Эми Фетцер - Сердце льва

Сев на пол, он стал осторожно гладить ее лоб и виски. Аврора вдруг схватила его руку и, широко открыв глаза, спросила:

– Как ты думаешь, я ему понравлюсь?

Ее остановившийся взгляд и страх, прозвучавший в ее голосе, напугали Рэна.

– Да, моя малышка. Он обязательно полюбит тебя.

Через час Рэн позвал Шокаи, попросил его посидеть с Авророй и рассказал ему все, что услышал от нее. Старик, казалось, ничуть не удивился и не встревожился, и Рэна рассердило его равнодушие. Он подумал и о странном и удачном стечении обстоятельств, которое привело Шокаи на помощь Авроре именно тогда, когда на нее напали разбойники.

На корабле было тихо, слышались только плеск воли да шум ветра в разорванном парусе, пока «Красный Лев» летел навстречу свободе.

Внизу, под палубой, босой и без рубашки, стоял Рэн и смотрел на полоску света, пробивавшуюся из-под двери каюты, где находилась Аврора. Вероятно, она не спала, но Рэн не решался постучать. Он не разговаривал с ней с тех пор, как после своей исповеди девушка рыдала в его объятиях, и видел ее лишь издали. За истекшее время он, к своему удивлению, побывал во всех закоулках корабля, зашел даже в камбуз, якобы желая проверить, как кормят команду, но в конце концов почему-то оказывался перед дверью Авроры. Рэн опасался, что ночные кошмары продолжают мучить девушку. Услышав, как она что-то тихо и спокойно бормочет во сне, Рэн с облегчением вздохнул.

Почти полночи он боролся с желанием прийти сюда, и вот он здесь, но не решается войти. «О Господи, я совсем спятил», – подумал Рэн, недоуменно почесав затылок. Из-за какой-то женской юбки все полетело вверх тормашками, и он утратил свои замашки сурового и неприступного командира, требующего неукоснительного соблюдения дисциплины и порядка. Пытаясь скрыть свою растерянность, Рэн чувствовал себя последним идиотом. Ему не хватало дерзких выпадов Авроры, ее насмешек, имбирного запаха, и он прекрасно понимал, что такая игра с судьбой опасна.

Впрочем, ведь он признался ей в совершенном убийстве.

Казалось, Аврора спокойно восприняла этот рассказ, но все же стала избегать его – то ли из страха, то ли поняв, что он прав и у них нет общего будущего. Во всяком случае, выходя из каюты, девушка старалась не встречаться с Рэном. У себя в каюте он тоже не находил покоя, постоянно чувствуя ее незримое присутствие. О ней напоминали многие мелочи: подогретая ею для бритья вода в кувшине, запеченная рыба вместо надоевшей солонины, ванна, приготовленная к его возвращению с вахты. Или горячий чай с лимоном и мятой, постоянно появлявшийся у него на столе.

Казалось, он идет всего лишь на шаг впереди или позади нее. Но не вместе с ней.

Что поделаешь, она сама так захотела.

Но сегодня Рэн окончательно понял, что все это ему не по душе.

Уже собираясь постучать в дверь, Рэн услышал позади шорох и обернулся.

– Саиб? – Перед ним стоял сонный Дахрейн. – Я могу вам чем-нибудь помочь? – Насупившись, он посмотрел на капитана, потом на дверь. Юнга охранял Аврору чисто по-братски, и Рэн почувствовал себя неловко. – Вы не должны нарушать покоя мэм, саиб, – робко проговорил юноша. – Вы нарушаете ее карму.

Капитан бросил на него гневный взгляд, и Дахрейн, покраснев, поклонился и попятился назад, бормоча что-то о взрослых людях, совершающих детские глупости.

Рэна охватила тоска. Мать-страдалица! Ну что он здесь делает? Все перемешалось в его голове, ему не удается даже себе объяснить свои действия. Он остро испытывал лишь чувство пустоты, утраты и обмана, охватывавшее его всякий раз, когда Авроры не было рядом. Она стала для Рэна оплотом надежды, уничтожающим все печали прошлого и стирающим из памяти тяжкие нравственные мучения. Как он мог отвергнуть ее из-за своих дурацких обетов? Единственное, что занимало его в последние дни, – это Аврора, ее мысли, ее чувства. Удобно ли ей сейчас на его корабле? Боится ли она Рэна или, как ему хотелось раньше, выбросила его из головы и из сердца?

Рэну стало совсем не по себе, и он в последний раз взглянул на полоску света, пробивавшуюся из-под двери.

– С меня хватит. Будь все проклято! – пробормотал он, направляясь в свою каюту.

Аврора прислушивалась к удаляющимся шагам, преодолевая желание позвать Рэна. Не отличаясь выдержкой, она не раз очертя голову бросалась навстречу опасностям, не думая о последствиях. Упорно избегая Рэнсома, она добровольно обрекла себя на тоску и слабела день ото дня. До чего же нелепо потерять его, находясь рядом с ним! Но ведь так хотел сам Рэн. Закрыв глаза, Аврора постаралась избавиться от наваждения, но его образ неотступно преследовал ее. Рэн стоял на мостике, ветер трепал его волосы. Капитан пристально вглядывался в горизонт, будто искал там ответы на мучившие его вопросы. Он казался воплощением власти и силы. Ему незачем носить за поясом все эти ножи и кинжалы, ведь и без них капитан вызывал у окружающих благоговейный трепет. У него была особая манера поведения, он умел сохранять дистанцию между собой и окружающими.

Но Аврора знала, что под этой неприступной внешностью прячется ранимая душа человека, нуждавшегося в теплоте и любви.

И она любила его.

Девушка осознала всю глубину своих чувств, когда Рэн заявил, что высадит ее на берег.

Когда же Рэн вернул ее на свой корабль, она поняла, что и он любит ее.

Хотя капитан и утверждал, что в его жизни нет места для Авроры, ему становилось все труднее скрывать происходившую в нем душевную борьбу. Это выражал его взгляд всякий раз, когда он с тоской смотрел на девушку. Услышав исповедь Рэна, Аврора подумала, что когда-то избалованный молодой человек из аристократического английского общества потерял свое место в жизни из-за грехов отца. Ее сердце разрывалось от жалости к нему, ведь в тот злосчастный день часть души Рэнсома умерла. Какая трагедия! Кто поддержал тогда Рэна, облегчил его боль, кто помог ему, когда он решил сразиться с превратностями судьбы?

Пожалел ли кто-нибудь его, когда он с ужасом осознал, что убил невинного человека?

Ясно, что ни мать, ни отец не проявили к нему участия, как, впрочем, и никто другой. Иначе в душе Рэна не осталось бы столько горечи. Рана не зажила и постоянно напоминала о себе.

А он не спешил залечивать се, видимо, полагая, что еще не пришло время для этого.

Если бы Рэн окончательно доверился Авроре, то пришел бы к ней, где бы она ни находилась. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Аврора занялась голубой тканью, которую нашла здесь утром, когда проснулась. С помощью Дахрейна девушка раскроила эту тонкую египетскую ткань, решив сшить из нее платье. Она обошлась бы и без него, но эту ткань подарил ей Рэнсом, и это значило для Авроры больше, чем все его слова.

Ей так хотелось верить в него!

Рэн, прислонившийся к двери своей каюты, вздрогнул, услышав голос Авроры, и тут же сделал вид, что просто остановился передохнуть после вахты.

– Ты боишься меня, милая? – спросил он, увидев, что девушка вышла с подносом в руках и замерла, обнаружив его за дверью.

Авроре показалось, будто она угодила в ловушку. Она боялась взглянуть на Рэна и выдать свои чувства к нему. Да, со своей любовью к Рэну девушка ничего не могла поделать. Не случайно ведь задолго до их встречи ей снился он и прикосновения его рук.

Рэн не двигался.

Авроре стало не по себе.

– Ты же не собираешься обидеть меня, Рэнсом, – сказала она, прекрасно понимая, что он подкарауливал ее.

– За столько дней ты даже не взглянула на меня, и я ни разу не видел тебя одну. То ты с Шокаи, то с Дахрейном, то с кем-то еще.

– Мне было стыдно, что тогда ты застал меня плачущей. – Аврора отвела взгляд.

– Но ведь тебе надо было выплакаться!

– Я не хочу, чтобы меня жалели, Рэнсом.

– Я и не собирался.

– Вот и хорошо. Жалей тех, кто не в состоянии помочь себе сам.

Этот вызов пробудил в нем желание. «Да эта дикарка, выросшая в Северной Шотландии, может одним своим взглядом уничтожить меня».

Уж лучше бы она совсем оставила его. Но Аврора Лэсситер не умела ни лгать, ни притворяться. Каждый раз, встречая ее, он видел в глазах девушки то же выражение, которое однажды едва не заставило его забыть обо всем на свете.

Сейчас Аврора смотрела на Рэна спокойно и уверенно, хотя едва сдерживала страстное желание броситься к нему в объятия. «Когда же ты позволишь мне любить тебя?» – думала она, чувствуя, как силы покидают ее. Рэн окинул девушку взглядом – жестоким, властным, требовательным.

– Кому несешь еду? – спросил Рэн, кивнув на поднос.

– Боцману Коннору Локвуду. Он внизу.

– Локвуд все время внизу. – Боже, как хотелось Рэну поцеловать Аврору, чтобы исчезло с ее лица это холодное, равнодушное выражение! – Если только он не в обществе Лужьера. Эта парочка всегда вместе.

– Очень хорошо иметь такого друга, – вымолвила Аврора, смущенная его горящим взглядом. – Хотя я почти не знаю боцмана.

– Он не слишком общителен. Жизнь основательно потрепала его… – Рэн умолк.

– Ну ладно, я пойду, – сказала Аврора, не двигаясь.

– Иди. – Он тоже не шелохнулся.

– Рэнсом!

Аврора вдруг снова ощутила уже знакомую ей необъяснимую связь между ними.

– Не смотри на меня так.

– Что значит так? – Он не отвел глаз.

– Таким похотливым взглядом.

Рэн усмехнулся, сверкнув белыми зубами – эта улыбка преследовала Аврору во сне и наяву.

– Ты меня удивляешь, – сухо отозвался он.

– Я бы, пожалуй, не возражала, Рэнсом, но у нас нет будущего. Ты ясно дал мне понять, что в твои планы я не вписываюсь, и этого для меня достаточно. – Она понизила голос. – Умная женщина не станет выжидать и будить в мужчине зверя, она просто уйдет.

– А ты когда-нибудь слышала об укрощении строптивых? – Он поцеловал ей руку.

Сзади многозначительно кашлянули, и Рэн отскочил от Авроры, проклиная в душе непрошеного свидетеля. Девушка, не смутившись, направилась по коридору туда, где, наблюдая за ними, стояли Лужьер и Локвуд. Аврора в замешательстве поглядела на боцмана и протянула ему поднос. Локвуд, даже не поблагодарив, взял его и пошел прочь.