Кэтрин Коултер - Сердце колдуньи

— Скорее, принц, покажи мне то, что Модор именовал извращениями. Неужели действительно попросишь часами стоять перед тобой на коленях?

Громовой хохот сотряс воздух.

Настоящее время

Услышав истошный вопль, Меррим испугалась, что сердце сейчас остановится, она рухнет на землю и умрет в этой проклятой дыре, вырытой в глубине пещеры.

Но Бишоп замер и не шевелясь смотрел в сундучок.

Душераздирающие вопли диких животных, грозивших их смести, постепенно стихли, превратившись в жужжание, успокаивающее разум и слух, как мерный шум прибоя.

— Там что-то есть, — шепнул он.

Меррим схватила его за руку.

— Только не трогай эту штуку. Мы не знаем, что случится.

— Верно. Но должны узнать.

Меррим сцепила зубы от страха. И хотела отвести глаза, но не смогла.

Его рука медленно погрузилась внутрь. Сундучок казался совсем узким. Не более шести дюймов в глубину, но рука ушла туда до локтя.

Бишоп встал на колени, наклонившись над сундучком и вытянув пальцы.

— Я ничего не чувствую. Мне ни горячо, ни холодно.

В ответ из сундучка раздался отчетливый голос:

— Я Модор, хранитель проклятия, пленник проклятого сундучка, и был им дольше, чем длится жизнь любого волшебника. Освободи меня, смертный.

— А ты поклянешься быть самым добрым волшебником в этом мире? — спросил Бишоп не колеблясь.

Послышался нарастающий рокот.

— Клянусь.

— И вернешь демонов в их царство?

— Клянусь.

— Когда?

— Немедленно. Освободи меня.

Бишоп уселся на корточки, продолжая смотреть на сундучок, и наконец медленно кивнул:

— Все сделано. — Подняв палочку, он направил ее на сундучок. — Проклятия больше не существует.

Последовало полное молчание, сменившееся пением. Множество голосов слились в стройном хоре, выводя ангельскую мелодию. Потом снова молчание.

Сундучок затрясся. Бишоп и Меррим отпрянули. И тут тьма взорвалась каскадом ярких цветов: красный, синий, оранжевый, зеленый. Искры рассыпались по пещере, мириады крошечных взрывов шума и красок. Шум становился все громче, пока оба не закрыли уши руками.

Внезапно и невероятный шум, и краски, и искры, и сундучок исчезли. Просто испарились.

Они остались одни.

— Знаешь, что, Меррим?

Меррим вопросительно склонила голову набок.

— До меня только сейчас дошло, что я очень хотел бы видеть тебя на коленях передо мной.

— Но зачем, Бишоп? — удивилась она. — Хочешь, чтобы я тебе поклонялась?

Он лишился дара речи. Дыхание перехватило. Перед глазами так ясно встала она, черт побери. Стоит на коленях… касается его… ласкает… берет губами…

Бишоп задрожал.

Подумать только! Они на дне дыры, не знают, как выбраться, и он, во имя всех блудных детей, вдруг захотел, чтобы она взяла его в рот?!

Нет, он действительно безумен!

И все случившееся тоже безумие. Они пытались игнорировать все это, сосредоточиться только на настоящем, на том, что было реально, на том, что можно увидеть и потрогать. Хорошая это штука — настоящее.

Бишоп понимал, что никто из них не желает думать о странном сундучке, демонах и волшебнике Модоре. Какое счастье, что они убрались! Столько событий! На его взгляд, чересчур много.

Но оказалось, это еще не все. Он вдруг услышал смех. Тот самый смех, который раздался, когда он впервые наклонился над дырой. Тот самый, которым сопровождались пощечины.

Смех становился все громче.

Он взглянул на Меррим. Та явно ожидала от него каких-то слов. Но язык его не слушался.

Бишоп понял, что она ничего не слышала.

— Нет, — неожиданно улыбнулся он, — это вовсе не для того, чтобы ты мне поклонялась. Я все объясню позже. А пока давай выбираться отсюда. Дай мне руку.

Она ни о чем не спросила. Просто подала ему руку.

Он сжал ее пальцы, притянул к себе и обнял. Тихий смех по-прежнему звучал в его ушах, наполняя сердце, и он знал, что на этот раз пощечин не будет.

«Это ты, принц? — спросил он мысленно. — Хочешь, чтобы я убрался из злосчастной дыры? А заодно и из пещеры?»

Он улыбнулся и закрыл глаза. А когда открыл, увидел веревочную лестницу, свисавшую сверху.

— Это еще откуда? — хмыкнула Меррим, и в голосе не было страха. Только удивление. — Я ее раньше не видела!

— Ты права, — коротко обронил он. Да и что он мог сказать? Что это принц сотворил веревочную лестницу? Наверное, они оба перешли границы страхов, границы непознанного, непонятного. — Наверное, лестница была здесь все время и мы просто ее не заметили, — предположил Бишоп.

Может, она в самом деле была невидимой? Правда ли это? Неизвестно. Но Бишоп знал, знал твердо, что она появится, как только он откроет глаза. Знал так же хорошо, как то, что больше никогда не услышит этого смеха. Кто бы ЭТО ни был, принц или даже Брешия, он снова исчез, правда, наяву никогда и не появлялся.

