Кэролайн, шмыгнув носом, вытерла повлажневшие глаза и кивнула. Ей было нечего добавить. Она и так, похоже, сказала слишком много.

— На ваши плечи свалилось много тяжелейших испытаний, и потому я не в обиде на вас за эти слова. Но поверьте мне, Кэролайн, и постарайтесь хорошо запомнить следующее: если мы выберемся отсюда, то лишь благодаря хладнокровию и крайней осторожности. Вы поняли меня? Вам следует быть очень осмотрительной и чрезвычайно сдержанной!

Мы. Он сказал — «мы»! Кэролайн облизала пересохшие губы.

— Тал-тсуска — это тот, кто взял вас в плен, — сказал Волк. — Он — мой родственник, но данное обстоятельство ничего, по сути, не меняет. Он желает, чтобы вы принадлежали ему, и имеет полное право требовать этого.

— Ну а я вовсе не желаю этого! — заявила Кэролайн, нимало не слушаясь тем, что в голосе ее прозвучали нотки детского упрямства. Она хорошо помнила, в какой ужас поверг ее вид Тал-тсуски с его воинственно размалеванным лицом и красной полосой вдоль носа.

— Ваше желание или нежелание подчиниться его воле не будет принято во внимание.

Кэролайн захотелось завизжать от бессильного гнева, наброситься с кулаками на этого человека, с такой невозмутимостью произносящего столь чудовищные вещи. Голос его звучал так ровно и бесстрастно, точно речь шла о погоде или же о каких-то неинтересных, не касающихся собеседников событий. Но она, пересилив себя. промолчала, настороженно прислушиваясь к негромкому голосу Волка.

— Вы — пленница, и с этим ничего не поделаешь, Кэролайн! И вождь поселения, хотя и выступает с осуждением набега на Семь Сосен, в душе не может не одобрять своих доблестных воинов, не восхищаться их мужеством и храбростью.

— Храбростью?!! Проявленной в противоборстве с беспомощным, больным стариком и двумя женщинами, одна из которых вот-вот родит?!! Опомнитесь, Рафф! Как вы можете произносить подобные слова?!

— Храбрость их в том, что они не побоялись поднять руку на англичан, — сказал он по-прежнему спокойно. — Но не нам с вами обсуждать вопросы индейской этики. Я лишь счел нужным сообщить вам, как вождь... и многие другие понимают свершившееся, какой смысл вкладывают они в нападение на Семь Сосен и как это может отразиться на вашей участи.

— Похоже, последнее обстоятельство может быть выражено всего тремя словами: дела мои плохи! — проговорила Кэролайн, поникнув головой.

— Если не принимать во внимание того, что я тоже заявил свои права на вас.

— Что-о-о?! — Кэролайн не верила своим ушам. В самом деле, возможно ли такое?! Чтобы два индейца оспаривали ее, белую женщину, дочь графа, друг у друга, сообразовываясь лишь своими индейскими понятиями о праве и законе, точно она — рабочая скотина или вязанка дров!

— Член моей семьи был умерщвлен, и я вправе теперь требовать компенсации.

— В виде меня?

— Да, я сделал именно такой выбор. — С этими словами он сделал шаг к двери. — Вождь ждет меня, и мне следует поторопиться.

Волк не сказал, что и так уже непозволительно долго задержался здесь. Он шел в эту хижину с единственным желанием воочию убедиться, что Кэролайн жива и невредима. В его намерения не входило смазывать ее ступни целебным бальзамом, мыть ей голову... и все тело... прикасаться к ней.

— Подождите! — Кэролайн бросилась к Волку и схватила его за руку. — Что вы собираетесь делать?

— Тал-тсуска и я будем говорить о своих правах на вас. Затем вождь примет решение.

— Но что, если... — Кэролайн заморгала, отгоняя непрошеные слезы. — Я не хочу оставаться здесь!

Волк взял ее за плечи и, глядя в ее полные отчаяния глаза, пообещал:

— Вы здесь и не останетесь!

Но Кэролайн знала, что он и сам не до конца уверен в своих словах.

Оставив Кэролайн в хижине. Волк торопливо направился к вигваму совета, шагая по утоптанной почве деревенской площади. На душе у него было тревожно. Тал-тсуска, обхватив руками плечи, стоял у входа в вигвам. Брови его были мрачно сдвинуты. Он был возмущен и полон негодования. Как посмел Ва-йя войти в хижину к его пленнице?! Что он там делал так долго?! Индеец высказал все это вождю, но тот признал за Волком право навестить вдову своего покойного отца и убедиться, что ей не причинили вреда.

— Они не позволят тебе забрать ее, — заявил Тал-тсуска, глядя на Волка с плохо скрытым торжеством. — Она была женой ненавистного всем Инаду!

— Который убит вами, — бесстрастно добавил Волк, проходя мимо индейца к вигваму.

Он состоял в весьма близком родстве с Тал-тсуской, который был сыном его дяди, родного брата матери. Еще сильнее связывали их воспоминания о самых ранних годах жизни, проведенных вместе. Но Волк нисколько не преувеличивал, говоря Кэролайн, что все это не будет принято во внимание.

Тал-тсуска, как и многие другие, осудили отъезд Волка в Англию. По их мнению, его нисколько не извиняло то, что отец, которому он должен был повиноваться, принудил его к этому силой. И возвращение Волка на родину в глазах Тал-тсуска и остальных вовсе не говорило в его пользу. Он стал для них англичанином, бледнолицым, а значит, объектом ненависти и презрения. Это обстоятельство делало шансы Тал-тсуска завладеть Кэролайн более реальными.

Волк снял с себя все оружие и положил свой мушкет, рог для пороха, томагавк и нож на землю подле оружия Тал-тсуски. Наклонив голову, он освободил шею от ожерелья, принадлежавшего его деду. Маленькие раковины, из которых оно состояло и по которым можно было определить, к какому роду принадлежал их обладатель, слабо звякнули в руке Волка, и, коснувшись их гладкой поверхности, он ощутил прилив сил и уверенности в себе.

Сумрачное, дымное помещение вигвама совета освещал лишь очаг, помещавшийся в самом центре. Вождь, Астугатага, молча кивнул двум молодым людям, одновременно поклонившимся ему. Волосы его были белы как снег, лицо испещряли глубокие морщины, но он сохранил зоркость глаз и ясность мысли.

Волк, следуя заведенному ритуалу, протянул вождю свое ожерелье. Это долженствовало подтвердить честность его намерений.

— Асийя, — произнес он положенное приветствие. — Я хочу прибегнуть к вашей мудрости.

— Чего желаешь ты, о Ва-йя, сын Алкини? — Волк, не сводя взгляда с темно-коричневого, морщинистого лица Астугатаги, остро чувствовал присутствие своего противника Тал-тсуски.

— Мой отец был убит, — произнес он. Слова эти дались Волку не без труда, но иной возможности заявить о своих правах на Кэролайн у него не было.

— Мне об этом известно. И я уже высказал свое неодобрение тем, кто повинен в его смерти. — Вождь бросил быстрый взгляд в сторону Тал-тсуски, затем снова перевел глаза на Волка.

— Вы знаете, что подобное деяние должно быть компенсировано. И я, как наследник покойного, требую этой компенсации!

— Участники нападения понесли наказание, — веско произнес Астугатага. — К тому же владелец Семи Сосен во многом сам повинен в случившемся. Он отчасти спровоцировал это нападение.

Волк лучше, чем кто бы то ни было другой, знал, насколько справедливы слова старого вождя, но не подал и виду, что разделяет мнение Астугатага о справедливости полученного отцом возмездия.

— Я слышал, что воинам было позволено танцевать со скальпом!

Астугатага лишь молча кивнул головой, подтверждая сказанное.

— Британцы также узнают об этом. Не от меня, нет! У них есть свои осведомители. Слухи о происшедшем в Семи Соснах уже сейчас разлетаются по округе со скоростью ветра.

— Вот и хорошо! — Тал-тсуска выступил вперед, не дожидаясь своей очереди. — Мы наконец показали англичанам, что наше племя — не горстка трусов, готовых лизать пыль под их сапогами! Мы — неустрашимые воины!

— Которые нападают на больного старика и двух беспомощных женщин! — презрительно сморщившись, ответил Волк, повторив слова, которые несколько минут назад услышал из уст Кэролайн.

Кирпично-бронзовое лицо Тал-тсуски, покрытое шрамами, стало багровым от гнева. Драки и поединки в стенах вигвама совета были строжайше запрещены, и, зная об этом, Тал-тсуска тем не менее сжал кулаки, сделав угрожающее движение в сторону Волка. Волк, оставаясь недвижимым, лишь окинул противника равнодушным взглядом.

— Тал-тсуска, Ва-йя! — твердо произнес вождь. — Вы пришли сюда для обмена словами. Не давайте воли гневу! Волк повернулся к Астугатаге и взволнованно произнес:

— Нападение на Семь Сосен — это военный маневр, осуществленный в мирное время! Англичане станут рассматривать случившееся именно в таком свете!

— Пусть они придут сюда, мы покажем им, как Ани-Юн-вийя, чероки, мстят за нанесенные обиды!

— И реки станут красными от крови. Ты желаешь подобной участи для своего народа? — Обращаясь к Тал-тсуске, Волк не сводил глаз с вождя, ибо слова его в первую очередь предназначались старику.

— Он будто бы ратует за наш народ, а по какому праву?! Ведь сам он — не Ани-Юн-вийя. Он — сын Инаду. Он — англичанин!

Волк промолчал. Вождь и без гневных выкриков Тал-тсуски знал его родословную. Пусть на чашу весов будут положены его дела, решил он. Слова в данную минуту не принесут пользы.

— В отличие от своего отца, Ва-йя всегда был нашим преданным другом. Матерью его была Алкини из клана Волка. — Астугатага поднял на уровень лица руку с зажатым в ней ожерельем Волка. — А дед его прославился как бесстрашный воин.

— Но он говорит о прекращении сопротивления!

— Я лишь упомянул о возможности компромисса, — спокойно поправил его Волк. — Ведь в настоящее время главы родов обдумывают предложение губернатора Литтлтона о мирных переговорах. — На мгновение Волк замолчал и надеждой посмотрел в глаза вождя. — Я был за морем в их стране. Она велика, и людей там много, точно москитов в середине лета. Они не оставят неотмщенным набег на Семь Сосен.

Волк глубоко вздохнул. Его доводы были сильны, но вопрос, который он поднял, не мог быть разрешен здесь и на этом уровне. Он прекрасно знал об этом, так же, впрочем, как и Астугатага.