Габби даже не потрудилась поднять голову. Она слишком устала, чтобы бояться. На страх уходила энергия, а она исчерпала все свои резервы несколько часов назад.


– Потому что мне нужно оплачивать счета. Потому что не каждому дано быть всемогущим. Потому что это жизнь.

– Это не жизнь. Это ад.

Габби подняла голову, открыла рот, чтобы опровергнуть его слова, и огляделась. Был четверг. Весь день уйдет у нее на то, чтобы закончить с арбитражем Брайтона. Весь завтрашний день она посвятит рассмотрению дел Десни и Эллиота. А где откопать прецедент процесса Роллинсов? Ей придется тащиться в офис и в выходные. «Да, – угрюмо подумала она, – жизнь в «Лита и Столлер» – это ад».

– Что ты здесь делаешь? – устало спросила она. – Ты пришел меня помучить? Вынудить меня согласиться? Давай как-нибудь положим этому край. Убей меня, а? Избавь от страданий. А хотя не стоит. Мне же надо работать. – Она со вздохом сдула челку, упавшую на глаза, даже не глянув в его сторону.

– Жестокость – пристанище вялого ума, ka-lyrra. Только глупец завоевывает, когда мог бы обольстить.

– Великолепно. Существо, которое читает Вольтера, – пробормотала Габби. – Уходи.

– Существо, которое знало Вольтера, – мягко поправило оно. – Разве ты не понимаешь, Габриель? Теперь я неотъемлемая часть твоей жизни. Я никогда не уйду.

«Недавно у порога дома своего я видела мужчину; там не было его. Сегодня снова вижу, что нет мужчины там. Уйди же, прекрати ходить за мною по пятам». Бессмысленному стишку, который всплыл у нее в голове, Габби научилась от Грэм, когда была еще совсем маленькой. И ей не приходило в голову, что однажды ей доведется это пережить. Что она окажется в этой ловушке. И будет вынуждена сосуществовать с созданием, которое не видит никто, кроме нее.

Но это произошло. И она боялась, что по крайней мере половина ее сотрудников сочли ее сумасшедшей. Несмотря на ее попытки игнорировать Адама Блэка, Существо слишком часто провоцировало ее на ответ, и она не могла не обратить внимания на взгляды, которые бросали в ее сторону коллеги.

Была полночь. Габби лежала в постели, полностью одетая, натянув одеяло до самого подбородка и испытывая невероятное нервное напряжение. Она боялась заснуть, чтобы, проснувшись, не обнаружить его рядом с собой в постели. А еще больше она боялась не проснуться вовремя. По крайней мере, чтобы воплотить все, что скрывалось за страстными, обольстительными взглядами, которые Существо бросало в ее сторону весь день, ему придется ее раздеть, решила Габби; и конечно, от этого она проснется, прежде чем все зайдет слишком далеко.

Весь день оно ходило за ней по пятам. Наблюдало за всем, что она делала. (Ну, почти за всем. С его стороны было очень любезно остаться за пределами уборной, когда она повернулась к нему, оскалила зубы и захлопнула дверь у него перед носом.) Существо насмехалось над ней, дразнило, задевало ее своим большим сильным телом при каждой возможности и вообще слонялось повсюду – темное и такое сексуальное, что вызывало дрожь. Габби оставалась в офисе еще долгое время после того, как все разошлись по домам. Она пыталась разобраться с накопившимися делами и была такой уставшей и расстроенной, что делала все в десять раз медленнее, чем обычно.

И она бы осталась там еще дольше, если бы Адам Блэк не исчез, чтобы вернуться с шикарным обедом, который он стащил из ресторана самого Жана-Роберта в Пиголле. Несомненно, Существо было настоящим гурманом. А почему бы и нет, ведь оно могло украсть все, что захочет. Габби и сама хотела бы обладать силой feth fiada хотя бы ради нескольких часов сумасбродной безнаказанной магазинной кражи в «Саксе» на Пятой авеню, а может, можно было бы заглянуть в «Тиффани».

Высокое, мускулистое Существо, облаченное в черную кожу, молча расстелило на столе украденную скатерть, расставило перед Габби жареную лососину в источающем невероятный аромат соусе, картофель с сыром, блюдо из жареных овощей, хлеб с хрустящей корочкой и сладким, как мед, маслом и – ни больше ни меньше – три десерта. Затем оно поставило с бархатистыми лепестками в высокую блестящую вазу и лило вино в изящный бокал из хрусталя.

– Ешь, Габриель, – мягко сказало оно, становясь за ее спиной и кладя руки ей на плечи. Затем одна его рука скользнула вверх, прикоснувшись к ее щеке, а другая стала нежно массировать затылок. В какой-то миг Габби готова была растаять, отдаться во власть этих рук.

Но, изобразив на лице недовольную гримасу, она отклонила голову и собиралась уже разнести его в пух и прах, сказать ему, куда оно может засунуть все эти ворованные продукты. Но Существо снова исчезло. Она его больше не видела.

Теперь Габби знала, что оно намеревается делать, и это было гораздо более жестоко, чем применение силы. Оно собиралось постоянно присутствовать в ее повседневной жизни, сводя ее с ума, провоцируя, изнуряя. Оно собиралось быть не грубым и не жестоким, а благородным и соблазнительным, как будто знало о ее тайной страсти к Существам из Чара. И когда она будет обессилена, оно окутает ее искушением в надежде, что она поддастся и оно достигнет цели.

Нет, Существо не станет применять силу; Габби уже была в этом уверена. Разве не ясно сказано в «Книге о син сириш ду», что оно живет, чтобы соблазнять и манипулировать? Она поняла, что грубую силу бессмертные, всемогущие Существа применяли несколько веков назад. Адам словно говорил ей всем своим видом: «Это слишком просто, разве это может быть интересно?»

Силе Габби еще могла бы сопротивляться: она была бы вынуждена бороться, приходить в бешенство, возможно, даже умереть, сопротивляясь. Сила разожгла бы в ней ненависть и сделала более упрямой.

Но как противостоять обольщению со стороны сексапильного темного Существа? Габби понимала, что влипла по полной программе.

Самым печальным было то, что ему не нужно было далеко ходить, чтобы обнаружить ее слабость. Габби любила приятные мелочи. И она редко могла себе их позволить, со своим скудным доходом, едва покрывавшим расходы на жизненно необходимые вещи и на обучение. Она ценила хорошую еду, красивые цветы и дорогое вино так же, как и любая другая девушка. И хотя она не переставала бранить себя, но все же съела изумительную пищу, которую ей оставил Адам Блэк, зная, что сама она никогда не сможет позволить себе еду от Жана-Роберта. Покончив с последним роскошным кусочком шоколадного трюфеля с австралийским орехом, который к тому же был полит взбитыми сливками, она так рассердилась на себя, что сдалась и оставила работу на вечер.

И в ее душу закралось ужасное подозрение, что это только начало. «Мир полон приключений, и они просят, чтобы ты их испытала», – сказало Существо, когда она сидела в сером тесном кабинете, окруженном тысячами серых тесных кабинетов, в сером тесном здании, зарывшись в бумаги, которые ежедневно отбирали у нее большую часть времени; она все реже видела солнце, потому что выходила на работу до рассвета, а приходила после заката.

Приключения... Доводилось ли ей это чувствовать, доводилось ли наслаждаться всеми возможностями, которые открывала перед ней жизнь? Нет. Габби всегда считала, что должна быть ответственной. Должна получать наивысшие оценки. Должна сделать карьеру. Должна преуспеть в своем деле. Должна проявлять заботу о маленьких детях, стариках и животных. Должна все делать правильно. «Не стоит никому ничего доказывать, Габби, – распекала ее Грэм много лет назад. – Ты хороша такая, какая есть».

Правильно. Вот почему ее мама сбежала. Потому что Габби была почти идеальна. А если бы она стала еще более идеальной, сбежала бы и Грэм.

Недовольно ворча, Габби взбила подушку и рухнула в постель. Ее рубашка была смята, провод от бра впился в кожу, а юбка собралась складками. Один носок раздражающе болтался, наполовину спущенный, – отвратительное чувство. Она никогда не спала одетая, кроме того, несмотря на открытые окна и ритмично вертящийся под потолком вентилятор, в ее спальне было жарко. Пот стекал у нее между грудей, а мокрые волосы прилипали к шее.

– Я убью тебя, Адам Блэк, – устало пробормотала она, закрывая глаза. Затем снова широко раскрыла их, пораженная этой мыслью. Существо было в смертном теле. Пресвятая дева! Значит, его можно убить. А ведь это и есть решение всех ее проблем?


– Мне нужны четверо из вас, – сказал Дэррок, не скрывая отвращения. Он не видел необходимости его скрывать: охотники Ансилии были слишком грубыми и жестокими, чтобы это могло их задеть.

– Если нас будет пара десятков, мы найдем его быстрее, Дэррок, – сказал Бастион, складывая крылья и осматривая голодным взглядом зеленые поля. Он был самым старшим из Охотников и обладал наибольшей силой.

Дэррок наблюдал, как ноздри Бастиона раздуваются, вдыхая запах человеческого мира. Он решил освободить Охотника из его ледяной обители – мрачного, темного мира Чар, находиться в котором была обречена Ансилия – и перенести его на холм Тары, чтобы напомнить обо всем, что Ансилия потеряла. А еще для того, чтобы удостовериться, что король Ансилии, который сегодня поддерживал Эобил, а завтра нет (и предсказать это не мог никто, даже сама королева), не подслушивает. Хотя Король Тьмы редко покидал свой темный замок в дебрях холодного, мрачного мира тени и льда, Дэррок не имел ни малейшего желания привлечь внимание этого грозного... создания.

– Здесь нужна не поспешность, а хитрость. Посылать пару десятков таких, как ты, в мир людей слишком рискованно, – это может помешать осуществлению наших планов. Ищешь возможность снова вольно скитаться по свету, как до принятия Договора, Охотник?

– Да, и ты это знаешь, – проревел Бастион.

– Делай, как я скажу, и это осуществится. Ослушаешься меня – и этого не будет никогда.

– Охотники никому не подчиняются. – От возмущения Бастион зашуршал темными крыльями.

– Все мы кому-то подчиняемся, Бастион, с тех пор как был подписан Договор, – сказал Дэррок, стараясь оставаться спокойным. Ансилия раздражала его и в лучшие времена, не то что сейчас. Нынче здесь было опасно, и он не хотел, чтобы эта опасность возросла из-за того, что норовистые Охотники от кажутся выполнять его приказы. – Я пытаюсь это изменить. Так ты согласен выполнять мои приказы, или будем считать, что тебя все устраивает? Ты согласен быть заключенным? Загнанным в коровник, как скотина?