Барбара Картленд - Сердце не обманет

Ему это зрелище никогда не казалось чудесным, но, воодушевленный ее искренним восторгом, он кивнул.

– Да, красиво.

Лошади побежали немного быстрее, как будто почувствовав, что путешествие подходит к концу, и Джон повернулся к Джине.

– Почти приехали. Скажите, где вы живете, и утром я пошлю за вами экипаж.

Она написала на листке бумаги адрес и передала ему.

– Я сойду у замка, – сказал он, – а вы езжайте дальше. Разумеется, я заплачу за всю поездку.

– Я сама заплачу, – тут же ответила она.

– Джина…

– А станете спорить, я буду называть вас милордом герцогом.

Это заставило его замолчать. Вдруг она сжала его руку и сказала:

– Мы победим. Повторяйте это в уме каждый раз, когда волнуетесь, и будете побеждать в любой, даже самой тяжелой битве. Я чувствую сердцем и разумом, что вы победите!

Джон поднес ее руку к губам.

– Могу ли я проиграть, когда вы мне помогаете?

Как только он произнес эти слова, экипаж остановился у боковой двери замка.

Джон снова поцеловал Джине руку и вышел из экипажа одновременно с кучером, который спрыгнул с козел и начал снимать его чемоданы.

Джон позвонил. Дверь открылась, и за ней показалось знакомое лицо. Теннисон, дворецкий, служил в этом доме почти двадцать лет.

– Здравствуйте, ваша светлость. – Неожиданное появление нового герцога, похоже, его нисколько не удивило. – Ваша мать ждет вас в гостиной.

– Сейчас иду, – ответил Джон, после чего повернулся к экипажу и негромко обратился к Джине: – Спасибо. Спасибо за все, что вы мне сказали. Я знаю, с вашей помощью мы победим.

Он снова поцеловал ее руку и, не давая ей времени на ответ, вошел в замок.

После того как несколько слуг унесли багаж Джона, кучер тронул лошадей. Когда экипаж немного отъехал, Джина повернулась в надежде увидеть герцога или кого-нибудь из его семьи, но не увидела никого, кроме дворецкого, закрывавшего дверь.

Тем временем Джон взбежал по широкой лестнице в гостиную. Несмотря на то, что сын почти не видел мать с тех пор, как начал путешествовать, он продолжал нежно любить ее. До замужества она была леди Эвелин Гоуэр, дочерью графа, и считалось, что своей семье девушка выгоды не принесет, но юная леди Эвелин полюбила младшего брата герцога и преисполнилась решимости добиться своего.

В молодости мать Джона была известной красавицей. Поговаривали, что половина великосветских женихов были у ее ног. Даже ходил слух, что сам принц Уэльский слал леди Эвелин полные отчаяния любовные письма. Сейчас ей было пятьдесят, но в утонченном лице и грациозной осанке леди Джеймс Честер все еще можно было увидеть следы былой красоты.

Отличаясь эксцентричным нравом, мать Джона обладала острым, практичным умом. Всякий, кто при первом знакомстве принимал ее за легкомысленного или несерьезного человека, очень быстро понимал свою ошибку.

Джон застал мать за вязанием. Когда он вошел, она радостно вскрикнула и протянула ему навстречу руки.

– Ты вернулся! Ох, сынок, мы так по тебе скучали.

– Телеграмма ждала меня полтора месяца, – сказал Джон. – Но я вернулся, как только получил ее. Дорогая мама, мне так жаль, что я не смог помочь вам с похоронами дяди Руперта.

– Нам всем было очень тяжело, – сообщила мать. – Но после того несчастного случая он долго болел, и смерть стала для него избавлением от мучений.

– Значит, вы переехали. Так я и думал. Вам здесь удобно? – участливо осведомился Джон.

– Совершенно неудобно. Этому дому нужен хороший ремонт, – ворчливо ответила леди Эвелин и мрачно добавила: – Наверное, он скоро и вовсе развалится.

Джон набрал полную грудь воздуха, но ничего не сказал. Сейчас было не самое подходящее время рассказывать матери о Джине и об их плане.

– Тебе понравилось за границей? – поинтересовалась мать. – Я так часто думала о тебе, милый. Наверняка ты увидел там много интересного. Хорошо, что ты смог посылать нам деньги. Особенно они пригодились, когда умер твой отец.

Лорд Джеймс Честер скоропостижно скончался около года назад после того, как неудачно упал с лошади. Если бы не это, то он, а не Джон, стал бы герцогом. Впрочем, Джон знал, что его отец никогда не интересовался своим наследием.

Младший сын герцога Честертона вполне довольствовался жизнью в принадлежащем брату доме – за это не нужно было платить. Джеймс Честер был начисто лишен амбиций и никогда не задумывался о том, что он будет делать, если станет герцогом и унаследует замок.

Джон был уверен, его отцу даже не приходило в голову, что он оставляет сыну задачи, которые должен был решать сам.

Лорд Джеймс был довольно состоятелен, и его теперь уже вдова и трое их детей привыкли к определенному образу жизни. Мальчики ходили в дорогую школу, а девочка получала образование в лондонском пансионе благородных девиц, где дебютанток сезона не только учили говорить, петь и танцевать, но и прививали мысль о том, что к первому выходу в свет они должны иметь самые изысканные и дорогие наряды.

