В каюту вошел Дахрейн:

– Саиб?

– Приведи Баклэнда.

– Ай-йэ!

Взгляд Рэна метнулся к двери. На пороге стоял Шокаи, всем своим видом выражавший решительность.

– Поникшим цветам нужны вода и солнце, – сказал он. – Их не надо срезать.

Рэн, разъяренный спокойствием Шокаи, вскочил.

– Господи, да посмотри на нее! – крикнул он. – Я никак не могу привести ее в чувство.

– Она устала, и все, – отрезал Шокаи, не двигаясь.

Рэн вернулся к Авроре. Ее платье было испачкано кровью, на лице выступили капельки пота, под глазами обозначились темные круги. Руки, покрытые мозолями, покраснели. Наблюдая за ее приготовлениями, он не знал, что за этим последует. Рэн полагал, что Аврора произнесет над Бэйнсом несколько заклинаний, и все. Но самоотверженность обошлась ей слишком дорого!

– Что ты с собой сделала, малышка? – прошептал он, прикасаясь к покрывалу, но не решаясь обнять Аврору. Казалось, она на пороге смерти, и, едва слыша ее дыхание, Рэн пришел в отчаяние. Может, девушке повредил яд, отравлявший Бэйнса?

– Рэн?

Он узнал голос Доминго, но не отрывал глаз от Авроры.

– Бэйнс просит есть.

Рэн обернулся.

– Да, ты не поверишь, но он отлично выглядит!

Рэн бережно укрыл Аврору, провел ладонью по ее щеке и тихо вышел, оставив ее наедине со странным маленьким телохранителем. Матросы расступились перед Рэном. В дверях каюты Бэйнса он остановился, пораженный, как и все другие. Локвуд сидел, демонстрируя всем желающим, как сгибаются его рука и пальцы. Всем, включая Баклэнда. Больной посмотрел на Рэна, а врач, сделав шаг назад, густо покраснел.

Рэн чуть заметно усмехнулся.

– Она сделала это, сэр – с торжеством воскликнул Бэйнс. – Она обещала и сделала это. – В доказательство он еще раз покачал забинтованной рукой.

– Было очень больно?

Боже, если хоть один из членов экипажа догадается, чем занимается Аврора, ей придется нелегко. Рэн надеялся, что из-за нестерпимой боли Бэйнс не помнит, что именно делала девушка.

Лилан покачал головой:

– Я ничего не чувствовал после того, как выпил эту гадость, пахнущую лошадиным дерьмом.

Послышались смешки, и Рэн с облегчением вздохнул.

– Только посмотрите, – Бэйнс сдвинул повязку, – какой ровный шов. А вместо ниток мои собственные волосы!

Баклэнд наклонился, осмотрел зашитую рану, и поразился, что воспаление полностью прошло.

– Ты хочешь что-то сказать, Баклэнд?

Врач выпрямился и окинул взглядом оживленные лица моряков.

– Прошу прощения у всех вас. Я был слеп. – Он пристыженно помолчал. – Да простит меня Бог за самонадеянность. Я не хотел ничего знать о незнакомом мне методе лечения.

Рэн скрестил руки на груди, его глаза потемнели. Он никому не раскроет тайну Авроры, не расскажет о том, свидетелем чему был в своей каюте. Да и едва ли ему удалось хоть что-то понять из услышанного и увиденного. Однако Аврора, несомненно, заслуживала того, чтобы у нее попросили прощения. Оба, и корабельный врач, и капитан корабля.

– Посмотрю, как ты искупишь свою вину перед этой леди, – сказал Рэн помощнику боцмана, кивнул и вышел.

Шокаи стоял перед дверью его каюты, преграждая ему путь. Это был явный вызов. Рэн стиснул зубы.

– Отойди! – бросил он. – Сейчас же отойди!

– Нельзя оставлять голодного кота сторожить молоко.

– Видит Бог, старик, я не собираюсь обесчестить эту женщину! Ей незачем бояться меня, – с раздражением сказал Рэн.

Шокаи усмехнулся:

– Нежное сердце, которому нанесли десяток ран, всегда кровоточит.

Острое чувство вины пронзило Рэна.

– Я не хочу обижать Аврору, Шокаи. – Он догадывался, что Шокаи знает об его отношениях с Авророй все или почти все.

– Тогда не пытайся привить благородную сосну к бамбуку, господин, ведь можно работать в грязи и соблюдать чистоту в жизни.

– Мне это известно.

– По-моему, с недавних пор, – заметил старик, намекая на то, что это знание пришло слишком поздно.

Так оно и было.

Рэна охватило раскаяние. Привить сосну к бамбуку; принять невинную девушку за продажную женщину!

Боже, он сам провел далеко не безгрешную жизнь, так почему же требует, чтобы Аврора была воплощением святости? Рэн вспомнил мозоли на ее нежных ладонях. Да, ей пришлось основательно потрудиться, чтобы спасти жизнь Бэйнса. Эти ласковые руки умели унять его гнев и утолить его страсть. Грязь и святость… Ее страстность он принимал за распутство, нежность – за угрозу его свободе.

Рэн смотрел на дверь каюты, сознавая, что ничего не знает о женщине, спящей в его постели.

Через несколько часов она навсегда исчезнет из его жизни. Но едва ли ему удастся вырвать ее из своего сердца.

Не вступая в споры, Шокаи, верный страж своей «императрицы», отошел от двери. Взявшись за ручку, Рэн обернулся. Телохранитель стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. Рэн внезапно подумал, что старик – его соперник, любящий Аврору и прощающий ей все. Он без колебаний убил бы любого, посягнувшего на нее, но предпочитал не вмешиваться в жизнь девушки и не влиять на ее решения.

Рэн тихо открыл дверь, вошел в каюту и, прислонившись к притолоке, посмотрел на женщину, которая лежала в его постели. Казалось, это ее привычное место. Подойдя поближе, он заметил, что одежда Авроры лежит у нее в ногах, а на комоде стоит кувшин. Значит, Шокаи раздел и умыл девушку. Неужели старик не только охраняет Аврору, но и выполняет для нее услуги горничной? Рэн знал, что девушка не расставалась с Шокаи с шестнадцатилетнего возраста. Боже, неужели у нее нет близких, кроме этого старика, обычно говорившего загадками? И как получилось, что Шокаи стал ее тенью? Он устанавливал определенную дистанцию с окружающими и был молчалив.

Подумав об одиночестве Авроры, о ее трудной судьбе, Рэн не решился сейчас оставить девушку и уселся на стул возле ее постели.

Спящая Аврора казалась такой хрупкой, маленькой и похожей на ангела. Рэну хотелось прижать девушку к себе, дать ей нечто большее, чем она могла получить от этого сморщенного старика. Однако он уже не раз оскорблял чувства Авроры своими злыми поцелуями, а теперь еще собирался отослать ее с корабля, так что едва ли она захочет иметь с ним дело. Эта девушка любит свободу и жизнь, но предъявляет к людям определенные требования. Рэнсом сознавал, что не сможет удовлетворить их.


Он все так же сидел возле Авроры.

Вот уже несколько часов она металась, что-то шептала и бормотала на непонятном Рэну наречии. Когда девушка сбросила покрывало, он не смог отвести глаз от ее обнаженного тела.

Рэн знал, что ведет себя не по-джентльменски, но Аврора обращала в прах его благие намерения. Ее стройная фигура была воплощением истинной женственности. Подавив свои низменные желания, Рэн прикрыл ее покрывалом. Будто почувствовав его присутствие, Аврора со стоном повернулась к нему, задев грудью его руку, и изогнулась во сне.

Рэн замер от страстного желания приласкать ее, взять в ладони эти полные груди, целовать и покусывать набухшие соски, слышать нежные слова… Проклятие!

Затаив дыхание, он натянул покрывало до самого подбородка. Напомнив себе, что Аврора истомлена долгим бодрствованием у постели больного, Рэн постарался избавиться от навязчивых и соблазнительных картин, которые услужливо рисовало ему воображение. «Боже милостивый! Прекрати мои страдания», – взмолился он и, вновь опустившись на стул, откинул голову и закрыл глаза. Но ему не удавалось успокоиться, ибо с тех пор, как эта девушка попала на его корабль, Рэн постоянно усмирял свою плоть.

Почему именно Аврора пробуждала в нем такое желание? Все последние десять лет он, почти не подвластный женским чарам, легко исполнял обет воздержания даже в тех случаях, когда сердобольный Доминго посылал в его каюту обнаженных красавиц. Но это были обычные, незапоминающиеся женские тела и лица, и Рэн без тени сожаления отсылал девиц к испанцу. Но Аврора – другое дело, ее предложение разделить с ней ложе произвело бы на него совсем иное впечатление.

Сидя с закрытыми глазами, Рэн пытался объяснить себе свои чувства. В присутствии Авроры он всегда терял над собой контроль, постоянно пытался привлечь ее внимание, почему-то убежденный в том, что ни один мужчина, кроме него, не нужен этой девушке. Ему хотелось слышать, как она произносит его имя, ощущать ее ласковые пальцы в своих волосах, погружаться в сладкие грезы, забыв о жестокости и порочности окружающего мира.

Внезапно открыв глаза, Рэн перепугался. Аврора извивалась под простынями, но не так, как прежде. Казалось, она отражает в агонии атаку невидимого врага. Девушка прерывисто дышала, ее горестные стоны надрывали душу. Беззащитная Аврора одна боролась со своим кошмаром, и ее отчаяние потрясло Рэна. Девушка призывала на помощь Шокаи и свою богиню-покровительницу.

Затем она назвала его имя.

Рэн сел на постель рядом с Авророй и потряс ее за плечи. Она отталкивала его, пытаясь вырваться, волосы закрыли ее лицо. Вдруг она открыла глаза, полные слез, и, задыхаясь, посмотрела на него.

– Это я, Аврора. Успокойся. Ты в безопасности, – прошептал Рэн.

– О, Рэнсом. – Она схватила его руки. – Мистер Кастильо мертв!

Рэн вздрогнул, его лицо исказилось.

– Как ты узнала об этом?

Она покачала головой:

– Я ничего не знаю, но чувствую, что это так! Господи, сколько горя я принесла тебе и твоим людям. – Девушка тяжело вздохнула, едва сдерживая слезы. – Я виновата во всех несчастьях!

Сердце Рэна защемило от жалости. Он обнял ее и прижал к груди, стараясь найти слова утешения.

– Кастильо сам вызвался охранять тебя, так же, как и Лужьер. Они сделали это добровольно. Ты здесь ни при чем.

Аврора обняла Рэна и прижалась к нему, словно ища защиты.

– Но он погиб из-за своего благородства.

– Возможно, он жив. Никто не знает, что с ним. – В голосе Рэна звучало сомнение.