Очутившись в пещере, он заглянул в дыру и ничуть не удивился тому, что лестница словно растаяла в воздухе.

В самом ли деле это произошло? Или привиделось во сне? Или все это игра воображения его обезумевшего рассудка?

Неизвестно.

Главное, что проклятия больше не существует. А сундучок и Модор? Куда девались они? В прошлое? В будущее?

Неизвестно.

Может, сундучок и сейчас плавает где-то над их головами. Но кто знает? А вдруг он ждет, чтобы явился новый герой, который повторит и переживет древнюю историю?

— Проклятие развеяно по ветру, — сообщил он Меррим, пытавшейся привести в порядок грязное платье. И в голосе его звучала такая абсолютная убежденность, что она кивнула. Им обоим придется в это поверить!

— Да, — улыбнулась Меррим. — Думаю, ты прав. Оно каким-то образом было связано с золотым сундучком. Откуда он взялся? И почему становился глубже у меня на глазах? Очень уж это странно, Бишоп. Но кто спрятал его в дыре?

Она тараторила и тараторила, задавала десятки вопросов, но внезапно осеклась и замолчала. Потому что увидела в его лице нечто такое, отчего очередной вопрос застрял в горле. Ну что же, может, оно и к лучшему.

«Оставь все это в покое. Оставь все вопросы здесь, в пещере».

Приключение благополучно закончилось, они живы и избавились от проклятия.

— Едем домой? В Пенуит? — выдохнула она.

— Домой?

— Да. Теперь это наш общий дом. И мне не придется волноваться, что ты рухнешь лицом вниз в жареного фазана на нашем брачном пиру.

— Да. Мне тоже как-то не нравилось об этом думать. Но, Меррим, мы должны пожениться как можно скорее. Ты носишь мое дитя!

Руки Меррим мгновенно накрыли живот в инстинктивном жесте защиты.

— Может, ты и прав, — протянула она. — Наконец-то я принесу ребенка своему пятому мужу.

Бишоп расхохотался.

Завидев хозяина, Бесстрашный поднял голову и заржал. Меррим полной грудью вдыхала соленый воздух.

Бишоп же думал о том, что вместе с проклятием исчезли все: принц, Брешия, Модор. А что случилось с Майдой? Меррим, с ее рыжими волосами и зелеными глазами… чей она потомок? Майды или самой Брешии? Но кто может ему ответить? Да и не важно, узнает ли он это или нет.

Бишоп кивнул и тронул руку Меррим.

— Едем домой, милая. Едем домой.

Сент-Эрт два дня спустя.

— Мы знаем только, что молодой человек, некий Фиорал из Грандир-Глен, захватил Пенуит. Это произошло четыре-пять дней назад. Говорят, с ним было около двадцати человек. Теперь он ждет возвращения Меррим, чтобы жениться, — сообщил Дьенуолд, бросая Бишопу яблоко из садов Сент-Эрта.

— Мы надеялись на проклятие, но оно его не убило, — пожаловалась Филиппа.

— Потому что не на ком было жениться, — пояснила Меррим, вгрызаясь в свое яблоко. — Меня же там не было.

— Да и проклятия больше не существует, — добавил Бишоп.

— Мы так и думали, что ты его снимешь, — кивнул Дьенуолд, принимаясь за яблоко. — Мой чертов тесть — да, злосчастному королю просто необходимо постоянно напоминать о моем несовершенстве — послал гонца с требованием оказать тебе всяческую помощь, хотя он твердо уверен, что ты снимешь проклятие. Он написал, что в тебе есть нечто, позволяющее творить чудеса.

Дьенуолд бросил огрызок одному из волкодавов.

— Полагаю, когда мы с Филиппой в следующий раз посетим Виндзор, он и там будет расписывать твою проницательность, твою проклятую хитрость, способность проникнуть в суть вещей.

Дьенуолд со вздохом сложил руки на плоском животе.

— Ну а потом он примется громко жаловаться каждому встречному, что хотел бы видеть именно тебя мужем своей милой Филиппы, не меня, бедного глупца, имевшего наглость завести столько детей, что мои фермеры скоро зачахнут и перемрут от бесплодных попыток прокормить столь огромное семейство.

Филиппа поцеловала мужа, погладила по плечу и улыбнулась гостям:

— Он расстраивается.

— О нет, Филиппа. Он просто шутит, — заверила Меррим. — Никому в Сент-Эрте не грозит голод.

— Дело не в этом, — возразила Филиппа, запустив пальцы в волосы мужа. — Дьенуолд расстраивается, потому что недалеко от Сент-Эрта орудует шайка разбойников и он хотел разгромить их, но сыновья, хватаясь за его ноги, умоляли и заклинали не делать этого. Твердили, что король, их дед, будет недоволен.

— Эдуарду и Николасу всего восемь месяцев, — рассмеялся Бишоп, — и вряд ли они способны кого-то о чем-то молить, не говоря уж о том, чтобы удерживать!

— Собственно говоря, от их имени выступил Круки, верно, дурак?

Шут выпрямился во весь свой невеликий рост, едва доставая макушкой до подмышки Меррим, и пронзительно запел. Резкие звуки летели в высокий потолок зала.

Не докончив, Круки повалился на спину, замолотил кулаками по голове и взвыл: