Брюс никак не мог этому поверить.

— Что за чушь: никто не отворачивается от такого количества денег, упорствовал он. — Он хоть понимает, что это делает его независимым, одним из самых богатых среди английских аристократов? Я не прошу тебя все это ему объяснять: ты не сможешь изложить все точно. Я должен говорить с ним лично.

— Ты можешь пытаться и так и эдак, — Корделия огрызнулась на Брюса оттого, что чувствовала свой провал. — Но зря потратишь силы, это я могу тебе обещать. Он совершенно ничего не понимает и ничего не хочет делать.

Она говорила громко, была уверена в том, что ни один человек в комнате ее не поймет. Правда, она заметила чей-то пристальный взгляд, но приписала это тому, что была единственной женщиной в комнате, полной мужчин. Не глядя вокруг, она вышла из бара и прошла в столовую.

Долорес встретила ее в дверях улыбкой. Столовая была небольшая, и все отдельные столики были заняты. Хозяйка, однако, знала, куда посадить Корделию, и подвела ее прямо к столику у окна, за которым уже кто-то пил аперитив.

К вечерней трапезе он надел всего лишь чистую джинсовую пару и белую рубашку, но когда он встал, чтобы подвинуть ей стул, Корделия отметила, что Гиля Монтеро не заботит, какое впечатление он производит на окружающих.

— Я не считаю, что вы должны ужинать в одиночестве, — сказал он, глядя на нее сверху вниз взглядом, от которого она покраснела так, что лицо начало покалывать, и добавил:

— Могу я сказать, что ваши волосы украшают вас гораздо больше, когда они распущены. Так мягче и женственней. И вы более… привлекательны.

Корделия подумала, что хорошо бы запустить в эту надменную голову стоящей на столе деревянной хлебницей и жаль, что делать этого не стоит. Что, черт возьми, он о себе думает, и почему так уверен в том, что ее интересует его мнение?

— Вряд ли выглядеть привлекательно в Испании — хорошая мысль, — надменно произнесла она. — Я распустила свои волосы просто потому, что они мокрые.

— Вы здесь в безопасности, — отпарировал он, — я могу вас уверить, что вам нечего бояться в маленькой деревеньке, где каждый друг друга знает. Но самостоятельная женщина в этих краях не пользуется высоким статусом. Вы должны быть чьей-то женой, матерью, дочерью… или любовницей, чтобы быть привычным элементом здешнего мирка.

— Какая очаровательная древность, — язвительно сказала Корделия, но он пожал плечами, не задетый ее сарказмом.

— Может быть, но современные обычаи процветают везде, куда ни глянь, а хочется чего-то более прочного.

— А вы «прочны», мистер Монтеро? — невинно спросила она и была вознаграждена долгим задумчивым испытующим взглядом.

— Если вы имеете в виду ту заботу, которая действительно нужна женщинам, то я предпочитаю тех, кто имеет свою жизнь и свои собственные интересы, сказал он. — Теоретически это позволяет делать для них меньше, чем для тех, кто полностью принадлежит тебе, на практике, впрочем, порой бывает наоборот.

— Как сеньора Рамирес, — не подумав, ляпнула Корделия, и ей тут же захотелось прикусить свой язык, когда кремнево-темные глаза стали вопросительно шарить по ее лицу. — Ведь… ведь она женщина, имеющая собственное дело, — поспешно добавила она, но он не дал себя провести.

— Что же Мерче рассказала вам обо мне? — в голосе его звучала насмешка, и Корделия поддалась предательской слабости.

— Ничего особенного, — быстро сказала она, и затем, решив, что для нее не важно, что он о ней думает, безрассудно взялась баламутить воду. — Она считает, что вы относитесь к типу мужчин, которых девушкам следует избегать.

Он весело рассмеялся.

— О, милая бедная Мерче! В самом деле, она и я помогали друг другу забить брешь в нашей жизни, но ничего более. Я… плыл по течению, а она потеряла мужа за год до этого. К несчастью, она пыталась найти ему замену, но для женщины с ее опытом я вряд ли мог сгодиться. То, что она вам сказала, совершенно правильно, но дело в том, что я не интересуюсь девушками с правилами.

— А они вами, вероятно? — мягко парировала Корделия. Самодовольная же бестия, сказала она себе.

— Да, да. Но скажите мне, мисс Харрис, — он усмехнулся и взял меню, — я надеюсь, вы девушка с правилами?

Колкий ответ вертелся у нее на губах, но она должна была его сдерживать, пока Долорес находилась у их столика, ожидая заказа.

— Я рекомендую мерлузу, — сказал он с приводящим Корделию в ярость спокойствием.

Меню было простое, но все блюда вкусные. Они взяли чашку салата из помидоров в масле, затем рыбу, огромные мясные стейки в пряном соусе с жареной картошкой, хлеб домашней выпечки и вино.

— Я полагаю, вы едите здесь достаточно часто, — сказала Корделия, стараясь вернуть разговор в безопасное русло.

— Для меня это накладно. Я не могу позволить себе часто обедать вне дома, — Гиль констатировал этот факт без всякой жалости к себе.

Корделия позволила себе победно улыбнуться.

— Но теперь вы зоветесь лордом Морнингтоном, — напомнила она. — Вам принадлежат счета в банках, дом, земля. И, насколько я понимаю, вам доступно очень многое.

Он выразительно отложил нож и вилку.

— Мисс Харрис, — сказал он с подчеркнутой вежливостью, — мы с вами странные люди, проводим час или больше в компании друг друга, обмениваясь колкостями. Я, по-вашему, корректен?

— Пожалуй, да, — осторожно согласилась она.

Он живо кивнул:

— В таком случае, мы можем провести этот вечер, дружески обсуждая какой угодно из существующих под солнцем предметов — экологию, мировую политику, что-нибудь совершенно пустяковое — все что угодно, кроме состояния Морнингтонов. Сегодня я сказал свое последнее слово. Вы поняли?

Корделия цедила вино, выслушивая его ответ и поглядывая на него сквозь бокал. Он все еще улыбался, но только губами — глаза его сузились. Он не из тех, кто имитирует гнев, думала она, чувствуя, что под его спокойным обличием вулкан и тревожить его — опасно.

Почему же тогда она испытывает желание не поддаваться ему? Быть может, ее упрямство мешает ей признать, что он победил? Или вдруг возникшее ощущение, что она спорит не с ним, а за него, в его интересах?

— Очень хорошо, Гиль, — мягко ответила она. — Сегодня я об этом не скажу ни слова. Но завтра, предупреждаю вас, будет другой день.

Его смех был заразительным.

— Так и думал. Но если вы хотите о чем-нибудь говорить со мной завтра, то вам придется весь день бродить со мной по горам, куда я отправляюсь с самого утра, — торжествовал он. — Не лучше ли вам до моего возвращения податься в Кастро Урдиалес и передать мои слова мистеру Пенфолду С извинениями за то, что я ужинал с вами, так как я думаю, что это его привилегия.

Он достал из кармана нераспечатанный конверт и аккуратно положил его на стол перед ней.

— Да, и передайте Мерче мою любовь, — добавил он с подчеркнутой издевкой, и Корделия вновь почувствовала уколы на лице, и это ощущение было ей неприятно и… приятно.

Пойти в ужасные пустынные горы с этим человеком? Это будет явный акт безумия, ибо то, что она знала о нем, не могло не тревожить ее.

И, наконец, у нее нет обуви.

Глава 3

Корделия на удивление хорошо выспалась — должно быть, от выпитого вина, подумала она. Проснулась она очень рано, уже в полвосьмого сна не было ни в одном глазу. Пока она спала, ее подсознание, видимо, напряженно работало. Во всяком случае, встав, она твердо знала, что будет делать, хотя никакого сознательного решения не принимала.

Она поднялась, вымылась, натянула на себя джинсы и шерстяную рубашку. В автомобиле лежал свитер Брюса, она и его надела на себя. Потом пришла очередь сандалий, единственной обуви, которую она захватила с собой. Тут была проблема, которая требовала решения. Накануне она заметила, что в деревне находилась лавка из тех, что торгуют всем понемногу, в духе сельских магазинов Англии, быстро исчезающих там под натиском супермаркетов. Еще до завтрака Корделия отправилась туда.

Каса Антонио была одновременно и лавкой, и баром. Вдоль одной стены расположилась массивная стойка, за которой шипела кофеварка, красовались бутылки сидра и бренди, сверкали краны двух пивных бочек. С потолочных крюков свисали огромные окорока; на самой стойке были разложены головки местного сыра — того самого, который вчера за ужином Гиль настойчиво предлагал Корделии.

Вдоль другой стены высились полки, на которых лежали и консервы, и свитера из грубой шерсти, носки и — вот удача! — ботинки. Но вот удача ли? У нее был четвертый размер по английским меркам. Такую обувь ей не всегда удавалось найти у себя на родине. А здесь? Так что ее надежды могли развеяться очень скоро, хотя она сама не знала, расстроит ее это, или, наоборот, принесет облегчение.

Тут оказалось множество крепкой прогулочной обуви, так необходимой для путешествий по здешним горам. К большому удивлению Корделии, ей подошло сразу несколько пар, так что у нее был выбор. Антонио, говоривший немного по-английски, объяснил ей, что у многих испанок маленькая нога и ее размер здесь не редкость. В новых, удобных ботинках Корделия отправилась назад в отель, в холле которого собрались уже готовые к горной прогулке постояльцы, взиравшие на нее с заинтересованностью. Однако Гиля среди них не было.

Корделия решила покуда позвонить Брюсу, чтобы сообщить ему о своих намерениях:

— Я собираюсь предпринять еще один натиск на этого звездного мальчика, объявила она, — пожелай мне удачной прогулки в горах.

— Не вздумай этого делать, — он почти кричал в трубку, — тебе не следует бродить по горам, слышишь, это неразумно!

В глубине души она понимала, что он, видимо, прав, но его попытки командовать ею лишь упрочили ее решимость.

— Перестань, Брюс, это не убьет меня! — досадливо обрезала она.