Он помолчал, вчитываясь в документ, а потом продолжил:

— Отправь его обратно.

Серые глаза впились в мое лицо, и я сглотнула. Вадим вел себя, как в первый день нашей встречи. Отдавал приказы. Тогда мне было все равно, но теперь я жила у него, подчинялась его воле. Во всяком случае, должна была подчиняться. Однако морда Спагетти, ее грустные большущие глаза вызвали у меня стойкое желание протестовать. И я запротестовала:

— Не могу. Пони некуда больше деть! И ее надо лечить!

— Ты будешь тратить мои деньги на лечение заведомо безнадежного животного?

— Вы же сказали, что деньги, которые я получаю на мой счет — мои!

— Я считаю, что это неуместные траты, Васса.

— Для вас, может, и неуместные, а для меня уместные!

В запале я выкрикнула эти слова и замолчала, осознав, что ору на весь дом. Вадим нахмурился и встал, подошел ко мне:

— Васса, почему такой тон? Неужели я дал тебе недостаточно свободы и недостаточно возможностей?

Я опустила глаза, признавая его правоту. Да, он дал мне все. А я начинаю выкобениваться и играть на нервах мужа. Да, это плохо. Неблагодарно…

— Простите…

— Васса.

Он пальцем поднял мое лицо, заставив взглянуть в глаза. Странные глаза. Они смотрели так, словно Вадим собирался меня съесть, сперва облизав с ног до головы… Ну, или хотя бы поцеловать. А еще его глаза затягивали мой взгляд, заарканив его, не позволяя отвести, не позволяя моргнуть. Я тонула в бархатной глубине, а Вадим сказал:

— Я уже просил не обращаться ко мне «на вы». Почему ты упрямишься?

— Я не могу… — промямлила тихо.

— Можешь, но не хочешь.

Ну поцелуйте же меня…

Вадим отпустил мое лицо и отошел. Вдох-выдох. Его голос:

— Ладно, черт с ним, с этим пони. Но больше никаких зверей крупнее курицы!

— Хорошо.

— На неделе мы приглашены на открытие нового банка. Тебе нужно будет привести себя в порядок, потому что руки у тебя просто ужасные. Вера, мой стилист, подъедет в понедельник, чтобы подобрать одежду и заказать косметолога. Изволь слушаться ее беспрекословно.

Вадим обернулся ко мне, смерил меня взглядом и строго добавил:

— От тебя зависит теперь половина моего имиджа.

— Хорошо.

Я прониклась. Муж и жена — одна сатана… Таковы были правила игры с самого начала. Я слушаюсь и мило улыбаюсь — получаю все, что хочется. Вот и сегодня Спагетти получила право на жизнь на участке. А мне придется вытерпеть стилиста, косметолога и выход в свет.

— Ну-ну… Не корчи такие грустные рожицы! Это всего лишь фуршет, а не публичный суд! — усмехнулся Вадим.

— У^к не одно и то же ли это… — пробормотала я.

— Не ной. Мило поулыбаешься, ответишь на несколько вопросов — Лариса пробежится с тобой по ответам — и выпьешь шампанского за три тыщи бутылка. А потом Леня отвезет тебя домой.

— Хорошо.

Похоже, это слово станет моим самым любимым на последующие годы.

— Все, Васса, иди, мне надо поработать еще, — буркнул Вадим. — Встретимся за ужином.

Я только кивнула и вышла из кабинета. Сумрачные тени уже спустились на двор, и фонарики по всему участку разгоняли наступающую черноту. Сунув ноги в ботинки, я пошла на свою ферму. Там тоже было все спокойно. Петра согнала своих подопечных в курятник, кролики тихонечко хрустели морковкой в своем ящике, петух косился на меня целым глазом подозрительно и чуть ли не враждебно.

— Спокойно, Петенька, я не украду твоих жен. Спи.

Спагетти, устроенная под временным навесом рядом с курятником, тихонько вздыхала, потряхивая головой. Я протянула ей кусочек сахара, как по-питерски говорила тетя: «рафинаду», и пони аккуратно сняла белый кубик губами с моей ладони. Я погладила ее по морде, ощутила жесткость шерсти и улыбнулась. Почти как корова. Почти как наша Зорька…

Обход владений завершился в избушке. Печь еще теплилась, но я не стала растапливать ее. Хлеб остывал на шестке — шесть подкопченных квадратных форм, полных до края. Два для Антонины, четыре для женщин из поселка. Вчера мне дали заказ на хлеб и сыр, настоящие, деревенские, из биологически чистых продуктов. Даже заплатили авансом. А одна из женщин — та самая, полненькая и солидная — пожертвовала двести долларов на лечение Спагетти. Деньги я отдала Валентине с Наташей и пообещала до кучи приготовить сибирские пирожки с облепихой… Но это на следующие выходные. Как раз тут видела неподалеку заросли этих ягод…

Надо вынуть сыр из-под пресса и попробовать. Вроде все положила, как дома, но мало ли, вдруг тут соль не такая соленая или травы не тот привкус дали. Но, только я сняла трехлитровую банку, полную воды, с сыра, завернутого в марлю, дверь скрипнула. Обернувшись, я увидела Леню. Он стоял со своей обычной улыбкой, глядя на меня кошачьим взглядом:

— Привет.

— Привет, — смутилась я, разворачивая марлю. — Хочешь попробовать?

— Что ты там замутила? — спросил он, подходя ближе.

— Домашний сыр. С травами.

— Валяй, попробуем.

Сыр спрессовался просто отлично. Теперь бы вкус был хорошим… Я отрезала кусочек и протянула Лене, а сама взяла еще один. Да, соли явно маловато, надо чуть больше класть в следующий раз. Леня же причмокнул: — М-м-м! Вкусно! Сама сделала?

— Конечно.

— А хлеб?

— И хлеб.

— Хозя-я-юшка! — протянул с улыбкой парень. — Умница, красавица, комсомолка…

— Я не комсомолка, — машинально отказалась я. — К нас все верующие…

— Значит, против умницы и красавицы ты не против! — засмеялся Леня. — Ты чудо, Васса!

— Что ты здесь делаешь?

— Зашел на огонек, а что? Ты не хочешь меня видеть?

Я мельком глянула на него и отвернулась, снова заворачивая сыр в марлю, а потом почувствовала на талии тяжелые теплые руки. Замерла. Что он делает?

Он меня обнял, прижимаясь к моей спине:

— Ты такая славная, чудесная, красивая… Такая… Ты так мне нравишься!

— Перестань! — я попыталась оттолкнуть его, вывернуться из его рук, но оказалась лицом к лицу с Леней. Он смотрел на меня, почти как Вадим недавно, будто хотел съесть…

Сафрон… Горячие руки… Объятия…

— Не противься, я же вижу, что тебе приятно…

Шепот совсем рядом с моим ухом. Воздуха не хватает. Я же замужем! Мне неприятно! Да что же это такое?

— Отпусти меня! — еще одна попытка вырваться. — Иначе ты пожалеешь!

— Малыш, Васса, поцелуй меня…

Что же… Ты сам этого хотел, Ленечка!

Удар в низ живота коленом заставил его согнуться пополам. А моя рука сама собой нащупала у печи кочергу, и я ткнула железякой куда пришлось. Леня завопил:

— Ты сдурела?

— Сам сдурел! — ответила я, пытаясь отдышаться, и снова подняла кочергу, будто воин наготове: — Вали отсюдава!

— Чокнутая! — простонал он. — Чего ты добиваешься?

— А ты чего? Я замужем!

— Как будто ты спишь с мужем!

— А вот это тебя не касается! Тебя вообще волновать не должно, где и с кем я сплю!

— Ас кем ты спишь? Почему бы не со мной? — Леня разогнулся, все еще держась за промежность.

— Да пошел ты! — бросила я, как иногда говорил Димка. — Скройся с глаз, а то я скажу Вадиму!

— Вадиму! — фыркнул Леня. — Ну иди, скажи Вадиму! Скажи, скажи! Дурочка!

— Сам такой! Хочешь кочергой получить? Убирайся!

— Ну и не больно-то хотелось! — Леня скорчил рожицу совсем по-детски и вышел из избушки, хлопнув дверью. Я выдохнула и обмякла, только сейчас почувствовав, как жутко дрожат ноги и руки. Отбросила кочергу, и та с глухим звоном стукнулась об угол печи. Оттуда же жалобно мяукнули, и я испуганно позвала:

— Кроха! Ты что там делаешь?

Кошка вылезла из подпечья, отряхнувшись, глянула широко распахнутыми глазищами и снова мяукнула, словно спрашивая, а не сошла ли с ума хозяйка.

— Иди ко мне, кисонька, — я присела, протягивая руки к Крохе. — Извини меня, я не нарочно!

Тиская худенькое тельце доверчивой кошки, я хмурилась и ругала себя. Ведь обещала же не оставаться с Леней наедине! Надо было сбежать сразу же, как только он вошел в домик…

А с Вадимом я еще поговорю. Обязательно поговорю.

19 октября

Леня открыл дверцу, и Вадим вышел первым, а потом обернулся и подал руку мне. Я с опаской ступила на мокрый асфальт, опираясь на твердую ладонь, и выпрямилась. Ох, как не упасть на этих ужасных высоких каблуках? Не буду отходить от мужа ни на шаг! В случае чего, вцеплюсь в него мертвой хваткой!

Вадим похлопал мою руку ладонью:

— Расслабься. Я уверен, что все пройдет на высоте!

— Хотелось бы, — пробормотала я, покрепче ухватившись за локоть мужа.

— Говори поменьше, улыбайся побольше. Если будут задавать вопросы — отвечай, но кратко.

— Хорошо.

— И не пей много. С непривычки голову понесет.

— Хорошо, я только сок.

— Я познакомлю тебя с женами своих партнеров и… Да, жаль, что здесь не будет их дочерей. Это, наверное, было бы лучше.

— Вы шутите? — я взглянула на мужа уже не снизу-вверх, а, в силу каблуков, почти наравне.

— Шучу, — улыбнулся Вадим. — Кстати, Мелания чуть старше тебя, вы найдете общий язык. Надеюсь…

Я уже ни на что не надеялась. Туфли не натирали, слава богу, но были жутко неустойчивыми, хотя я и тренировалась почти три дня, расхаживала в них по дому. Розовое платье, которое привезла Вера — неумолимая, живая и говорливая молодая дама — утягивало мне талию и норовило зацепиться подолом за каблук. Приходилось постоянно напоминать себе придерживать ткань у колена. Вкупе с сумочкой, локтем Вадима и косметикой на лице, которую нельзя было трогать, все это держало меня в напряжении. Ни сесть, ни встать, ни нос почесать.

Мы поднялись по ступенькам в ярко освещенное здание с колоннами через открытую швейцаром в ливрее тяжелую дверь, и к Вадиму тут же подскочили несколько человек с фотоаппаратами. На нас нацелились объективы, я, памятуя наставления мужа, улыбнулась и чуть подалась к нему.