— Да, и очи — желания зеленый яд.

— А это еще откуда? — удивилась Филиппа.

Бишоп вручил ей пергамент. Филиппа стала громко читать:

Тот враг умрет, что морем придёт.

Тот враг умрет, что с земли придет.

Тот враг потерпит неудачу,

Кто ключ заветный заберет.

Сомненья нет: благословенна

Земля моя веков вовеки. 

Сердце девы — пламень чистых услад.

Очи девы — желания зеленый яд.

Волосы девы горят рыжиной.

Обидишь ее — и не будешь живой.

— Что за славное проклятие! — возопил Круки, вылезая из трухи. — Что за превосходная декламация! Клянусь черными ногтями святых, я напишу проклятие не хуже этого и готов прозакладывать каждый дюйм своего роста!

— Да уж, — согласился Дьенуолд, кивнув, — и похоже, что в нем описывается именно Меррим. — Поскольку я не видел ее несколько лет, то и не знаю, выросла ли у нее грудь, достойная упоминания. Но, как бы там ни было, она не сможет сравниться с моей пышнотелой Филиппой.

— Мне тоже ничего не известно насчет ее груди, — признался Бишоп. — Что же до рыжих волос и зеленых глаз, об этом сказал сам король. Но сейчас мне нужно знать: если друидские жрецы на самом деле наложили проклятие, чтобы защитить своего потомка, может, оно и действует, но я не слишком в это верю. Кстати, Меррим — действительно потомок древних друидов?

— Но ведь четверо уже погибли, — напомнил Дьенуолд. — Это нельзя сбрасывать со счетов. И невозможно игнорировать тот факт, что проклятие описывает Меррим, если глаза у нее и правда зеленые.

— О нет, я ничего не сбрасываю со счетов. И спрашиваю себя: в самом ли деле проклятие, смертоносное и грозное, пришло от древних друидов, или все значительно проще? Лично мне кажется, что это яд. Старик — лорд Веллан — сам убивает этих людей. Либо он, либо его внучка.

— Это означает, — заметила Филиппа, — что Меррим знала достаточно о свойствах ядов, когда отравила первого мужа. Но тогда ей едва исполнилось четырнадцать лет. По-моему, это уж слишком.

— Значит, это лорд Веллан, — решил Бишоп. — Говорят, он прочел проклятие первому мужу, когда тот захватил замок.

— Да, он был во всеоружии, — поддакнула Филиппа.

— Может быть, — протянул Дьенуолд. — Недаром лорда Веллана считают хитрым старым стервятником.

— Скорее всего что-то вроде древнего проклятия действительно дошло от друидов, — объявил Бишоп. — Потом оно перемешалось с верованиями бернских ведьм. Может, именно они превратили его в убийственное проклятие. Наверное, в этом есть какой-то смысл, тем более что в здешних краях еще водятся ведьмы, верно?

— Да, — подтвердила Филиппа. — Я слышала, что бернские ведьмы все еще обитают в пещерах рядом с Босуэднекским лесом. Они не любят показываться посторонним.

— Не знаю, — покачал головой Дьенуолд. — Все возможно. Но мне хотелось бы знать, как умер каждый из четверых.

— Прекрасная идея, Дьенуолд. Наверное, тогда мы поймем, что это было: яд или проклятие! — оживилась Филиппа.

— Клянусь пяткой святого Эгберта, я не знаю, как они погибли, — расстроился Бишоп. — Но должен найти ответ. Говорю тебе, Дьенуолд, я бы сам себя поздравлял с удачей, если бы не чертово проклятие! Робби Бернелл клялся, что Пенуит — прекрасное поместье, не такое богатое, как Вулфетон или Сент-Эрт, но имеет большое стратегическое значение.

—А вот это чистая правда, — согласился Дьенуолд. — Знаешь, меня не оставляет одна мысль: если король отдал тебе землю и ведьму, значит, верит в тебя.

— Так теперь она еще и ведьма? — ужаснулся Бишоп, ощущая, как только что съеденный молодой барашек комом свернулся в желудке. — Ведьма? Клянусь мощами всех святых, чуть раньше ты расхваливал ее подбородок, зубы и чудесные рыжие волосы, а теперь оказывается, что она ведьма?

— Мой муж шутит, — поспешно вмешалась Филиппа. — Меррим вовсе не ведьма. По крайней мере я так не думаю. Впервые она вышла замуж в четырнадцать лет, вот про нее и стали плести всякие гадости. Дело в том, что я ни разу ее не видела, а господин мой муж встречался с ней однажды, два года назад, так что сам видишь, насколько можно верить его похвалам.

— Потише, девушка! — велел Дьенуолд. — У меня дар делать блестящие заключения на основе самых скудных фактов. Итак, Бишоп, по твоему лицу я вижу, что ты вовсе не намереваешься въехать в Пенуит и объявить себя ее пятым мужем. Я всегда считал тебя на редкость умным, особенно с той поры, как ты спас мою Филиппу. Итак, признайся, что ты задумал?

— Ладно, — решился Бишоп, — сейчас расскажу.

Через час после того, как Бишоп снова осыпал похвалами близнецов и малышку Элеонору, ему позволили улечься на узкую кровать в крохотной комнатушке с одним окном, выходившим на живописные зеленые холмы Корнуолла. Стояла прекрасная весенняя ночь, и в небе висели огромные звезды.

Наутро, прежде чем отправиться в Пенуит, до которого было двадцать пять миль, он поблагодарил хозяина и на прощание сказал:

—Я не слишком молод, чтобы жениться, но чересчур молод, чтобы умереть.

— Не ной, Бишоп! — ободрил Дьенуолд. — Впервые я женился в восемнадцать лет. И рад, что от этого брака появился на свет Эдмунд. Но ты прав: если мужчине предстоит умереть, он по крайней мере заслуживает настоящей брачной ночи.

Бишоп не успел ответить, как Дьенуолд окликнул шута. Тот лежал на полу, по обыкновению, зарывшись в тростник и жуя кусок сыра.

— Эй, болван, спой трогательную песню для сэра Бишопа Лита, который стал бароном Пенуитом. Да, спой для человека, которому предстоит битва с древними жрецами и проклятиями!

Круки наскоро проглотил сыр, вскочил, вытянулся в полный рост, хотя при этом едва доставал Бишопу до подмышки, и заорал во все горло:

Красавчик рыцарь в любви клянется,

В надежде, что все хорошо обернется!

Но я бы на это надеялся не очень:

Вдруг ведьма явится пред ним воочию?

Да и ведьма ль она? Кто поймет?

Может, узнает он, прежде чем умрет!

А вдруг изжарят его на огне?

Вот грустно будет бедному мне!

— Ну и гнусный же стишок! — поморщился Дьенуолд, пнув дурака в ребра, отчего тот отскочил и проворно прошелся колесом по сладко пахнувшему тростнику. — Людей не жарят, ты, олух стоеросовый! То есть не жарят, а заживо варят в кипящем масле. Я однажды видел такое. У меня все внутренности слиплись от страха. Ну и зрелище! Филиппа, а ты что скажешь? Жарят людей или варят?

— Ах, господин, мне совсем не понравились эти вирши, — досадливо бросила жена. — Можно я тоже поддам ему как следует?

— Нет, — покачал головой Дьенуолд. — Я врезал ему по ребрам, он перекувырнулся, и сделал это на совесть.

— Предпочел бы, чтобы меня пнула принцесса почти королевской крови, — объявил Круки, низко кланяясь Филиппе. — Нога у хозяина до ужаса жесткая.

— Вспомни, дурак, когда она в последний раз лягнула тебя, едва не вышибла душу!

— Сэр Бишоп! — воскликнул шут с очередным поклоном. — Желаю вам доброго пути и обещаю в следующий раз сложить более достойный стишок и с более приятным содержанием. Если, конечно, сумеете еще раз вернуться сюда. Кстати, а рыцаря нельзя запечь живьем?

На этот раз уже у Бишопа зачесались руки задать дураку хорошую трепку.

Глава 4

Замок Пенуит, Корнуолл

Чем ближе Бишоп продвигался к Пенуиту, тем жарче становилась погода, что было весьма необычно, поскольку из того, что он слышал и видел, здесь, в Корнуолле, дождей было не меньше, чем во всей Англии. А в этой части страны солнечные дни можно было пересчитать по пальцам. Но в последнее время с небес не упало ни единой капли, словно проклятие Пенуита уже поразило землю. Пересохшая почва потрескалась. На каждом камне, каждом кусте, каждой древесной ветке лежал толстый слой пыли.

Плохо дело. К владению наверняка примыкают фермы, сады и огороды, нуждающиеся в живительной влаге. Это забытое Богом местечко на западе Корнуолла, даже в лучшие времена считавшееся глушью, теперь напоминало раскаленный ад. Интересно, знал ли об этом король Эдуард?

Они поднялись на небольшой холм, и перед ними предстал Пенуит. Выстроенный в период правления Ричарда Львиное Сердце, Пенуит царил над всей окрестностью: гигантский каменный кулак с толстыми стенами. Мрачный, Неприветливый. Его тень едва доползала до крошечного городка с тем же названием, притулившегося на склоне соседнего холма, представлявшего прекрасный наблюдательный пункт. Каменные стены излучали жар.

Бишоп придержал Бесстрашного и оглядел крепость. Его отряд вытянулся в одну линию, готовый к бою: копья и щиты подняты, кони призывно ржут. Но Бишоп знал, что они напуганы. Что же, может, это и неплохо. По крайней мере будут держаться начеку.

На стены Пенуита вышло не более пятерых воинов. Странно! Впрочем, остальные четыре неудачливых жениха взяли Пенуит без единой Стрелы.

Да он и не привел с собой войска. Даже полному глупцу это очевидно. Пусть пятеро солдат хорошенько рассмотрят пришельцев, убедятся, что никакие возможные враги не скрываются в ближайших зарослях. Правда, здесь и зарослей особенных не было. Где тут спрятаться?!

Замок был хорошо укреплен, ров — глубок, но пересох из-за засухи, а мост поднят. По углам замка стояли четыре круглые башни высотой не менее сорока футов. На башнях не было часовых. Это уже совсем неслыханно.

Бишоп остановил коня на краю рва и крикнул:

— Я сэр Бишоп Лит. Послан сюда королем Эдуардом. Я пришел не со злом. Впустите меня, чтобы каждый обитатель замка смог услышать приказ его величества!

Голова в шлеме исчезла. Время шло. Горячий ветер поднимал клубы тонко измельченной глины, покрывавшей людей и коней и проникавшей в каждую щель доспехов.

— Клянусь, Бишоп, — пробормотал Дюма, ветеран небольшого отряда, — я собственными глазами видел вылезшие из-под шлема седые волосы. Что это за место?

— Надеюсь, мы скоро все узнаем. И ухитримся при этом остаться живыми.