– Отнюдь, – тут же отозвался Артур. Он повернулся к Друзилле, которая не сводила с него полных ужаса глаз, и ласково взял ее за руку. – Как вы говорите, она молода и имеет право немного невинно пофлиртовать.

– Но… я не хотела… – пролепетала Друзилла.

– Моя дорогая девочка, будьте молоды и наслаждайтесь жизнью. Пожилой муж не должен вам все портить. Вина целиком лежит на мне. Я не должен был вторгаться в вашу жизнь. – Он слегка кивнул Джону. – Честертон, я отзываю все свои притязания. Всего доброго.

У всех это вызвало смятение, но никто не знал, как помешать этому благородному человеку поступить так, как он задумал. Воля у него была железная. Это стало понятно сразу.

Какое-то время маленькая компания молча провожала взглядами спокойно удаляющегося мистера Скаггинса.

Потом раздался истошный вопль:

– Артур! Подождите!

Но он не остановился.

– Беги за ним, – посоветовала Джина.

Подобрав юбки, Друзилла бросилась за ним следом. Танцующие пары расступались перед ней.

– Артур! – снова крикнула она.

– Лучше нам пойти за ней, – встревожилась леди Эвелин. – Нужно будет успокоить ее.

Она поспешила за дочерью, Джон и Джина последовали за ней.

В коридоре они увидели, как Друзилла догнала Артура и повисла у него на шее.

– Не уходите, – всхлипнула она. – Я люблю вас.

– Вы ребенок. Вы не знаете, что такое любовь.

– Я знаю, что люблю вас! – вскричала она. – Я знаю, что сегодня вела себя ужасно и недостойно…

– Нет, моя дорогая, вы вели себя как обычная девушка на первом балу.

– Но у меня больше не будет первого бала, правда ведь? – быстро сказала она. – И значит, теперь все будет хорошо.

Даже Артур не смог сдержать улыбки.

– И мне нет никакого дела до общества, – продолжала лепетать она. – Мы будем давать балы только для ваших друзей, других бакалейщиков и… остальных друзей. А я могу флиртовать только с ними.

– Нет, такого не будет, – строго, но улыбаясь, произнес он.

– Будет, будет! И вы будете очень гордиться мной.

– Мне кажется, вам с Друзиллой нужно хорошо поговорить, – вмешался Джон. – Просто так взять и оставить ее – это не решение.

Артур в сомнении покачал головой.

– Пожалуйста! – Глаза Друзиллы наполнились слезами. – Я так много хочу вам сказать. Артур, дорогой…

– Идите в библиотеку, – посоветовала леди Эвелин. – Я пришлю вам что-нибудь перекусить.

Артур бросил на леди Эвелин благодарный взгляд и позволил увести себя Друзилле, которая ухватилась за него так крепко, точно боялась, что он может улизнуть.

– Теперь все от нее зависит, – сказал Джон. – Теперь, когда она поняла ценность того, что чуть не потеряла, ей придется постараться, чтобы удержать Артура.

– Думаю, она справится, – сказала леди Эвелин.

Джон кивнул.

– Надеюсь.

– Но мистер Скаггинс был по-своему прав, – размышляла вслух Джина. – Теперь она может выйти за человека с титулом и зажить светской жизнью. Вы все же пытаетесь свести ее с человеком, который вам, вероятно, кажется простым ремесленником.

Джон печально улыбнулся.

– Возможно, я сейчас знаю больше, чем раньше, – сказал он. – Друзилле очень повезет, если она получит мужчину, который любит ее так сильно, что готов мириться с ее легкомыслием. И она, похоже, без ума от Артура. Они могли бы стать идеальной парой.

Джина улыбнулась. Перед нею был тот мужчина, которого она любила.

Потом ее улыбка погасла. Она вспомнила, что вот-вот потеряет этого мужчину.

По дороге обратно в картинную галерею они увидели родителей Афины, которые дожидались их у двери. Джон застонал.

– Ваша светлость, я не позволю, чтобы мною и дальше пренебрегали, – решительно заявил мистер Уикс-Хендерсон.

– Я не знал, что пренебрегаю вами, – ответил его светлость, пытаясь быть вежливым. – Просто столько всего происходит, что я отвлекся.

– Да, я это видел. Теперь, став богачом, вы, вероятно, считаете себя выше нашей дочери.

– Что, простите?

– Вы прекрасно меня понимаете. Я говорю о моей Афине… Кстати, где она? Девочка должна была находиться здесь.

Тут Джон вдруг осознал, что Афина уже давно не попадалась ему на глаза. Однако он мог только радоваться тому, что она не увидит безобразную сцену, которая явно назревала. Всякий раз, когда ее отец что-то говорил, Джона окутывало густым облаком винного духа.

– Может быть, поговорим с глазу на глаз? – спросил Джон и показал на дверь в небольшую комнату.

– Хотите от меня отделаться? Не выйдет. Я останусь здесь, пока вы не скажете мне, что поступите с моей дочерью как подобает.

– Позвольте узнать, что вы имеете в виду, говоря «как подобает»? – спросил Джон спокойным и оттого еще более зловещим тоном.

– Это нужно объяснять? Она прожила под вашей крышей все это время…

– Как гость моей матери, – напомнил хозяин дома.

К Джине, наблюдавшей за этим разговором со сжатыми кулаками, подошел Фараон.

– Меня попросили передать вам это, – шепнул он.

Он незаметно сунул ей голубой конверт, на котором почерком Афины было написано ее имя. Нахмурившись, она разорвала конверт.

Отец Афины повысил голос.

– Моя дочь провела все это время с вами. Она каталась с вами на лошади на виду у всего света.

– Если весь свет так пристально за нами следил, – сказал Джон, – он должен был заметить, что катались мы не одни, а с этой леди и моим другом.

– Хорошо так говорить, но все видели вас вместе и знают, что она жила в вашем доме. Я считаю, что пришло время вам сделать ей предложение.

Джон тяжело задышал. Теперь, когда вопрос встал ребром, он как никогда отчетливо понял, насколько неприятна для него мысль о женитьбе на Афине. Да, она красива, но этого недостаточно, если с ней не о чем говорить и у них нет ничего общего. Этого было бы достаточно, чтобы не связывать себя с нею, даже если бы он не любил другую женщину.

Мог ли Джон жениться на Афине, когда нашел идеальную женщину, Джину? Даже если бы он никогда не мог ней жениться, она бы всю жизнь оставалась для него идеалом совершенства.

Но, едва Джон подумал об этом, у него появилась другая мысль: что, если этот человек говорит правду? Вдруг он действительно скомпрометировал Афину? Обязан ли он теперь на ней жениться, пусть даже обрекая ее и себя на жизнь в страдании?

Джон закрыл глаза, молясь о чуде, которое бы спасло его. Когда-то, как теперь казалось, очень-очень давно, Джина обещала ему чудо. Но теперь даже Джина не смогла бы его спасти.

– Я жду, ваша светлость, – настойчиво напомнил о себе Уикс-Хендерсон.

– Афина говорит, что я скомпрометировал ее? – спросил Джон, чтобы потянуть время.

– Да, она так говорит, – поспешно вставила мать Афины.

– Тем не менее сама она решила не присутствовать при этом разговоре, – заметил Джон.

– Где она? – Мать Афины обвела зал маленькими проницательными глазами. – Приведите ее сюда и посмотрим.

– Боюсь, это невозможно, – прервала разговор Джина, не отрывая взгляда от письма.

– Что значит, невозможно? – взревел Уикс-Хендерсон. – Где она?

– Уже, наверное, далеко, – ответила девушка. – Это письмо от нее. Здесь написано, почему она не вернется.

И она прочитала:


«Дорогая Джина, прости, что поступаю так с тобой посреди бала, но другого выхода не было.

Мы с Бенедиктом любим друг друга. Наши чувства вспыхнули внезапно, подобно молнии, при первой же встрече, и с тех пор мы живем друг другом.

Мои родители никогда не согласятся на наш брак, поэтому мы вынуждены бежать. Когда мы с тобой увидимся в следующий раз, я уже буду миссис Кенли.

Пожалуйста, передай мои извинения герцогу. Я не хотела внушать ему ложные надежды, но он все равно не собирался на мне жениться. Он…»

На этом месте Джина немного сбилась, потому что дальше шло:

«Он любит другую женщину, и я думаю, ты знаешь кого. Если ты еще не догадалась, то ты, наверное, совсем ослепла».


Пропустив эти предложения, Джина поспешила прочитать окончание письма:

«Твоя преданная подруга, Афина».

Какой-то миг все потрясенно молчали, а потом родители Афины взревели в один голос и выхватили письмо из руки Джины.

– Мы вернем ее…

– Он похитил нашего ребенка…

– Это ему так не сойдет…

Но Джон ничего этого не слышал. Ему вдруг стало понятно, что он неправильно истолковал слова Бенедикта. Не Джину он любил, и не Джина признавалась ему в любви, а Афина.

А что же Джина?

Кого любила она?

Он повернулся к ней и увидел, что девушка жадно наблюдает за ним. Его сердце забилось быстрее оттого, что ему вдруг стало понятно, о чем говорит взгляд Джины. Только бы не ошибиться!

Только бы…

– Ваша светлость еще услышит обо мне, – прорычал Уикс-Хендерсон. – Если бы вы исполнили свой долг ранее, этого бы не случилось.

– Это бы случилось в любом случае, – ответил Джон. – Ваша дочь любит Бенедикта…

– Любит? Какое это имеет значение?

– Огромное! – вскричал Джон. – Более того, это единственное, что имеет значение. Афина права. Если ты находишь того единственного во всем мире человека, которого любишь, чтобы быть с ним, нужно вместе пройти сквозь огонь и воду. – Говоря это, он смотрел на Джину. – И не важно, чем тебе приходится жертвовать. Откажись от всего мира и держись этого человека… Если он примет тебя.

Едва заметная улыбка, скользнувшая по устам Джины, сказала ему о том, что она все поняла, и сердце его забилось чаще от восторга.

– А что это означает? – Мистер Уикс-Хендерсон ткнул пальцем в письмо. – «Он любит другую женщину…»

– Отдайте, – вдруг зло произнес Джон и выхватил у него листок.

Он передал его Джине, хотя ему и хотелось прочитать пропущенный ею загадочный отрывок.

– А, вот оно что, – протянул отец Афины, переводя взгляд с Джона на Джину. – Значит, так, да?