Та уставилась на раввина, вдруг осознав смысл его слов.

– Мне? – вскрикнула она, не зная, радоваться ей или огорчаться, что ее удостоили такой чести. В сущности, она хотела одного – вернуться с дочерью домой и жить обычной жизнью у себя на родине. Слишком большая ответственность свалилась на ее голову – хранить этот древний загадочный артефакт, которому было предначертано свыше если не спасти мир, то сделать его чуть лучше. Она ведь не героиня голливудского блокбастера, а рядовой хирург, мать единственной дочери. Ее занесло в эту загадочную историю с камнями случайно. – Но почему я? Я только хотела…

Лицо Моше осветила мягкая добрая улыбка.

– Я понимаю вас, – сказал он, и Беатриче чуть было не подпрыгнула. Если он все понимает, зачем перекладывает на нее такое бремя? – Никто не может заставить взять на себя эту миссию. Она возлагается на человека как знак доверия, которое нужно заслужить. Не я выбрал вас. Это сделал камень Фатимы – вернее, сила, которая им движет.

У Беатриче закружилась голова. Что делать? Может, выполнить часть задачи, просто положив свой камень к остальным? Вдруг Моше передумает и будет до конца нести свой груз ответственности? Но не успела она положить свой камень в шкатулку, как Моше схватил ее за руку. Его пальцы были ледяными, как у покойника, и все-таки в них таилась удивительная сила.

– Нет, – твердо сказал он. – Не сейчас. Пока это слишком опасно.

– Но почему?

– Вам надо унести камни отсюда. По дороге домой вы можете столкнуться с фидави – и тогда шесть осколков глаза Фатимы будут навсегда потеряны для человечества. – В подкрепление своих слов он кивнул головой. – Держите у-бину в своем кошельке, в привычном месте, пока не доберетесь до дома, а потом вместе с руах-даат соедините с другими камнями. Если на вас нападут фидави, у вас останутся хотя бы два камня.

Беатриче выразительно посмотрела на Али. Он только пожал плечами. Очевидно, аргументы старца его тоже не убедили. Но если такова воля раввина, она не вправе ему отказать. Ему осталось жить считанные дни. А камни…

– Увезите камни подальше из Казвина, – продолжал Моше Бен Маймон, выпустив наконец руку Беатриче. – Фидави уже совались в мой дом. Мои сыновья, правда, тайком закопали убитых, и следы их присутствия в городе затерялись, но я уверен, что это ненадолго. Они снова будут пытаться завладеть камнями. Даже потерпев поражение, они не сдаются. Не удивлюсь, если узнаю, что они снова здесь. – Откинувшись в кресле, он выглядел еще более старым и изможденным, чем прежде.

Исаак бросился к нему и, взяв его руку, долго смотрел в глаза.

– Вы слышали, что сказал ребе? – прошептал Исаак. – А теперь можете идти. Если остались вопросы, зайдете в другой раз. Сейчас ребе Бен Маймон нуждается в покое.

Переглянувшись, Али и Беатриче поднялись. Слова Исаака прозвучали насмешкой. Еще бы у них не было вопросов! Их стало даже больше, чем прежде, и старец не дал на них ответа. Саддин был прав: Моше Бен Маймон знал о камнях все! Ей понадобится, немало времени, чтобы разгадать все тайны камней Фатимы. Увы, Моше скоро умрет. Как ни досадно, но они не вправе мучить старого больного человека своими расспросами. Им пришлось покинуть дом.

Моше Бен Маймон слышал, как хлопнула дверь за его гостями. С какой радостью он ответил бы на все вопросы, которые прочел в их глазах! Но как за то короткое время, что у него осталось, рассказать все, что он знал? Он потратил несколько жизней, прежде чем нашел ответы на все вопросы. И вот теперь вместо облегчения Моше Бен Маймон чувствовал, что силы его окончательно покидают.

– Я так устал, Исаак, – прошептал он обеспокоенному юноше, склонившемуся над ним. – Я бесконечно устал.

– Я знаю, ребе, знаю. Я уложу вас в постель. – Исаак поднял его, как ребенка, и отнес на кровать. – Вам надо отдохнуть, ребе. Завтра вы встанете с новыми силами.

Моше улыбнулся. Завтра? Нет, для него уже не будет никакого завтра. Теперь он будет спать. Долго спать. И больше никаких путешествий, никакой борьбы. Никогда.

– Ступай, Исаак, – сказал он, закрыв глаза. – Я хочу побыть один.

– Как вам угодно, ребе.

Моше слышал удаляющиеся шаги своего юного друга. Дверь захлопнулась, и наступила тишина. Наконец он обрел покой.

Он уже почти заснул, как вдруг почувствовал что-то твердое, вонзившееся ему в грудь. Нащупав дрожащими пальцами предмет, он обомлел. Ему не надо было видеть, что это такое. Он чувствовал. Он знал каждый изгиб, каждый выступ его ребра. Это был у-бина – прозрение. Как он попал к нему в постель, ведь Беатриче на его глазах положила сапфир в свой кошелек?! Но на этот вопрос не мог бы ответить ни один смертный – это еще одно из бесчисленных чудес камней Фатимы. Моше глубоко вздохнул. Значит, его миссия еще не окончена. А он так устал. У него даже не осталось сил злиться на судьбу, на волю Божью, которая требовала от него невозможного!

– О Адонай! О Зебаот! – шептал он, вдруг чувствуя, как все начинает кружиться перед ним. Его холодные пальцы все крепче сжимали камень. Глаза наполнились слезами. – Но почему? Почему? Почему?

