— Это правда. Ему ничего не стоило бы подстрелить меня, когда мы с вами переходили через реку.

— Значит, дело не только в этом, — задумчиво проговорила Кэролайн, поймав на себе тревожный взгляд угольно-черных глаз. — Ведь я права, не так ли? Он дал вам понять, что зол на вас и... что вам следует быть начеку!

— Я всегда начеку, — пожал плечами Волк.

— Давайте не предаваться словесным играм! Время для этого совсем не подходящее! — строго сказала Кэролайн, вертя в руках пистолет.

— Цельтесь в грудь и старайтесь стоять прямо, когда станете нажимать на курок. Главное, чтобы рука ваша не дрожала. И еще: ни в какие игры я не играю. Вы правы: время для них самое неподходящее.

Держа в руке тяжелый пистолет, Кэролайн спросила:

— Но почему вас так беспокоит Тал-тсуска? Все эти предосторожности вы предпринимаете из-за него, правда?

— Да.

Его односложный ответ поразил Кэролайн.

— Но если он, напротив, вовсе...

— Не я ему нужен, Кэролайн!

— Но кто же тогда? — Кэролайн не успела договорить, как догадка молнией сверкнула в ее мозгу. Облизав Пересохшие губы, она спросила севшим от волнения голосом: — Но почему?

Волк пожал плечами и, помолчав, ответил:

— Возможно, его пленили ваши волосы, цвет которых напоминает сияние полной луны. А может быть, он без ума от ваших огромных голубых глаз. Или от ваших полных родовых губ. — Волк осекся, осознав, что вдохновенно перечисляет те достоинства внешности Кэролайн, которые с момента встречи с ней не давали спокойно заснуть ему самому. Но, как бы красива она ни была, навряд ли это послужило причиной домогательств Тал-тсуски.

— Его жена и сын умерли от оспы. Сам он чудом выздоровел, но сохранил следы болезни на своем лице.

— Я от души сочувствую ему, — искренне произнесла Кэролайн, — но не могу понять, при чем здесь я?

— Он зол на англичан за то, что они принесли эту болезнь на наши земли. — Помрачнев, он замолчал и лишь после некоторого колебания добавил: — Если бы не бледнолицые поселенцы, мы не ведали бы о подобных болезнях.

— Но ведь они познакомили вас и со многими благами цивилизации, прежде недоступными аборигенам, — возразила Кэролайн. Ведь на пути сюда она видела города, поселки, плантации, укрепленные форты. Но Волк взглянул на нее с насмешкой и оттенком сожаления, подняв черные брови.

— Боюсь, у нас с вами нет сейчас времени на обсуждение достоинств английской цивилизации, — сказал он, протягивая ей пистолет. — Держите. Я оставлю вам запасной рог с порохом и пули. Я проверил его. Осечки быть не должно.

Кэролайн нехотя взяла в руку оружие. Пальцы Волка слегка сжали ее ладонь. Ей вдруг мучительно захотелось, отбросив в сторону пистолет, прижаться к широкой груди Волка, обвить руками его стройный стан, сказать ему, что главное ее оружие в борьбе против этого жестокого мира — он сам, ее любовь к нему, поведать ему о том, что она ждет от него ребенка.

Но прежде чем с языка ее сорвались слова, о которых она впоследствии могла бы пожалеть, Кэролайн резко отвернулась.

— Я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Да, поторопитесь, пожалуйста!

— Вы справитесь, Кэролайн!

Кэролайн показалось, что Волк произнес эти слова полувопросительно. Она медленно повернулась к нему и кивнула, боясь, что расплачется, если произнесет еще хоть слово. Он молча привлек ее к себе и принялся гладить по пушистым волосам. Кэролайн склонила голову ему на грудь.

Он терял время. Волк сознавал, что чем раньше он уйдет отсюда, тем скорее вернется. Но оттолкнуть от себя Кэролайн было выше его сил. Вместо этого он с силой привлек ее к себе.

Губы ее, как всегда мягкие и податливые, с готовностью ответили на его поцелуй. Он впивал в себя их восхитительный вкус, точно хотел навеки запечатлеть его в своей памяти. Когда он наконец, пересилив себя, отстранился от нее, Кэролайн со стоном покачнулась.

Волк отступил еще на шаг, протянул руку за мушкетом и, повесив его на плечо, снова взглянув на Кэролайн. Рот ее, все еще хранивший следы поцелуя, был влажен и ярко-ал, волосы блестели и переливались в колеблющемся свете свечи. Она была вдовой его отца, и Волк, напомнив себе об этом, с трудом поборол желание овладеть ею прямо сейчас, здесь, на полу, покрытом ковром. Издав глухое рычание, он подошел к двери и уже взялся за ручку, как вдруг услыхал пронзительный крик, донесшийся из спальни.

Кэролайн опередила его, с быстротой молнии метнувшись из комнаты. Когда он вошел в бывшую комнату отца, Кэролайн уже склонилась над роженицей. Та была белее простыни, которая укрывала ее до самого подбородка. Когда несколько минут назад они с Кэролайн выходили в гостиную, Мэри спокойно спала, и Волк подумал, что успеет привести Садайи. Теперь же ему стало ясно, что ни о чем подобном и речи быть не может. Придется обходиться собственными силами. Глаза Мэри были закрыты, дыхание с хрипом вырывалось из ее пересохших губ. То и дело она слабым, дрожащим голосом звала Логана.

Волк никогда не осуждал брата за то, что тот покинул Семь Сосен. Он и сам ни за что не стал бы жить под одной крышей с Робертом. Даже если бы был законным сыном и чистокровным англичанином. Но теперь он с неприязнью подумал о брате, который ушел отсюда, нимало не заботясь о беременной жене.

— По-моему, уже скоро, — сказала Кэролайн. Ее саму поразил спокойный, даже какой-то будничный тон, каким она произнесла эти слова. — Пожалуй, вам лучше было бы подождать в другой комнате. — Она взяла Мэри за руку и заставила женщину ухватиться за веревки, которые незадолго перед тем привязала к изголовью и изножью кровати. Обретя опору, Мэри принялась тужиться.

Кэролайн начала разворачивать лежавшую наготове чистую простыню, но вдруг краем глаза заметила Волка, все так же стоявшего в дверном проеме. Он точно оцепенел и не сводил безумных глаз с Мэри. Произойди подобное в иной, менее серьезной ситуации, Кэролайн вволю посмеялась бы над выражением его лица. Он был едва ли не более бледен, чем сама роженица, которая к этому моменту, надо сказать, стала розовой от натуги. Зубы ее были стиснуты от боли, кожа покрылась бисеринками пота.

— Рафф! — воскликнула Кэролайн, но ей пришлось еще раз, громче, повторить его имя, прежде чем он, словно очнувшись, перевел взгляд с лица Мэри на нее. — Надо подогреть воду!

Кэролайн решила все же удалить его из комнаты под первым попавшимся предлогом. Это сработало блестяще. Тихо, как кот, прокравшись в комнату, он подхватил оба ведра и, стараясь не расплескать ни капли, все так же на цыпочках бесшумно удалился.

Кэролайн усмехнулась, и вниманием ее снова безраздельно овладела Мэри. Прежде, когда роженица рассказала ей, что следует делать, Кэролайн была уверена, что все перепутает и от волнения непременно упустит из виду что-нибудь важное. Теперь же она с удивительной четкостью и точностью выполняла все до единой инструкции Мэри, ни разу не сбившись и ничего не забыв.

— Давай-давай, Мэри! Я уже вижу головку ребенка! — она похлопала подругу по руке и с чувством воскликнула: — Ты справишься, Мэри! Ты просто молодчина!

Кэролайн не могла быть уверена, что роженица расслышала ее слова, но в ее распоряжении просто не было никаких иных средств для поддержания слабеющих сил подруги.

Ибо Мэри с каждой секундой дышала все тяжелее, голова ее беспомощно поникла, и руки, сжимавшие узлы веревок, сами собой разжались.

— Соберись с силами, дорогая! Осталось ведь совсем немного! Ребенок уже готов появиться на свет!

Истошный крик, вернее нечеловеческий вой, который вдруг издала хрупкая Мэри, заставил сердце Кэролайн похолодеть от страха. Волосы ее поднялись дыбом. Нечто подобное она слышала, когда... Тряхнув головой, она отогнала от себя непрошеные воспоминания.

— Еще совсем чуть-чуть. Ну, вот и все! — радостно воскликнула она, подхватывая скользкое тельце новорожденного. Глаза ее наполнились слезами, и, обернувшись к Волку, который в эту минуту ворвался в комнату, с грохотом распахнув дверь, она счастливо улыбнулась.

— Девочка! — Кэролайн поднесла крошечное, багрово-красное, жалобно попискивавшее создание к изголовью кровати. — Мэри, я поздравляю тебя с дочерью!

Но ответа на эти слова не последовало. Мэри настолько обессилела, что не реагировала на окружающее. Она неподвижно лежала на постели и не отзывалась, сколько ее ни звали.

— Рафф, подойдите сюда! — позвала Кэролайн и, когда он оказался подле нее, протянула ему продолжавшего хныкать младенца.

— Вы хотите, чтобы я взял ее на руки?! — спросил Волк с неподдельным ужасом.

— Ну да, а что же тут такого? Но сначала возьмите вот это, — и она кивком головы указала на льняные пеленки, сложенные стопкой на крышке сундука. Волк понял, что ему придется-таки хотя бы некоторое время подержать племянницу на руках и покорно развернул пеленку, на которую Кэролайн бережно положила девочку.

Стоя возле кровати, он внимательно наблюдал за дальнейшими действиями Кэролайн. Та, ритмично нажимая на живот Мэри, освобождала ее от последа, то и дело заглядывая в лицо подруги с надеждой, что та очнулась от своего полузабытья. Но Мэри была все так же бледна, и дыхание ее оставалось частым и поверхностным. Говоря по правде, Волк выглядел ненамного лучше. Происшедшее явно потрясло его до глубины души, и Кэролайн, не высказывая этого вслух, побаивалась, как бы он, подобно Мэри, не лишился чувств.

— Не слишком ли она маленькая? — почтительным шепотом осведомился он у Кэролайн, пеленавшей ребенка.

— О да! Ведь она родилась преждевременно. Но будем надеяться, что Господь окажется милостив к ней и к Мэри.

Как бы то ни было, здоровье новорожденной вызывало у Кэролайн гораздо меньше опасений, чем состояние ее матери. Отвязав сослужившие свою службу веревки, она намочила в воде чистое полотенце и осторожно протерла им бледное, точно восковое лицо роженицы.

Чтобы снять охватившее его напряжение. Волк принялся ходить взад-вперед по комнате, держа дочь Логана на вытянутых руках, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, которую небезопасно даже прижать к груди. Краем глаза он видел, что Кэролайн вытирает тело Мэри влажным полотенцем, и хотел было предложить помочь перевернуть ее, в то же время боясь, что стоит ему отвести взор от красного сморщенного личика ребенка, как тот зальется неистовым плачем и — того и гляди — умрет от натуги прямо на его руках. Он счел за благо подождать, когда Кэролайн сама обратится к нему за помощью и, что самое главное, заберет у него из рук этот крохотный комочек едва тлеющей жизни.