Вскоре Мухаммад извинился и попросил позволения удалиться, пришло время вечерней молитвы. Когда сарацин поднялся и ушел, Римильда воспрянула духом. Кажется, ей выпал шанс поговорить с герцогом о деле. Рено жевал кусок мяса, насаженный на кончик ножа, и пребывал в прекрасном настроении.

– Милорд, – Римильда не стала откладывать дело в долгий ящик. – Где же мой брат? Я проделала долгий путь, чтобы увидеть его…

– О, благородный Деневульф не так давно получил от меня во владение замок Кесруан, к востоку от Сидона, – безмятежно сообщил Рено и продолжил неторопливо пережевывать мясо. – Это грозная крепость и богатый надел.

– Так его нет в Сидоне?! – Римильда готова была растерзать герцога. Она потеряла целый день, сидит здесь за ужином, ведет пустые разговоры, вместо того чтобы направляться к брату в этот Кесруан, где бы он ни находился. Помнится, Лефевр упоминал об этой крепости. Кажется, она достаточно велика, а значит, дела у Деневульфа идут неплохо. Ну, братец!..

– Нет, но я завтра же пошлю гонца известить графа Мобри о вашем прибытии, – милостиво бросил герцог.

Римильда едва не заскрипела зубами. Завтра! А время утекает, как драгоценная вода в песок. Очень уместное сравнение в этой стране.

– Я бы хотела сама отправиться к брату, – заявила она.

– О, это очень опасно. – Герцог посмотрел на Римильду с некоторой тревогой и даже жевать перестал. – Пока хитрый Мухаммад нас покинул, скажу вам без обиняков: земли к востоку кишат неверными, без вооруженного отряда за пределы города лучше не выезжать. Кесруан и Грот Тирона прикрывают сеньорию Сидона от армий неверных, но конные отряды все равно просачиваются на наши земли. – Тон его изменился, речь потекла легко и галантно: – Будьте моей гостьей, почтите своим присутствием наш двор, вы – глоток чистейшей воды в жаркий день для всех нас, миледи.

Римильда поняла, что настаивать на немедленном отъезде бесполезно. Рено никуда ее не отпустит, сопровождающих не даст. А нанимать незнакомых людей в незнакомом городе… Ах, если бы у нее здесь был хотя бы один друг! Один человек, на которого можно положиться! Увы.

– Милорд, прошу вас послать гонцов как можно скорее, – попросила Римильда. – Я давно не видела брата и…

– Конечно, миледи! Завтра же. Ранним утром!

Что ж, большего все равно не добиться.

Когда в зале появились музыканты, Римильда сослалась на усталость после долгого путешествия и удалилась в свои комнаты. Родд уже спал, из комнаты для слуг доносился его храп, Калев же сидела на балконе и ждала хозяйку.

– Как прошел ужин?

– Ты же была там, за столом для слуг.

– Оттуда ничего не слышно.

– Но все прекрасно видно. – Римильда глубоко вздохнула. – Все были очень милыми, но никакой пользы мне это не принесло. Деневульфа нет в Сидоне. Он в каком-то Кесруане. И самое большее, чего мне удалось добиться, это обещания послать к нему гонца. Кажется, мы застряли тут надолго. Все в руках герцога, а он по-восточному нетороплив – так, кажется, говорят? Теперь я наконец поняла, что это значит. Мне остается лишь ждать. Не знаю, надолго ли хватит моего терпения.

– Ложись, девочка, – посоветовала Калев, – при свете утра все выглядит по-другому.

Среди ночи Римильду разбудили какие-то странные звуки, доносившиеся с улицы. Не требовалось даже прислушиваться, чтобы понять, что это такое.

Счастье мреет, обещая

Все, что мне желанно.

Так кораблик, чуть мелькая,

Виден средь тумана,

Где грозит скала седая

Бездной океана.

На душе тоска такая!

Счастье столь обманно…

Моя любовь грустна,

И я не знаю сна.

Мне судьбина суждена

Бедного Тристана…[3]

Кто-то вполне чисто и уверенно распевал под ее балконом стихи Бернарда де Вентадорна. И все это сопровождалось весьма приличной игрой на лютне.

– О Боже Всемогущий! – простонала Римильда, переворачиваясь на другой бок и закрывая ухо подушкой.

Глава 7

Каждый следующий день почти полностью повторял предыдущий. Утром замок просыпался, и все выходили к завтраку. Затем до обеда занимались своими делами, то бишь, на взгляд Римильды, бездельничали. Это сопровождалось песнопениями под ее балконом и приглашениями прогуляться в апельсиновом саду. Римильда не принимала ни одного, опасаясь, что тогда могут вспыхнуть ссоры за ее внимание – а этого ей совсем не хотелось. Не хватало еще, чтобы рыцари за нее передрались. Иногда она думала о том, что мечты сбываются самыми странными путями. Она мечтала о галантном обхождении – и вот оно, с песнями, ухаживаниями и стихами, а ее это лишь злит. Потом всех звали к обеду, после которого в замке устанавливалась мертвая тишина: видимо, все отправлялись отдыхать, пережидая самое жаркое время дня. Или чем-то другим заниматься, Римильда не знала. И, наконец, звонили к ужину, продолжавшемуся иногда до ночи. После чего рыцари, вкусившие яств и обильно залившие их вином, чувствовали себя способными на подвиги, только никто не отправлялся в пустыню сражаться с сарацинами. И куда они отправлялись? Правильно.

Римильда нервничала все сильнее, раздражение копилось. Больше всего ее нервировали непрекращающиеся серенады под балконом. Кажется, там побывали уже все рыцари. Лучше всех пел де Суррен, сильнее всех фальшивил сам герцог Рено. Римильда стойко делала вид, что ничего не слышит, и не выходила на балкон даже днем, когда все эти трубадуры были заняты чем-то очень важным или же просто почивали после обеда. Стоит один раз кому-нибудь из них застать ее на балконе, поклонник тут же возомнит, что Римильда его поощряет. А эти галантные рыцари и без поощрения весьма решительны и докучливы.

Настойчивее всех был Клавье, но и пользы он приносил больше всех. Почти все сведения о брате, пусть и обрывочные, Римильда получила именно от него. Деневульф добился для себя владения лишь недавно, до этого подвизался при дворе герцога Рено, лишь растрачивая деньги. Сейчас Римильда понимала, почему братец ничего не присылал в Дауф. Теперь же, получив Кесруан, действительно важную и большую крепость, Деневульф вряд ли будет склонен немедленно отчалить в Англию. Кажется, все же придется огреть его чем-нибудь тяжелым. Ничего, Родд справится.

Помимо полезных сведений, Клавье с удовольствием снабжал Римильду великосветскими сплетнями и фривольными подробностями. От него Римильда узнала, почему при дворе герцога нет ни одной дамы. Секрет был прост: практически все рыцари женаты на местных восточных красавицах. И сарацинские дамы следуют традициям своего народа: не показываются на люди, ведут замкнутую домашнюю жизнь. Как это все могло сочетаться с кодексом трубадуров и поклонением Прекрасной Даме, Римильда понять так и не смогла. Да и не пыталась, если честно. Между делом Клавье сообщил, что молодой Симон Вильфоре – сын кузена герцога и дочери некоего сирийского паши. Почти всю жизнь он прожил в доме матери, а теперь выходит в свет с отцом. Поэтому он такой робкий и стеснительный. Впрочем, не настолько стеснительный, чтобы не спеть парочку серенад под балконом Римильды и не оставить под дверью огромный букет роз. Может, мальчишку кто-то и надоумил, но скорее он просто следовал примеру старших товарищей, старавшихся вовсю.

– Я больше так не могу! – в сотый раз пробурчала Римильда, переодеваясь к ужину. – Герцог обещал послать гонца, но неизвестно, послал ли. Рено пропал уже с неделю, не показывается из своих покоев. Я уже подумываю ворваться туда и спросить напрямую. Все остальные рыцари отнекиваются и ссылаются на герцога. Кого бы я ни просила проводить меня в Кесруан, все обещают «подумать», «завтра»… Такое чувство, что все они просто-напросто сговорились задержать меня в Сидоне как можно дольше.

– Вполне вероятно, – кивнула Калев. – И, думается мне, стоит просто нанять сопровождение и отправиться к Деневульфу. Мы уже слегка освоились здесь. Может, и удастся.

– Если рассказы о сарацинах, рыскающих повсюду, правдивы – а они правдивы, – то нанять нам придется целую армию, – уныло произнесла Римильда.

– Время идет…

– Не напоминай! Лучше скажи мне, что делать.

– Можно послать одного Родда, только он не знает местности и языка.

– Это верная смерть. – При мысли о том, что ее верный слуга, проделавший ради хозяйки такое путешествие, падет от мечей сарацинских разбойников, Римильду передернуло.

– Тогда постарайся уговорить герцога все же устроить тебе встречу с братом.

– Но как я могу уговорить его, если я его не вижу? – воскликнула Римильда. – Попросить об аудиенции?

– Попроси.

Сгущались сочные сумерки, пронизанные запахом цветов. Прозвонил колокол к ужину.

В большом зале над столом натянули шатер. День выдался сумрачный, ветреный. Дождя, конечно, не ожидалось, но мрачно багровеющее на закате небо вряд ли способствовало бы пищеварению, поэтому и установили шатер.

В отсутствие герцога во главе стола сидел сенешаль де Суррен. Римильда бы с превеликим удовольствием развернулась и ушла, но очень уж хотелось есть. Обед она пропустила, было слишком жарко, у Римильды разболелась голова. Сейчас головная боль отступила, зато появился голод. Ладно, придется потерпеть некоторое время, а затем можно будет попытаться добиться аудиенции у герцога. Он же не болен, в самом деле, иначе бы все знали. Просто отсиживается в своих покоях и небось предается меланхолии.

Клавье сегодня был так же мрачен, как небо. Какая-то необъяснимая тревога витала в воздухе. Римильда заняла свое место, улыбалась и кивала всем, кто стремился ей угодить, но где-то в глубине души уже решила, что не будет больше ждать. Что бы там дальше ни случилось, что бы ни сказал ей герцог Рено, если с ним удастся поговорить, она завтра отправляется в Кесруан. Она уже проделала длинный путь, осталось немного. Сидя в Сидоне, проблем Дауфа не решить. Если она и погибнет здесь, в Палестине, она погибнет, пытаясь выполнить свой долг.

Где-то в середине ужина Клавье извинился и покинул свое место. Мухаммад, сидевший от него по левую руку, воспользовался ситуацией и заговорил с Римильдой. За прошедшие дни она успела достаточно хорошо его узнать. Хитрый, умный, образованный, посол Саладина имел гарем, который был не прочь пополнить светловолосой красавицей-саксонкой. Серенад под окном Мухаммад не пел, зато пользовался каждым удобным случаем побеседовать с Римильдой, избрав иную тактику. Возможно, рассчитывал, что она клюнет на простое внимание и сочувствие. Принудить английскую дворянку он все равно не мог, во всяком случае не здесь, а уговорить надеялся.