Кэтрин Коултер - Сердце колдуньи

Он больше не воспользовался палочкой. Просто сосредоточился и представил ее голой, но чертово одеяние осталось на месте. Значит, она наскоро сочиняет заклятия, противодействующие его собственным.

Принц наклонился над ней.

— Ты отдашься мне, Брешия. Можешь сколько угодно пытаться разорвать путы, но они будут держать тебя. Отныне и вовеки.

Она молчала, глядя на него. Долго молчала, прежде чем проклясть его красочными словами, призывавшими все черные силы от сатаны до первых друидов, живших в пещерах и красивших волосы в зеленый цвет, и обитателей грубой варварской Карелии, специально заострявших зубы, чтобы рвать ими мясо с костей жертв.

— Твои проклятия всего лишь вызовут у меня смех, и не более того, — бросил он, прежде чем поцеловать ее. Но ощутил не ее губы, а что-то скользкое и влажное. Принц отпрянул и увидел не нагую Брешию, а моток спутанных, похожих на свернувшихся змей веревок, залитых свежей кровью, медленно капавшей на грязный пол.

Брешия исчезла.

В следующее мгновение алтарь из синего камня растаял в воздухе. На полу осталось только белое одеяние.

Принц так растерялся, что не двинулся с места. Значит, он все-таки снял одеяние, но она сумела отвести ему глаза. Как ей удалось это проделать?

Окончательно выйдя из себя, он выкрикнул единственную фразу, которую она не сможет игнорировать.

— Если немедленно не вернешься, я уйду и захвачу с собой твою палочку.

Она мгновенно появилась перед ним. Белое одеяние взметнулось с пола и оказалось на ней, аккуратно подпоясанное тонкой золотой цепочкой. Только ноги оставались босыми.

Теперь он поймал ее. Она принадлежит ему, и будет неплохо, если вовремя это поймет.

— Итак, — начал он, — если ты настолько могущественна даже без своей палочки, прочти заклятие, чтобы обеспечить всех своих призраков, жрецов и последователей водой, едой и убежищем на тысячу лет.

— Но зачем все это, принц?

— Затем, что я увожу тебя с собой. Вместе мы родим сына, который превзойдет могуществом любого колдуна в прошлом, настоящем и будущем.

— Я не желаю иметь с тобой ничего общего. Ты лгал мне. Женился на другой. Я могла бы убить тебя, если бы попыталась по-настоящему.

— Брак… с ним покончено. Я свободен и пришел к тебе. А ты заявляешь, будто не хочешь иметь со мной ничего общего, только потому, что я сильнее. И теперь ты боишься, потому что знаешь: я всегда способен тебя одолеть. Да, Брешия. Я увожу тебя, и мы соединимся.

Брешия молчала, но он видел, что она мысленно перебирает каждое его слово, даже представляет, как производит на свет прекрасных наследников, по одному для каждого из них. Для волшебника и ведьмы.

Поэтому он уже мягче добавил:

— Помню, как впервые увидел тебя в священном круге, за каменным алтарем. Ты положила на него ладони и что-то шептала. Желание? Проклятие? Потом ты повернулась и увидела меня.

— Да. Я повернулась и увидела тебя. Ты выглядел мрачным и могучим и бесконечно коварным. Я вообразила, будто могу доверять тебе, но ошибалась. Ты всего лишь хотел взять надо мной верх, покорить, завладеть.

— Все сразу? — задумчиво протянул он. — Помню, как подумал, что ты признала во мне своего супруга. В тот момент и я распознал в тебе свою вторую половину. Теперь ничто не препятствует нашему соединению.

— Нет-нет, — рассмеялась она, — я никого не признала в тебе, о принц! Просто смотрела на тебя и думала о прабабке, волосы которой были такими рыжими, что многие клялись, будто из них вырываются языки пламени.

Принц нетерпеливо отмахнулся:

— Довольно! Настало время нашего слияния. Ты знаешь, что можешь мне довериться.

Брешия пожала плечами, глянула ему в глаза… неужели пытается проникнуть и в мысли? Не сможет. Он для нее закрыт.

Но она щелкнула пальцами у негр перед носом, громко выдохнула…

И снова исчезла.

Только вот выручить палочку ей не удалось. Она по-прежнему лежала в его ладони, каменно-холодная. Камни стали плоскими и непрозрачными, словно потеряв все сияние, всю силу, все значение.

Принц в отчаянии поднял глаза к небу. Ну почему все так непросто?!

— Бишоп, проснись! — кричала Меррим, теребя его за плечо. — Что ты видишь? Почему так странно смеешься? Немедленно открой глаза и расскажи, что ты видишь. Неужели меня? Это мой ум и хитрость так тебя насмешили?

Он стоял в гигантской башне перед чем-то вроде каменного алтаря. Кругом никого. Ему хотелось выть. Прикончить ее. Брешию. Брешию с роскошными рыжими волосами. Он жаждал стиснуть ее шею и в то же время умирал от желания подмять ее под себя и широко развести ее ноги.

Но вместо этого рассмеялся и покачал головой, восхищенный ее умом.

Он пришел в себя оттого, что Меррим безжалостно трясла его, несильно била по лицу, а он все смеялся, хотя смех вовсе не был веселым. Он смеялся просто от сознания собственного бессилия.

Очнувшись наконец, он тяжело вздохнул:

— Я начинаю верить, что в этой двойной жизни для смертных не уготовано ничего, кроме неприятностей. — И, немного помедлив, нахмурился. — Впрочем, и волшебникам, тем, кто жил не в наше время, тоже приходилось несладко.

— Объясни, — медленно произнесла она, — какие тут неприятности? И о каких волшебниках ты ведешь речь? И почему ты смеялся во все горло? Кто они, те, что не из нашего времени?

— Не знаю, — покачал он головой. Что случилось? Что здесь происходит?

Он резко сел и ударился лбом о шест шЈтра. Теперь ему было не до смеха! Нет, он испытывал неотвязный страх, вызванный бурлением крови, все еще гнездившимися в мозгу образами, которые постепенно таяли, уходили, оставляя за собой эхо его безумного хохота. Брешия тоже растворилась в воздухе.

Нужно немедленно покинуть Корнуолл и отправляться на дальние острова, к северу, где находились поселения викингов. Забиться в каменную хижину с очагом, в котором горит огонь. Ему не нужны тайны, то, что нельзя схватить обеими руками, объять разумом. Он желал только одного: смотреть, как ледяные волны моря разбиваются о каменистые берега островов, как вода обрушивается на его босые ноги… на мгновение он увидел десятки босых прозрачных ног, парящих над землей.

Нет!

Он выбросил неуместные мысли из головы. Проклятие, он всего лишь мечтал ощутить прохладные брызги на босых ступнях! Все его желания были реальными и имели под собой твердую основу.

— У тебя очень странный вид. Что тебе приснилось?

— Не знаю, но что-то совсем не смешное, — заверил он.

— Так это хорошо! — бодро воскликнула она. Вот только шуточек ему сейчас не хватало!

Он строго посмотрел на нее и выполз из шатра. В лицо ударил свежий ветер. Он поднял голову. Солнце не поднялось над горизонтом. Значит, еще совсем рано!

Почему же он едет в Тинтажель?

Это название только сейчас пришло в голову, и он понял. Просто понял, что направляется туда. Что ждет его там?

Бишоп снова покачал головой и глубоко вздохнул. Что бы там ни было, он не сомневался, что в Тинтажеле все станет ясно.

Обернувшись, он увидел, что Меррим стоит на коленях, стараясь разжечь костер. Он молча наблюдал за ней. За руками, аккуратно складывавшими хворостинки. За склоненной к крохотному огоньку фигуркой.

Наконец она уселась и довольно кивнула, глядя, как пламя жадно пожирает приготовленную для него пищу. Ее платье измялось, волосы выбились из кос, длинные рыжие пряди падали на щеки, завивались на затылке. Она вдруг вскинула голову и улыбнулась милой улыбкой, предназначенной только для него. Улыбкой, отражение которой светилось в ее глазах.

Теперь она видела в нем мужчину. Воскрешала в памяти все, что они делали прошлой ночью, когда она ласкала его. Держала в ладони. И он знал, что это ей понравилось. Очень понравилось. До того, что она постоянно перебирает все события вчерашней ночи.

А он не мог придумать, что сказать ей. Ни единой фразы, кроме: «Не хочешь, чтобы я поднял твой подол и припал к тебе губами?» Но разве можно выложить такое девушке?.

Улыбка Меррим померкла.

— Бишоп, я волнуюсь за тебя, — призналась она. — Неужели ты совсем не запомнил свой сон?

Он присел на корточки рядом с ней и взял протянутый ему кусок сыра. Прожевал, отломил кусок от каравая, который Филиппа завернула в толстую белую шерстяную тряпочку, и перед глазами возникло белое шерстяное одеяние. Одеяние Брешии. Возникло и пропало.

— Проснувшись в первый раз, — начал он, глядя в пламя, — я увидел себя, только это был не совсем я. И я смеялся, не в силах поверить происходящему.

— О чем это ты?

— Представь, что стоишь посреди огромного зала, битком набитого людьми, и твоя одежда неожиданно исчезает. Все разговоры мигом прекращаются, и окружающие таращатся на тебя. — Он пожал плечами. — Ты засмеялась бы просто потому, что не знаешь, как дальше быть?

Она непонимающе уставилась на него.

— Да, наверное, так поступил бы мужчина, но не женщина, — засмеялся он. — Женщинам необходимо прикрывать куда более интересные части тела, чем мужчинам.

— Думаю, твои части тела гораздо интереснее моих. Я — всего лишь я, но ты…

— Что?

Меррим вздохнула и принялась за сыр.

— Твои части тела, несомненно, куда интереснее, чем у бедняги Криспина. Я видела его голым, и это не слишком приятное зрелище. Но тебя я ощупала. И самая выступающая часть показалась мне наиболее привлекательной.

Бишоп надолго потерял дар речи. Боль в вышеупомянутой части тела была почти нестерпимой.

— Ты сбила меня с мысли, — изрек он наконец, глядя в огонь. Боясь посмотреть на нее, потому что голова кружилась от желания повалить ее на землю и избавить от девственности.

— Как это, стоять голой в зале перед всеми людьми и смеяться?! — недоуменно повторила она.

— Как бы ты поступила, Меррим? Стала бы сыпать проклятиями, зная, что это не поможет?

Меррим, хихикнув, согласно кивнула: