Всё как в тумане.


Глава одиннадцатая

Резко проснулась. Меня тряс сильный озноб. Моя ночная рубашка мокрая, местами изорвана и грязная. На ней видны следы моего падения на землю, на траву, когда я бежала в замок.

Посмотрела на свои дрожащие руки. Они испачканы. Это кровь Господина.

Хоть бы я его не убила своим поступком.

Хоть бы я всё правильно сделала.

Пытаюсь подняться с постели, но бессильно падаю на пол и ещё долго там лежу. Сил во мне мало. Но я не засыпаю. Просто лежу и думаю. Думаю, что если меня перенесло в мой мир, значит, есть вероятность, что я вернула сердце Господину. И если это так, то он не умрёт. Он будет жить, он убережёт замок от северных ветров.


***

Последующие ночи я никуда не перемещалась. Меня это очень тревожило. Я понимала, что это может означать – сердце вернулось к Господину. Но иногда меня накрывала паника, и я изводилась в истерике, а вдруг я не перемещаюсь потому, что больше нет ни замка, ни Господина, ни Палача, ни кого-либо другого из обитателей замка.

Моё невротическое состояние отразилось на работе. Я часто опаздывала. На работе зачастую занималась чем угодно, но не работой. Вечерами подолгу бродила по парку. Искала Ворона. Он был первым звеном в этой цепочке событий, вывернувших мою душу.

Единственное, что я не бросила, это писать книги. За те три недели, что прошли с момента моего возвращения из мира Господина, я каждую ночь проводила у монитора. Писала о чужих трагедиях, но ни слова о Господине. Его мир остался в моих снах, из которых я выбиралась едва живой. Но именно эти воспоминания мне грели душу. Я тосковала. И сидя у монитора по ночам, часто беззвучно плакала.

Мне не хватало его. Того мужчины, сердце которого я держала в своих руках. Это было неприятно осознавать, но я прикипела к нему. И после того, как наши руки держали его сердце, я вместе с сердцем отдала ему и часть себя. Взамен же ничего не взяла. Не попросила.

И теперь рвалась по ночам к нему. Разбивалась о пустые сны. И с израненной, осиротевшей душой, просыпалась в холодном поту. И так каждую ночь.

Зося допытывалась, что случилось со мной. Я отнекивалась, но ситуация постепенно усугублялась, и однажды я призналась. Рассказала ей почти правду.

– Алла, ну расскажи, по ком ты так изводишься?

– Тебе действительно это интересно?

– Очень.

Я отложила папку с документами и посмотрела на подругу.

– Не знаю с чего начать.

– Начни с простого, – решила помочь мне подруга. – Начни с его имени. Возраста. Места работы.

Усмехнулась я и посмотрела в окно. С простого… я же ничего не могу сказать подруге. Она меня за психически ненормальную сочтёт.

– Зося, у него, можно сказать, нет места работы. Возраст его доподлинно не знаю. Не стар, не юн.

– Ну, а имя?

– Вот с именем совсем всё сложно.

– Так, – напряглась подруга, – а как ты с ним познакомилась? И вообще, чего ты так сохнешь по нему? У тебя с ним что-то конкретное было?

– И было, и нет. Он хотел, а я тогда вообще его не хотела. Я испугалась, что он меня против воли…

– Он пытался тебя изнасиловать? – вытаращилась на меня подруга.

– Ну…

– Ты в своём уме!? Тебя хотел изнасиловать какой-то хрен, о котором ты ничего не знаешь, а ты теперь страдаешь по нему! Алка, тебе срочно нужен нормальный мужик!

– Я не хочу нормального. Мне псих запал в душу. Тот, кто меня ведьмой обзывал и грозился убить, если снова покажусь ему на глаза. Тот, кто меня едва не изнасиловал, но который целовал и ласкал, словно свою драгоценную собственность. Как если бы я была его по праву. И моё мнение его не интересовало. Он желал меня, и это была достаточная причина для близости между нами. Да, он жёсткий на слова. Но негрубый. Особенно его руки, они ласковые. Нежные. И я точно знаю, он ломался, когда причинял мне страдания… Зося, но самое странное в этой ситуации то, что я, совершенно не помню его лицо. Даже не помню, какого цвета у него глаза, волосы. Представляешь? Я мучаюсь, вспоминая, а вспомнить не могу. Вот его слова, прикосновения – это всё очень четко врезалось в меня. Но не его внешность. Хотя помню, он мне понравился. Не с первого взгляда, но понравился. Ты не думай, я не пьяная была. Вернее в начале «да», но потом-то трезвая, как стёклышко. А всё равно, воспоминания затуманены. Я надеялась, что успокоюсь и перестану думать о нём, а меня, наоборот, с каждым днём, с каждой ночью, всё больше и больше разрывают изнутри тревоги и мучительные мысли о нём.

Зося закурила. Раньше она никогда не курила в кабинете, а вот сейчас, услышав мои слова, разнервничалась и закурила свои любимые тонкие сигаретки. Она меня не перебивала. И я была благодарна ей за это. Поэтому продолжила говорить.

– Зося, ты, пожалуйста, не подумай, что я чокнулась. Я в него не влюбилась. Но тоскую. И мне очень нужно знать, что с ним всё хорошо. Что он жив. Просто жив… Он и все обитатели его дома.

– Обитатели? – тихо спросила Зося. – Ты была у него дома?

– Была.

– Он тебя к себе домой приводил?

– Нет. Он… Зося, давай я тебе потом всё расскажу? Потом, когда эти воспоминания перестанут быть такими болезненными.

– Хорошо. Я только понять не могу, если ты была у него дома, чего ты тогда не можешь пойти и узнать, как у него дела? Гордость мешает? Или у него жена есть?

– Нет! Жены нет. Любовница есть, а жены нет.

– Не понимаю, – ещё больше растерялась подруга. – Если у него есть любовница и ты о ней знаешь, зачем он тебе нужен? Зачем ему нужна ты?

– Я ему не нужна, тут ты права. Да и он мне не нужен. Я лишь хочу знать, что он жив.

– Ему угрожала опасность?

– Да.

– И ты его спасла?

– Или убила.

Теперь и я потянулась за тонкой сигаретой из Зосиной пачки.

Мы курили и пили кофе. О работе больше речи не шло. Несколько раз мимо нашего кабинета пробегали встревоженные сотрудники. Они искоса на нас поглядывали. Наиболее смелые делали нам замечания. Некоторые, завидев наш пофигизм, крутили пальцем у виска.

Но больше всего меня порадовал программист Мишка. Он последние деньки дорабатывал в фирме. Его уже ждало хорошее место в филиале какого-то крупного банка. Поэтому он не держался за своё место здесь и искренне обрадовался, увидев таких же, как он, свободных духом людей.

– О! Девчонки, а вы чего балду пинаете? Что, уже везде свои резолюции наложили и теперь не знаете чем заняться?

Мишка не вникал, за что отвечаем мы и полагал, что я с Зосей лишь распоряжения давали нижестоящим менеджерам. Отчасти он был прав. Хотя за последний месяц половину сотрудников уволили, поэтому мы с Зосей тянули на себе работу, за которую раньше отвечали несколько менеджеров. Но если учесть, что новых контрактов никто не заключал, то работы было немного.

Мы с работой, в принципе, справлялись. Вот только сегодня наш пухленький генеральный сообщил, фирма больше не его. Он нас передал новому руководству. И кому пендаля дадут, кого оставят, теперь будет решать новый собственник, команда которого прибудет завтра.

– Мишка! – обрадовалась Зося. – Присоединяйся к нам!

– Курить? – спросил Мишка, входя в кабинет.

– И пить! – указала она на чашку кофе.

– А как насчёт чего-нибудь покрепче? – улыбнувшись, Мишка подмигнул мне и небрежно провел рукой, поправляя свои светлые волосы.

Последующие события приобрели высоко-градусный оборот, в виде коньячка. Позже к нам присоединилась бухгалтерия полным составом. Девочки принесли с собой ещё выпивку и дело у нас пошло. Кто-то заказал пиццу и вскоре мы не только пили, но и ели.

Зося через компьютер врубила музыку, и пьянка медленно переросла в дискотЭку. Скудный мужской коллектив мы пополнили из гос. резерва, что томился на складе. Грузчики обалдели от той возможности прохалтурить, что с нашей лёгкой подачи поддержала глав. бух, которая давно поглядывала на зав. складом.

Все понимали, что это наш последний корпоратив. Наступит завтра, и многие уйдут отсюда навсегда. Но всё это будет завтра. А сегодня мы прощались с остатками фирмы, в которой проработали столько лет. Я, например, здесь начала работать ещё при первом муже. Так что, можно сказать, я старейший работник. Мои браки разваливались, а я продолжала трудиться на благо Анатолия Вадимовича, который так предательски от нас избавился. Он даже объяснять ничего не стал. Просто велел своему заму объявить о сложившейся ситуации.

И тем обиднее была ситуация, что мы все давно получали зарплату чёрным налом. То есть теоретически – нас нет. И никто не будет нам компенсировать увольнения. Поскольку мы уже давно официально не работаем здесь.

То есть для нового руководства, мы шайка непонятно кого, кто забрёл и сидит по кабинетам и на складе. А раз так, то и никого не испугать санкциями. Премии, всё равно, нас лишили. Об отпуске по графику тоже можно забыть.

Произвол?

Нет. Так полстраны живёт. Не всем же повезло хорошо трудоустроиться. Вот поэтому мы и гуляли сейчас.

Пир во время чумы.

Везунчики уже подыскали себе новую работу. Другим только предстояло это. И совсем немногие надеялись, что им предложат остаться. Что они приобретут официальный статус своей работы. И продолжат свои трудовые подвиги без смены дислокации.

Я вообще ни о чём не думала. Месяц назад я бы рвала и метала. Я бы смогла понравиться, как сотрудник, новому руководству, и сохранила за собой место. Но сейчас… Я лишь пить и танцевать хотела. Хотела и делала.

И именно поэтому я не сразу заметила, почему остальные сотрудники внезапно перестали поддерживать мой кураж и больше не аплодируют мне.

Почему мне?

Ну, а кто ещё сейчас танцует на столе? Только я.

Неожиданно отключили музыку, и я услышала одиночные хлопки, со стороны дверей. Перестала танцевать и посмотрела в сторону, откуда шли столь скупые аплодисменты мне.

В дверях стоял Анатолий Вадимович, наш бывший директор, который так любил, когда его называли генеральным, и ещё двое мужчин. Их я не знала. Но по смущённой физиономии «генерального» поняла, что эти ребята из новой команды. Может даже, кто-то из них новый «генеральный».