XX

Весь обратный путь Али и Беатриче не проронили ни слова. Они были поглощены мыслями, которые следовало переварить. Кроме того, они боялись, что кто-то может их подслушать. В каждом прохожем, торговце, нищем и крестьянине мог скрываться фидави. Лучше все обсудить дома, закрыв окна и двери. Им предстоит долгий разговор. Возможно, они даже рискнут открыть шкатулку и положить туда недостающие два камня.

Их опасения оказались напрасными. Они спокойно дошли до дома Али. Никто их не задержал, не заговорил с ними, не выхватил из рук корзину, в которой Беатриче под ворохом тряпок спрятала шкатулку с драгоценными камнями.

Не успели они войти в дом, как навстречу им уже спешил слуга, чтобы сообщить новость: у ворот Али ждет незнакомец с больным сыном. Али нахмурился.

– Разве ты не сказал, что сегодня я не принимаю?

– Сказал, господин, – ответил слуга, показывая своим видом, как неприятно ему огорчать хозяина таким сообщением. – Я говорил им. Но они меня не послушались. Сказали, что долго добирались и непременно хотят попасть к вам на прием. С самого раннего утра они сидят у ворот и ждут вас. – Слуга склонил голову, избегая взгляда Али. – А тут еще собралась толпа зевак. Я хотел позвать солдат, чтобы всех разогнать, но Махмуд запретил. Он сказал, что пойдут дурные слухи, а вам это ни к чему.

– Мне не привыкать, – с горечью заметил Али. – Но как ты мог допустить это? Почему не впустил в дом этих людей?

– Господин, но вы же сами… – забормотал слуга, испуганно отступив на несколько шагов назад. – Вы же сами недавно приказали в ваше отсутствие никого не пускать в дом. Вы даже пригрозили строго наказать того, кто…

– Ладно. – Али махнул рукой. – Зови их. Может, удастся исправить положение. – Он бросил выразительный взгляд на Беатриче. – Хотя есть дела и поважнее, но…

– Это наш долг, – сказала Беатриче, чувствуя, что Али было сейчас не до работы. – Клятва Гиппократа. Ты уже знаешь.

Али тяжело вздохнул, словно атлант, держащий небо на своих плечах.

– Я знаю. Хочешь пойти со мной?

Беатриче, не колеблясь, согласилась. Все было почти так же, как тогда в Бухаре, когда они вместе лечили больных, подолгу обсуждали медицинские проблемы. Они спорили, когда их мнения относительно диагноза или способа лечения расходились. Но прежде всего они учились друг у друга. Али узнал много нового в анатомии, физиологии и патологии, а Беатриче – о лечебных травах и их действии на организм. Эту область медицины она раньше считала средневековым шарлатанством и эзотерическим бредом.

Когда Беатриче и Али вошли в приемную, человек с «больным» сыном были уже там. Тщедушный юноша, с вьющимися волосами цвета воронова крыла, сидел на корточках в углу комнаты и угрюмо смотрел в их сторону. Мужчина, высокий и худой, одетый в бедную, но чистую одежду, стоял у стеллажа с книгами, держа в руках один из самых драгоценных томов в библиотеке Али.

– Приветствую вас, – сказал Али, и между его бровей пролегла складка. Этот взгляд был хорошо ей знаком. Книги были его святыней. Он не переносил, когда кто-то без его ведома прикасался к ним. – Нашли, что искали в моих книгах?

– О, извините, – промолвил гость, поставив книгу на место. Он вел себя уверенно, совсем не чувствуя вины. Затем он поклонился. – Да хранит вас Аллах.

Али коротко кивнул.

– Вам не понравилось, что я без разрешения взял одну из ваших книг.

– В самом деле?

– Да, – невозмутимо ответил гость. По-видимому, он не заметил насмешки в тоне Али. Беатриче показалось, что его ничто не может смутить. Довольно странно. Обычно люди низшего сословия ведут себя иначе – покорно и подобострастно. Этот же был совсем другим. – В вашем собрании есть любопытные книги, господин. Вы ищете истину. Но позвольте дать вам один совет: выбросите их. Человеку нужна только одна книга, чтобы обрести истину.

– Предполагаю, что вы говорите о Коране? – На губах Али заиграла странная улыбка. Беатриче онемела. Надо внушить Али, чтобы он молчал. Он может поплатиться головой за свой язык. Но она понимала, что это бессмысленно, на Али невозможно влиять. И в этом они были схожи друг с другом. – Но точка зрения одного человека не может быть истиной. Однако вы с сыном проделали этот длинный путь не для того, чтобы рассуждать о мудрости Корана. Что привело вас ко мне?

– Мой сын, господин, – ответил гость, указывая на юношу в углу, – тяжело болен. Я не знаю, что с ним. С некоторых пор он перестал говорить.

Гость принялся рассказывать о больном сыне. Беатриче не понравился взгляд, которым он смотрел на Али. Кто этот человек, откуда взялся? Может, он действительно бедный пастух? Но тогда откуда этот интерес к книгам? Если бы он был бедным имамом из мечети, затерянной далеко в горах, это хоть как-то объясняло бы его странное поведение: священники, независимо от их благосостояния, привыкли, чтобы их почитали. И вдруг ее пронзило подозрение: она вспомнила слова Саддина о том, что фидави не брезгуют никакими средствами, привлекая для своих целей даже женщин и детей. Нет ничего проще, чем симулировать болезнь, которую назвал гость. Ее бросало то в жар, то в холод.