— О чем только думает ваша семья, отпуская в дальний путь такую молодую девушку.

Голос его прозвучал неожиданно резко. Однако это не задело Дженис: она привыкла иметь дело со своим дядюшкой, у которого был очень непростой характер. Ее не смутило и замечание о ее возрасте. Она знала, что выглядит моложе своих лет. Впрочем, если бы она предстала перед его взором без плаща, скрывавшего ее зрелую фигуру, он бы не говорил о ее юном возрасте.

— Я не ребенок, милорд. И я часто путешествую одна, — сказала она уверенно.

— Так сколько же вам лет?

Дженис не ожидала такого прямого вопроса. Но ответить надо было тоже без уверток.

— Мне двадцать, милорд.

Он удивился.

— Не похоже. Но и двадцать не так уж много, чтобы быть такой храброй и ездить одной. Садитесь, мадемуазель.

Дженис опустилась на стул. Шеффилд стоял, облокотившись о камин.

— Мои люди позаботились о вас? — спросил он.

— Да, миссис Лоусон была очень любезна и, кажется, уже послали за моими лошадьми и каретой.

Герцог кивнул. Не отрывая от нее взгляда, он сказал:

— По словам вашего кучера, у вас сломалось колесо.

— У моей кареты сломалось колесо, — уточнила Дженис.

Герцог неожиданно улыбнулся.

— Спасибо за исправление.

Дженис тоже улыбнулась. Напряжение спало, и она обрадовалась этому.

— Можно ли быстро починить его? — спросила она. — Меня завтра ждут дома.

— Вы направляетесь в Бристоль?

— Несколько миль к северо-востоку от Бристоля.

— Понятно. Поломанная ось не проблема, мадемуазель. Я могу одолжить вам один из своих экипажей, а потом прислать ваш. Но погода значительно ухудшилась. И, кажется, вашу поездку придется отложить на несколько дней.

— Когда мы шли сюда, еще не было сильного снегопада.

— Сейчас он усилился. Идет снег с дождем и дует сильный ветер. Я редко ошибаюсь в предсказании погоды и уверен, что к ночи разыграется страшная метель.

Дженис была в замешательстве. Но ведь бесполезно идти против судьбы и спорить со стихией. Кажется, ей предначертано остаться в Шеффилд Холле. Она вздохнула.

— Извините, милорд, но в таком случае я вынуждена просить у вас приюта.

Он слегка поклонился, сохраняя невозмутимое выражение лица.

— С удовольствием предоставлю вам кров, мадемуазель.

Дженис не понравился его официальный тон, но она очень вежливо ответила:

— Благодарю вас от всей души, лорд Шеффилд.

В его глазах промелькнула веселая искорка, и улыбка чуть тронула губы. Он хотел что-то сказать, однако в этот момент появилась миссис Лоусон и сообщила, что комната готова.

Шеффилд еще раз поклонился, как-то даже слегка насмешливо.

— Не окажете ли мне честь отужинать со мной? Если вы не против, через час.

Дженис взяла свою шляпу и присела в утрированно глубоком реверансе. Если ему нравится соблюдать все эти правила этикета, она принимает условия игры.

— Благодарю, милорд! — ответила она с приторной улыбкой и проследовала за экономкой, даже не обернувшись.

2

Дженис переодевалась с помощью Сары в уютной комнате. Ей нравилось здесь. Во всем доме не было и намека на то, что хозяин испытывает денежные затруднения и вынужден экономить. Богато убранные комнаты отапливались, все кругом сверкало чистотой.

Сара прервала ее размышления.

— Бархатное платье, мисс Дженис?

Дженис задумалась. Элегантное бархатное платье с высоким воротником и длинными рукавами было зимним вечером очень к месту, но в нем не было шарма. Конечно, Сара предложила его нарочно, чтобы ее хозяйка выглядела поскромнее. Дженис понимала, что следует прислушаться к совету горничной, но вспомнив слова герцога «двадцать лет — не так много», заупрямилась. Нечего считать ее ребенком!

— Нет, — сказала она, — голубое шелковое, Сара. И кружевную шаль.

Сара замерла. Дженис заметила неподдельное удивление в глазах своей служанки и тоном, не терпящим возражений, повторила:

— Голубое шелковое, Сара!

Сара обиделась, что-то пробормотала, однако, закончив прическу, послушно отправилась за платьем.

И все же наряд Дженис в этот вечер был чересчур откровенным: глубокий вырез, обнаженные плечи. Голубой нежный шелк, перехваченный под грудью, спускался вниз мягкими складками, при малейшем движении обрисовывая бедра и ноги.

Хотя у Дженис были великолепные драгоценности, сегодня она не хотела надевать много украшений, на ней были только маленькие золотые серьги и широкая голубая лента с камеей на шее. Довершала наряд кружевная шаль, которая лишь подчеркивала откровенность декольте.

В какой-то момент Дженис засомневалась, не переодеться ли ей. Но потом решила, что скорее всего у герцога и в мыслях нет поддаваться воображаемым Сарой искушениям.

Она вышла из комнаты и тут же увидела у своих дверей слугу герцога. Сара уже успела узнать о нем кое-что. Он не дворецкий и не камердинер, но в свите герцога самый главный. Шеффилд привез его из-за границы, и между ними установились более доверительные отношения, чем обычно существуют между слугой и хозяином.

Теперь он поджидал ее, чтобы проводить вниз в столовую. Почтительно поклонившись, слуга произнес:

— Меня зовут Анатоль, мисс. Я провожу вас. В Шеффилд Холле легко заблудиться.

И она, поблагодарив, последовала за ним. Действительно, Шеффилд Холл оказался весьма внушительным сооружением, со множеством комнат и коридоров. Они то поворачивали, то проходили анфилады комнат, пока не пришли в уютную и ярко освещенную столовую.

Там ее ждал лорд Шеффилд. Он переоделся, но парадный костюм его был прост и строг.

— Добрый вечер, мадам! — он поклонился, но не двинулся с места. — Как вам ваша комната?

Было видно, что он отметил произошедшую в ней перемену.

— Я устроилась прекрасно. Спасибо, милорд, — ответила Дженис и села в кресло у камина. Его взгляд смущал ее. Но прямоту герцога она явно недооценила, потому что следующее его замечание застало ее врасплох.

— Вы мне преподали хороший урок. Должен согласиться, двадцать лет — уже не детский возраст. У вас потрясающая фигура.

Дженис растерялась. Она не знала, оскорбиться ей или сделать вид, что она ничего не слышала, как было принято в свете. Но что, однако, предосудительного в его словах? Это просто выражение восхищения. И она решила принять их как комплимент.

— Спасибо, — сказала она спокойно. — Но это не моя заслуга. Говорят, я похожа на свою мать.

Герцогу явно понравилась ее реакция.

— Правда? — спросил он. — Тогда я завидую вашему отцу.

Дженис поняла, что сама напросилась на подобный разговор.

— Не спешите завидовать, милорд. Моя мать была француженка с весьма вспыльчивым характером. Если она выходила из себя, то домочадцам приходилось туго. Могла в припадке гнева и запустить в них чем-нибудь.

— А вы? Вы тоже способны на такое в гневе?

— Меня еще никто не доводил до подобного состояния. Поэтому трудно предсказать, что может случиться.

Герцог улыбнулся.

— Хотя я и не собирался сердить вас, вы меня заинтриговали. Никогда не видел так устрашающе разгневанных женщин.

Дженис, зная, что поступает невежливо, никак не могла удержаться от замечания:

— Зато, уверена, что в своей жизни вы видели немало женщин в припадке страсти.

Он замялся, но ответил:

— Да, одну или двух, наверное.

Дженис поняла, что допустила бестактность, ведь слово «страсть» можно было истолковать по-разному. Она попробовала сгладить неприятное впечатление.

— Меня весьма удивляет, милорд, что вам не довелось наблюдать женских истерик и сцен. — Но не удержалась и добавила: — Вы производите впечатление человека, способного вывести женщину из себя.

Шеффилд неожиданно рассмеялся. При этом смягчились его жесткие черты и выражение лица стало дружелюбным и привлекательным. Для Дженис такая перемена была загадкой, но напряжение отпустило ее, и она уже почувствовала расположение к этому человеку.

— Вы, наверное, правы, — сказал он спокойно. — Я человек прямой и говорю то, что думаю, иногда даже прежде, чем подумаю. Это и создает определенные трудности в моем общении с прекрасным полом.

— В этом я как раз не сомневаюсь, — сказала Дженис, но ей уже не хотелось продолжать опасную тему.

Тут как нельзя кстати появился слуга и объявил, что ужин подан. Шеффилд подошел к Дженис и предложил ей руку.

— Прошу вас. Думаю, что мой повар сегодня постарался на славу ради вашего приезда. Кормить меня одного ему уже наскучило.

— Значит, вы непритязательны во вкусах, милорд? — удивилась Дженис.

— Что касается еды, да. Я не люблю приправы и соусы, а это — конек любого повара.

Ужин был действительно великолепен. И герцог оказался весьма интересным собеседником. С ним одинаково легко можно было обсуждать любые темы: от погоды до военных проблем во Франции. Он с интересом выслушивал мнение Дженис, даже если оно не совпадало с его собственным, и ни разу не подчеркнул превосходства своего интеллекта.

В общении с другими мужчинами Дженис всегда отмечала отсутствие такого такта, и только ее дядюшка составлял счастливое исключение.

Разговор перешел на обсуждение светской жизни. Герцога веселило то, какие меткие характеристики давала Дженис представителям высшего общества.

— Когда вы начали выезжать в свет, мадемуазель? — спросил Шеффилд.

— В прошлом сезоне. Я была представлена ко двору и это было, пожалуй, интересно. От всего остального я уже устала.

— Балы и рауты? Танцевальные вечера? Театры? — перечислил он без всякого интереса.

Дженис знала, что герцогу наверняка были бы доступны все эти развлечения, если бы он только удосужился приехать в Лондон, но судя по всему, он старательно избегал светских приемов, и она не могла понять, почему. Удовлетворить свое любопытство сейчас она не решалась, понимая, что подобные вопросы разрушат непринужденность их разговора, и поэтому постаралась более полно ответить на его вопрос.