ноге выше укусов на икре и пятке. Потом завернул мальчика в покрывало и стал думать, что еще предпринять.

Постепенно комната наполнялась людьми — соседями и прохожими, сбежавшимися на крик. Одни были ему знакомы, другие — нет, но у каждого наготове спасительный совет, подлежащий немедленному исполнению. Джесс сел рядом с Хэмом, продолжавшим тихо и безысходно плакать, и обнял его, стараясь утешить и в то же время заслонить от посторонних. Где же Леви? И где же наконец доктор?

Кэйди обнаружила доктора в тесном домике, который он арендовал рядом с платной конюшней, к счастью, уже одетого. Он разогревал кофе на печурке у себя в кухне.

— Змеи! — вот и все, что она успела сказать. Док нырнул в комнату и вернулся ровно через десять секунд, сжимая в одной руке свой черный саквояж, а в другой — бутылку с какой-то желтой жидкостью.

— Накиньте-ка вот это, — посоветовал он, кивнув на поношенный серый сюртук, висевший на крючке у двери.

Впервые за все время Кэйди сообразила, что ничего кроме сорочки на ней нет, да и та расстегнута до пупа и держится на груди лишь по привычке.

— О Господи, — пробормотала она и тут же добавила: — Мне все равно.

Но она все-таки сдернула с крючка сюртук Дока Мобайеса и побежала за ним, на ходу всовывая руки в рукава. Когда они ворвались в ее комнату, вид у нее был более или менее приличный. Насколько возможно при сложившихся обстоятельствах… И слава Богу: комната была битком набита людьми. Сердце у нее сжалось, когда она взглянула на лицо Джесса. Док велел всем выметаться, и ее соседи — Жак, Шмидты, старая миссис Шитс, Элизабет Уэйман, Артур Данн — потянулись к выходу, качая головами и что-то бурча себе под нос, бросая последние взгляды на кровать. Джесс протянул ей обе руки, и Кэйди, подойдя к нему, позволила себя обнять. Его уверенное и сильное прикосновение немного успокоило ее.