Доходы семьи позволяли им жить по-прежнему, но содержание замка было им явно не по карману. Джон с ужасом ждал приезда сестры Друзиллы и двух младших братьев.

Однако сейчас он хотел просто насладиться воссоединением с матерью.

– Мне так много хочется вам рассказать! – воскликнул он. – Но сперва я хочу узнать, в какой спальне буду спать.

Леди Эвелин улыбнулась.

– Теперь, когда ты стал герцогом, у тебя королевские покои. Хотя называть их королевскими нелепо, потому что сейчас там немногим лучше, чем в свинарнике.

– Мама! – укоризненно произнес он. Мрачные мысли снова овладели им.

– Увидишь сам, – голосом пророка произнесла леди Эвелин.

– Почему вы не остались в своем доме, пока здесь все не починят?

Его мать улыбнулась.

– Мы переехали не из желания чувствовать себя важными птицами, просто дома нужно переклеить обои. Через неделю я вернусь.

– Разумное решение, – заметил Джон.

– Конечно, разумное. Но тебе придется остаться в этом мавзолее, поскольку ты глава семьи. – Леди Эвелин произнесла это таким торжественным тоном, что стало понятно – она шутит. Потом обычным голосом она добавила: – Но, если хочешь знать мое мнение: этот дом в жутком состоянии, и жить здесь просто опасно.

– Все настолько плохо? – спросил Джон.

– Посмотри хотя бы на эту комнату. Обои отстают, две оконные рамы сломаны. Твой дядя мирился с этим, но он думал о своих «заблудших овцах».

– Что стало с «заблудшими овцами»?

– Они все еще здесь.

Джон вскинул голову.

– Что?

– Но, мой дорогой, что нужно было с ними сделать? Выставить на мороз?

– Сейчас май.

– Но в декабре, насколько я знаю, похолодает, – неопределенно произнесла она. – К тому же на моей памяти и в мае снег шел.

– Мама, можно ближе к делу? – недовольно сказал он.

– Но они и есть дело. То есть они здесь и им некуда идти. Так что же делать? Наш адвокат говорит, что им нельзя оставаться, чтобы они ничего не украли, но поскольку здесь и красть-то нечего, это вряд ли имеет какое-либо значение.

– И много их?

– Да… Несколько… Я никогда их не считала.

Джон на время потерял дар речи. Понимая, что сейчас не сумеет во всем как следует разобраться, он решил подумать об этом попозже.

– Пока меня не было, что-нибудь случилось?

– Случилось. Провалилась одна из стен фасада, но все ждали твоего возвращения, чтобы решить, что с этим делать.

Джон ненадолго задержал дыхание, пытаясь заставить себя поверить, что все это происходит не по-настоящему.

Нет, прежде чем что-то предпринимать, нужно как следует осмотреть весь замок, решил он.

– Ступай-ка ты к себе, милый, отдохни с дороги. А я пришлю в королевские покои что-нибудь перекусить.

– Мама, я бы хотел, чтобы вы так не говорили. Сама идея о том, что я буду жить в королевских покоях, совершенно нелепа. Почему бы просто не сказать «ступай в свою комнату»?

– Потому что ты герцог Честертон и тебе положено соответствовать своему титулу.

– Даже если эти покои больше похожи на свинарник?

– Герцог может жить достойно и в свинарнике, – ответила леди Эвелин. – Никогда не забывай, что ты герцог и что это честь.

– Мама, вот уж не думал, что вы так проникнетесь значимостью герцогского титула. Что это вы?

– Не говори ерунды. Это все-таки герцогский венец.

– Вы могли получить его, если бы вышли за моего дядю, это все знают.

– Да, – вздохнула она. – Но я полюбила твоего отца. Вышло крайне неудобно.

– Дядя любил вас?

– О да. Он и твой отец даже дрались на дуэли. Это было очень волнительно.

– А из-за того, что кто-то из них мог погибнуть, вы не волновались? – удивленно спросил Джон.

– Нет, конечно же. Они дрались на кулаках, так что, строго говоря, это была не настоящая дуэль, но все мы так это называли.

– И как прошло?

– Твой отец хотел ударить Руперта, но промахнулся. Потом Руперт ударил и попал, но скорее случайно, чем расчетливо. Папа попятился и споткнулся об утку, которая как раз шла на пруд, отчего плюхнулся на землю. Руперт заявил, что получил сатисфакцию, и на этом все закончилось. Он был шафером на нашей свадьбе, и они с твоим отцом очень любили друг друга.

– Готов поспорить, вы получили настоящее удовольствие, – усмехнулся Джон.

– Разумеется, получила. Ни из-за одной другой девушки в Лондоне мужчины не устраивали дуэль. Они все позеленели от зависти.

– Повезло вам, мама.

– Такие вещи нам посылаются свыше, чтобы скрасить нашу жизнь. Других причин я не вижу.

– А что дядя Руперт? Он смог забыть вас?

– Он говорил, что нет. По его словам, он так никогда и не женился, чтобы мой сын смог унаследовать его титул.

– Не может быть!

– Он выразился такими словами: «Тогда следующий герцог будет нашим общим, Эвелин, и большего счастья мне не нужно».