Ульяна Гринь - Серая мышь на тропе войны

— Васса Ульяновна! Позвольте сделать вам комплимент! — один из гостей, мужчина в сером костюме и веселом китайском галстуке с обезьянками — Вадим говорил, что он важная шишка в министерстве торговли — постучал по бокалу, призывая к тишине. — Прекрасный ужин! Ваша телятина в соусе просто великолепна!

— Спасибо, — смущенно улыбнулась я, бросив быстрый взгляд на сидевший с краю стола персонал. — Но она не моя, к сожалению, хотела бы я так готовить! Комплимент надо делать Антонине, все блюда — ее исполнения!

Кухарка, услышав свое имя, испуганно замахала рукой, но под аплодисменты гостей была вынуждена улыбнуться и даже приподнялась, чтобы поклониться.

— Тогда за великолепный персонал вашего гостеприимного дома, Вадим Петрович и Васса Ульяновна! — провозгласил дядька из министерства.

Все подняли бокалы, чокаясь с ближайшими соседями, а Вадим повернулся ко мне с усмешкой:

— Бедная Антонина, ты сведешь ее с ума! За тебя, девочка!

— Я не виновата, — попыталась оправдаться. — Ведь это действительно она все приготовила…

— Так не делается, Васса! — засмеялся он тихонько, приблизив лицо к моему. — Ты хозяйка, ты отвечаешь за косяки и принимаешь комплименты!

— Как это по-городскому, — вздохнула я, отставив бокал. Вадим поднес к нему свой:

— Милая, ты даже не пригубила. За себя надо выпить обязательно!

— Хорошо.

Я не стала спорить с ним, чтобы не испортить сюрприз, чокнулась, но пить все равно не стала. Только губы промокнула. А потом громко сказала:

— Я предлагаю выпить за Вадима, который организовал такой чудесный вечер, собрал так много интересных людей за одним столом и вообще — самый замечательный человек в мире!

— За Вадима!

— За Вадима Петровича!

Все полезли чокаться к мужу, и я смогла вздохнуть с облегчением. Мне сейчас ну никак нельзя пить! Вот и забудет об этом, а там уже скажу…

После ужина и в ожидании какого-то специального десерта мужчины пошли в кабинет курить сигары, женщины собрались в гостиной обсудить наряды. Потом подали десерт — сливочный крем с кусочками папайи и радужный торт. А потом все, накинув верхнюю одежду, по приглашению Вадима вывалились во двор. Там стали считать хором секунды, оставшиеся до Нового года, сбиваясь, смеясь, выравниваясь… А потом…

Бум, бах, тарарах!

Я испугалась в первый момент, но небо расцвело огромными одуванчиками вспышек. Красные, зеленые, желтые, гигантские цветы вырастали, ширились, куксились и опадали, а на их место выстрелы приносили новые. Фейерверк вызвал бурю восторга своим разнообразием, когда из одного выстрела получался маленький взрыв, а из него — еще десяток, а из них еще сотня. Я смотрела на небо, как на чудо, гадая, где появится очередной цветок, каким он будет, сколько продержится.

Руки Вадима обняли сзади, привлекли к себе.

— Нравится, Васса? — шепнул мне на ухо муж. Я прижалась к нему крепче и восхищенно ответила:

— Очень! Будто звезды падают и превращаются в бенгальские огни!

— Это для тебя, моя маленькая девочка, моя любовь!

Я потерлась щекой о его плечо и прошептала:

— У меня тоже есть подарок для тебя.

— Какой же? — Вадим наклонился ко мне, невесомо целуя в нос, а я ответила:

— У нас будет маленький… Я беременна!

Я ждала, затаив дыхание, потом подняла глаза на Вадима. На его лице выражения сменялись быстро, но так явственно: недоверие, недоумение, отторжение, ярость, брезгливость… Вот с этой последней маской он и оттолкнул меня, покачал головой, будто хотел раздавить таракана, но не осмелился тронуть.

И ушел в дом.

Но почему?

3 января

Поезд качался на перегонах, стучал колесами и не позволял мне думать. Но думать и не хотелось. Хотелось просто лечь, уснуть и больше никогда не плакать, не страдать, не метаться…

Было уже далеко заполночь, когда мы проводили последних гостей, когда прислуга удалилась к себе с подарками, когда Вадим лично позапирап двери. Я ждала его в спальне, и сердце гулко стучало, будто на свадьбе играл один лишь барабан. Муж вошел, не глядя на меня, остановился напротив кровати, а потом глухо сказал:

— Мы разводимся. У тебя сутки, чтобы покинуть дом. С тобой свяжется мой адвокат по поводу бумаг.

— Но… почему? — озвучила я наконец мучивший меня вопрос. Гзлое сорвался, и я замолчала, просто терзая Вадима взглядом.

— Потому что ты мне изменила.

— Я никогда… ни с кем! Ты же знаешь! Этот ребенок от тебя, Вадим!

Мне хотелось убедить его, заставить взглянуть на меня, дать понять, что он неправ, что он не может быть прав — ведь я не лгу! Однако муж только коротко и зло засмеялся, качая головой:

— Третий раз я не попадусь на эту удочку! Дважды мне наставили рога, прижили ребенка от любовника и убедили, что дети мои. Я делал тест на отцовство, и он отрицательный в обоих случаях. С тобой я даже не буду тратить деньги на тест… Вот, взгляни.

Он открыл спрятанный за картиной сейф, вытащил из него папку и бросил рядом со мной на кровать. Осторожно заглянув в нее, я вытащила верхний лист. Предварительный анализ. Что это такое? Порозовела, выхватив из текста слово «сперматозоид»… Анализы спермы? Внизу был написан диагноз — очень длинное слово, которое я прочитала по слогам: «О-лиго-асте-но-тера-то- зоо-спермия». Знать бы еще, что это означает. Я наморщила лоб:

— И что я должна понять?

— Я бесплоден. Полностью. Необратимо. Я не могу иметь детей. Смирился с этим, однако все мои жены зачем-то пытаются мне впарить своих бастардов!

Он хмыкнул и отобрал у меня папку.

— За алиментами иди к тому, который заделал тебе ребенка. Все. Уходи.

— Но… Быть может, это чудо? Господь позволил нам иметь ребенка! Чудо!

— Я не верю в чудеса.

— Ты не понимаешь, Вадим! — уже в отчаянье закричала, вскакивая. — Я не изменяла тебе! Посмотри на меня! Посмотри же мне в глаза!

— Уходи! — почти зарычал он, отворачиваясь. — Я не желаю ни видеть тебя, ни говорить с тобой! Ты разочаровала меня! Я надеялся, что из своей деревни привезла хотя бы честность, но ошибся. Терпеть не могу ошибаться! Убирайся из моей спальни! Из моей жизни!

…— Девушка! Девушка-а!

Очнувшись от своих мыслей, я подняла взгляд. Проводница в форме стояла в дверях, чуть покачиваясь по ходу движения, и смотрела на меня поджав губы. Потом спросила с нажимом:

— Девушка, вы чай брать будете?

— Чай? — растерянно переспросила я. В желудке предательски заурчало, и я кивнула: — Да, буду, спасибо.

— Ты бы, милая, сходила покушала, — тихонько посоветовала пожилая женщина, соседка по купе. — Или была уже сегодня в вагоне-ресторане?

— Не была она! — отозвался бородатый веселый парнишка с верхней полки. Он торчал там с самой посадки в поезд и азартно резался в какую-то шумную игру на планшете. — Как ни гляну — сидит и в окно смотрит. Скучные соседи в этот раз мне попались!

Вздохнув, я встала, взяла сумку и молча вышла в коридор.

Добираться до ресторана было через три вагона, он был, как и вчера, почти пустым. Я заказала овощи с куриным филе и села к окну. Хотя питаться в ресторане показалось мне дорогим удовольствием, денег решила не жалеть и была рада хоть ненадолго остаться в одиночестве, потому что соседи по купе начинали раздражать. Скорее бы закончилось это изнурительное путешествие…

Первого числа, проведя бессонную ночь в постели гостевой спальни, я собрала вещи в чемодан, купленный Вадимом для возможных поездок в отпуск. Вначале хотела оставить все и забрать только одежду, в которой приехала в Питер, но передумала. Муж обошелся со мной по-свински, хотя я ничем не заслужила его гнева. Я жду от него ребенка, которого он отказался признавать. Поэтому не стала строить гордячку и забрала все вещи, кроме украшений. Там, куда я поеду, они мне без надобности.

Из дома я вышла около десяти, села в вызванное заранее такси дядьки Андрея и назвала адрес офиса моего компаньона по ферме. В машине молчала. Сердце ныло и рвалось обратно, требовало разговора по душам с мужем, но я держалась. Держалась только на чистом фамильном упрямстве Семеновичей. Решила — значит, сделаю.

Елагину на мобильный я позвонила из только что открывшегося кафе на первом этаже офисного здания. Знала, что он встречает Новый год на работе и будет там с утра.

— Елагин, слушаю.

— Олег Николаевич, это Васса. Вы в офисе? Мне нужно с вами встретиться.

Еще несколько недель тому назад я и не подумала бы так разговаривать с кем бы то ни было. Но сейчас… Мне было не до смущения, не до пиетета (красивое слово, недавно выучила), не до старых семейных обид. Мой план требует неукоснительного исполнения и горит по срокам.

— Конечно, я… — он слегка замялся, потом продолжил: — Дайте мне пятнадцать минут.

— Я внизу, в кафе. Спускайтесь, я вас жду.

Вместо кофе или чая я заказала смузи. Сонный вялый официант принес его недоизмелыенным, но я воздержалась от замечаний. Все-таки праздник, а мне дома не сидится, у меня горит, проблемы, муж выгнал…

Елагин вошел в стеклянный короб кафе, приблизился к столику своей кошачьей походкой, склонился над моей рукой:

— Васса, с наступившим!

— Вас также, спасибо, — я порозовела, спрятала взгляд, а он сел напротив, махнув официанту, и спросил:

— Что за срочность? Какие могут быть дела первого января с самого утра?

— Простите меня, ради Бога, Олег Николаевич…

Мне стало стыдно на миг, но я подавила срам на корню. Елагин Елагиным, а у меня свои дела, своя нужда.

— Не извиняйтесь. Давайте ваше дело.

— Я хочу продать вам свою часть фермы.

Он глянул на меня так, будто я попросила не иначе как Луну с неба. Помолчал, потом осторожно поинтересовался: